Часть 18 из 55 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– …а пока пускай спит, – услышала она слова Даррита, обращенные к кому-то.
Или, может, ей это только приснилось?
Омарейл вздрогнула от громкого восклицания где-то рядом:
– Не знал, что вы тоже тут будете!
Она открыла глаза и выпрямилась. Норт уже не обнимал ее, его руки лежали на подлокотниках кресла. Лодья стоял рядом в сопровождении девушки с выразительными карими глазами и широко улыбался.
– Мирра работает в лавке госпожи Тулони. – Даррит указал на Фраю. – Она нас пригласила.
Лодья же в ответ познакомил их со своей помощницей.
– Очень приятно, Алтея, – отозвался Норт, хитровато улыбаясь и щуря лисьи глаза, – мы о вас наслышаны. Весьма. Лодья едва ли говорит о чем-то еще.
Девушка бросила смущенный взгляд на Лодью, тот с наигранным безразличием посмотрел в сторону.
– Там танцы начались, – заметила Алтея, улыбнувшись, и лицо ее стало настолько привлекательным, что Омарейл невольно залюбовалась.
– Так чего же вы ждете, – отозвалась на это Фрая, – молодежи положено веселиться. Отправляйтесь немедленно.
– Артур, – громко произнесла госпожа Пилари, – отправляйся с ними. Посмотри, сколько прекрасных дам идут на танцплощадку!
Испугавшись, что ее могут заставить вальсировать с братом Совы, Омарейл посмотрела на Даррита, ища поддержки. Вероятно, он прочитал панику в ее глазах, потому что встал – принцесса наконец отчетливо ощутила, как вольготно можно расположиться на кресле, когда ты один, – и протянул руку в приглашающем жесте.
Омарейл видела, что Артур тоже послушно поднялся и побрел к выходу из внутреннего дворика.
Танцевальная площадка была организована прямо на лужайке через дорогу, у дома напротив. Квартет музыкантов играл заводную мелодию, а шумная компания человек в двадцать задорно плясала. Принцесса сперва разволновалась: они с Нортом ни разу не танцевали, и предстоящее казалось чем-то особенно интимным. Но затем она увидела, что хореография здесь была несколько иная, чем знала Омарейл.
Никто не разбивался на пары. Юноши и девушки, мужчины и женщины вставали в ряд по четыре-пять человек, перекрестив руки с соседями, и двигались «стенка на стенку», то навстречу друг другу, то прочь.
– Кажется, здесь есть какой-то принцип, – пробормотала Омарейл, глядя на группу людей, двигающихся одновременно упорядоченно и хаотично.
– Корни этого танца уходят во времена межплеменной борьбы, – заявил Лодья, остановившийся рядом. – В перерывах между военными действиями солдаты Севера выпивали, играли на местном музыкальном инструменте кохене, а также барабане, который всегда брали в поход. Танец же имитировал сражения. Каждая группа людей – будто бы взвод или дивизия, которая наступает на вражескую. Что интересно: глубинная же причина того, что солдаты танцевали по нескольку человек, фактически поддерживая друг друга, заключалась в том, что они были пьяны и порой едва могли стоять. Так, друзья, появилась знаменитая Нортастерская полька.
– Ох, это так увлекательно! – воскликнула Алтея. – Откуда, ради Солнца, вы все знаете, господин Лодья?
– Я много читал, – заметно смущаясь, отозвался он.
Даррит и Омарейл переглянулись и ухмыльнулись.
Если за столом принцессе удавалось отстраняться от эмоций гостей, чувствуя их лишь легким шумом на фоне, то на танцевальной площадке, где царила общая эйфория, не помогла бы никакая сила воли. Омарейл веселилась, но она знала, что веселость эта была чужой. Несмотря на интенсивность и общность, эмоция от танца ощущалась ненастоящей, как если пытаться чувство голода утолить сладостями. Насыщение от конфет или пастилы приходит быстро, но оно не дарит того глубокого удовлетворения, которое приносит печеный картофель со специями, дополненный свежими овощами, или выдержанная на гриле форель с гарниром из рассыпчатого риса с ломтиком сливочного масла.
