Прибыв на работу пятнадцатью минутами раньше, Мина захватила из торгового зала банку «севен-апа» от тупой боли в желудке и направилась в подсобное помещение. Она еще не обедала, но пока совсем не проголодалась, поэтому положила принесенный из дома перекус — бутерброд с ветчиной и яблоко — в свой шкафчик и вернулась к кассам. Всю сознательную жизнь Мина не могла есть, если была в расстроенных чувствах или нервничала. Она с легкостью пропускала несколько приемов пищи, не в силах отделаться от тяжести в груди или грызущей скорби в душе. Эмоции контролировали ее организм, как булавки, удерживающие насекомое или бабочку на стене. Попав в приют, в первый день Мина сидела перед тарелкой перловой каши с фасолью, не в силах проглотить и ложки — желудок сжался в кулак, словно защищая самую важную, самую сокровенную часть ее естества. Ей оставалось лишь потихоньку цедить воду, пока монахини не разрешили ей встать из-за стола два часа спустя. Только через нескольких дней она наконец достаточно привыкла к распорядку дня, к новым лицам и сумела проглотить целую порцию водянистого твенджан ччигэ с кабачком. От первой же ложки все тело с головы до ног встрепенулось, накрытое волной ощущений — как луковицу цветка, покоящуюся в ледяной земле целую зиму, внезапно опаляет поразительной летней жарой. Мина подавила желание наброситься на еду с животной жадностью. Мистер Ким стоял у касс — он выглядел так, будто все утро носился как белка в колесе, к потному лбу прилипли пряди волос. Когда их глаза встретились, он сверкнул едва заметной улыбкой, прежде чем убежать разбираться с очередными делами: жалобой клиента, задержкой поставки, разбитой бутылкой на полу в третьем проходе. Возможно, в тот день у них не хватало персонала. Мина представила его владельцем собственного супермаркета и заранее гордилась им, зная, что однажды он сумеет помочь своей маме. Может, та даже переедет в Америку и они будут вместе о ней заботиться. Или, возможно, она захочет остаться в Корее, и мистер Ким купит ей милый домик и будет навещать раз в год, щедро одаривая подарками — шоколадом, новой обувью и одеждой. Как часто он ездил в Корею, если вообще ездил? Он никогда не упоминал об этом, несмотря на привязанность к маме. Может, он не мог позволить себе отпуск или не мог свободно летать из-за иммиграционного статуса? Мина вдруг поняла, как мало они знают друг о друге. Два пучка зеленого лука. Соевая паста. Большая бутылка кунжутного масла. Пачка сушеных морских водорослей. Сушеная хамса. Мука. Упаковка из шести банок «Хайта». Сушеные каракатицы. Две коробки «Чокопая». Спустя несколько часов работы у Мины так закружилась голова, что пришлось опереться на кассу. От желудка к корню языка подступила желчь. Поток покупателей замедлился, поэтому она бросилась в подсобку, боясь, что упадет в обморок или что ее стошнит. Мина зашла в подсобку, за спиной захлопали шторы из резиновых лент, темнота и прохлада немного взбодрили ее. Она согнулась и уперлась руками в колени, глубоко дыша в попытке восстановить дыхание. Откинув голову и жадно хватая воздух ртом, она с беспокойством подумала, что, скорее всего, ей все же придется отпроситься домой пораньше. Может, нужно просто отдохнуть — в своей комнате, на своей кровати, в одиночестве. Внезапно за дверью кабинета мистера Пака послышался скрип стульев по пыльному полу, вслед за которым раздался приглушенный женский вскрик. Мина остолбенела, ужас сковал горло, как стальные пальцы. Не в силах приблизиться к этому звуку, она кинулась обратно в торговый зал в поисках мистера Кима. Он разговаривал с пожилой женщиной возле кассы. Едва увидев лицо Мины, он быстро извинился перед покупательницей и последовал за ней в подсобку, где она указала на дверь. Он прислушался, потом крикнул: — Мистер Пак? — Тишина в ответ. — Мистер Пак! — Он подергал ручку и толкнул дверь. Спрятавшись за углом, шагах в десяти от двери, Мина снова услышала женский вскрик, за которым последовали мужская ругань, шум драки, грохот мебели. Мина не знала, что делать. Она хотела броситься внутрь, но от ужаса не могла двинуться с места. Может, нужно бежать? — Ах ты сукин сын! — задушенным голосом выкрикнул мистер Пак. — Ты уволен! Убирайся к чертовой матери! Из-за двери вышел мистер Ким, прихрамывая и поддерживая за плечи согнувшуюся от боли женщину. Ею оказалась Лупе. У Мины душа упала в пятки. Голова закружилась. К горлу подступила мерзкая кислота. — Уходим, — шепнул мистер Ким Мине. — Пока он тебя не увидел. — Что? — Идем. — Он схватил ее за руку. — Лупе, идем. Все вместе они вышли через тяжелую заднюю дверь на слепящий солнечный свет. — А как же моя сумочка? — потерянно пробормотала Мина. — Ключи от квартиры? — Заберем ее позже. Я позвоню Даниэлю и попрошу его все принести. Позже мы все заберем, хорошо? Открыв дверцу фургона, Мина жестом пригласила Лупе сесть на переднее сиденье, где та разрыдалась, спрятав лицо в ладонях. По подбородку мистера Кима стекала струйка крови, капая на плечи, на футболку поло, которую он утром надевал перед ней. Мина на заднем сиденье попыталась отыскать салфетку, чтобы промокнуть кровь. Ничего не найдя, она сняла свитер и приложила к голове мистера Кима. — П-простите, — выговорила Лупе по-английски, кашляя, почти задыхаясь. — Что вы, не извиняйтесь, — ответил мистер Ким по-испански. — Мы отвезем вас домой. Мина потянулась, чтобы сжать плечо Лупе, пытаясь таким образом передать то, что не могла сказать ни по-испански, ни по-английски: «Тебе не за что извиняться. Ты ни в чем не виновата». Сидя в одиночестве на заднем сиденье, Мина не могла ни позаботиться о ранах мистера Кима, ни утешить Лупе. Сердце бешено колотилось, мысли разбегались, пытаясь разобраться в произошедшем. Проглотив подступающую к горлу желчь, она отогнала мысли о том, что с ними теперь будет, и, закрыв глаза, попыталась выровнять дыхание. — Сукин сын, — прошипел мистер Ким себе под нос. Когда они остановились у дома Лупе, та попыталась собраться, вытирая лицо рукавом. Мина открыла дверцу машины, и ее тут же вырвало на траву рядом с тротуаром. Ни Лупе, ни мистер Ким ничего не заметили. На мгновение Мину отвлекла длинная колонна муравьев, пожирающих раздавленную улитку. Мистер Ким лежал на кровати, уставившись в потолок, весь в синяках, с забинтованными лбом и руками. — Что теперь будет? — тихо спросила Мина. — Не знаю. Он рассказал ей о произошедшем в кабинете: как вошел и увидел мистера Пака, навалившегося на Лупе. При его появлении тот оттолкнул Лупе, отчего та ударилась об угол стола и рухнула на пол. Мистер Ким ударил мистера Пака кулаком в лицо, а потом еще и еще, пока не разбил руки в кровь. Затем он кинулся помогать Лупе, и тут мистер Пак толкнул его в книжную полку, отчего все содержимое высыпалось ему на голову. — Ах ты сукин сын! Ты уволен! — выплюнул мистер Пак окровавленным ртом. Представив себе ужас Лупе — ее страх, панику и отвращение, — Мина испытала жгучее желание убить мистера Пака, полоснуть по его шее канцелярским ножом. Она вспомнила, как он однажды вышел из своего кабинета и помог ей поднять коробки с пола. На поясе мелькнула рукоятка пистолета. «Уверены, что справитесь?» — подмигнул тогда он. По ее спине пробежали мурашки. Кулаки сжались. «Я много работал, очень много. И теперь я владелец. Здесь все — мое». Мина была готова сломать его, смять, как одну из пустых коробок, засунуть его слова обратно в глотку. Он заслуживал худшей смерти. Мистер Ким вздохнул и начал: — Возможно… — Что? — Возможно, он сдаст нас полиции. Он крепко зажмурился. — Тебя? Но почему? — Голос охрип. — У него есть друзья. — В каком смысле? — У него есть связи. Просто… Если он действительно захочет… он может избавиться от нас всех. — Ведь он уже уволил тебя! — У Мины в груди бешено колотилось сердце, отдаваясь в висках. — Если ему будет этого недостаточно. — В каком смысле? — Точно не знаю, мне кажется, он как-то связан с депортацией Марио. — Что? — У меня нет никаких доказательств. Может, это просто паранойя. — Мистер Ким покачал головой. — На днях он сказал, что Лупе хорошо работает. Потом добавил что-то о Марио — будто бы он сам нарвался на неприятности и ему не хватило ума не совать нос в чужие дела. — Из уголка его глаза выкатилась слезинка. — Я не стал задавать вопросов. Только он как будто пытался мне что-то сказать. Как будто предупреждал. Даже не знаю. — Зачем ему звонить в полицию, если именно ты пытался помочь Лупе? Это он преступник. — Он знает, что она не станет звонить в полицию из-за страха депортации. У нее маленькие дети. Она никогда не обратится в полицию. И он может придумать какую-нибудь историю о том, как я на него напал. — Так я могу дать показания! Я была там и все видела. — Он более могущественный. — Его ноздри гневно раздулись. — Его слова имеют больший вес, понимаешь? Мина осторожно нажала на пластырь, отклеившийся от его лба. Вата стала коричневой. Она закрыла глаза, и в голове прогремел взрыв. Этот мир никого не щадит. Любая радость лишь затишье перед бурей. Маленькая Мина взывает к людям, проносящимся мимо в отчаянной попытке спастись. «Омма! — жалко зовет она сквозь слезы. — Омма». Кругом кричат люди, свистят бомбы. Колючая земля вонзается в колени и ладони при падении. Мина представила фонтан крови из шеи мистера Пака. — Мне лучше залечь на дно. — Мистер Ким сжал ее руку, возвращая к реальности. — В каком смысле? Она коснулась его руки, призывая лечь рядом. — Спрятаться или вроде того. — Он широко распахнул глаза, будто что-то вспомнил. — Сначала нужно позвонить Лупе и убедиться, что с ней все в порядке. — Что? Где ты спрячешься? Это бессмысленно. — Я не знаю. Он закрыл лицо рукой. — Ты хочешь уехать из города? — Не знаю.