Быстро разучив основные движения Нортастерской польки, Омарейл прыгала в такт, крутилась, подхватывала под руки других, а они подхватывали ее. Даррит ничуть не отставал. Быть может, он не смеялся так заливисто, как принцесса, но танцевал старательно и с улыбкой. Под конец волосы, которые еще утром он долго причесывал и укладывал, совершенно растрепались, на щеках появился непривычный румянец, а глаза сверкали как-то по-новому.
– Ты, оказывается, умеешь веселиться, Норт, – с улыбкой заметила Омарейл, когда они присели отдохнуть на широкие ступени, что вели в соседский сад.
– Признаюсь, давно не позволял себе так расслабиться, – ответил он, усмехнувшись.
Не ядовито или саркастично, а просто, тепло, от души.
– А я всегда знала, что люблю танцевать, но танцы в одиночестве дарят несравнимо меньше впечатлений, – отозвалась принцесса.
Даррит бросил взгляд из-под растрепавшейся челки, попытался ее убрать, но пряди вернулись на место, падая на глаза и касаясь его скул. Сердце Омарейл забилось в горле. Ничего особенного не было ни в этом движении, ни во взгляде, но ей стало трудно дышать – трудно до тошноты.
– В книжках все не так, – высказала она свои мысли прежде, чем успела их обдумать.
Норт – предсказуемо – вопросительно поднял брови.
– Я тоже много читала, – Омарейл перевела взгляд вперед, в сумерки сада, – и многое из того, что проживаю, в книгах описывалось совсем по-другому.
Она скорее почувствовала, чем увидела, как Норт пожал плечами.
– Мы все разные.
– Раньше у меня не было ни капли сомнений, что чувствую, – вздохнула Омарейл, – а теперь думаю: если я ошибаюсь? Как определить, что это, например, любовь, а то – дружба? Это – привычка, а то – привязанность? Здесь – влечение, а там настоящее, высокое чувство?
– Вам так необходимо дать всему название и наклеить этикетку, как на коврик в лавке?
Она посмотрела на него и кивнула. Разумеется, ей было нужно понять, что творилось с сердцем. Требовалось разложить все на составляющие, как она когда-то разбирала механизмы: разделить на винтики и пружинки, выяснить, как все устроено, а потом собрать обратно.
– Все слова наполнены лишь тем смыслом, который вы в них вкладываете, – произнес Даррит, рассматривая собственные пальцы. – Ваши действия не должны зависеть от того, какой ярлык вы нацепили на свои чувства.
Принцесса задумалась ненадолго, а затем сказала:
– Но если даешь определение, становится проще: понятно, как реагировать, как действовать, – Она прикусила губу, пытаясь подыскать объяснение своим переживаниям. – Знаешь, я ведь и Сову не ненавижу. Должна бы, но… не ненавижу. Это, наверное, странно и неправильно.
– Это ваше дело, что чувствовать.
Она вздохнула:
– Может, глубокие чувства мне просто недоступны? Могу рассердиться или испытать радость, но вот чтобы как в книгах: желать врагу бесконечных страданий или быть готовой на все ради любви, на это я не способна.
Даррит повернулся к ней, глядя с интересом. Омарейл смотрела перед собой, испытывая неловкость от столь откровенного разговора и в то же время желая его продолжить.
– Например, ты… ты мне дорог. Я хочу проводить с тобой время, разговаривать обо всем на свете, как сейчас, даже готова выслушивать нотации. Ты красивый, – он как будто немного смутился, отвел взгляд, Омарейл заметила это боковым зрением, – и нравишься мне. И я подумала, что влюбилась, но что, если нет? И все это просто потому, что ты помогаешь мне? В книгах… там любовь описывают иначе.
Омарейл взглянула на Норта, и он в этот момент тоже посмотрел на нее. Ей снова стало трудно дышать – и то была не фигура речи: ей и вправду не хватало воздуха.
– Отбросьте логику, – было странно слышать это от Даррита, в котором все, кажется, только логике и подчинялось, – прислушайтесь к себе: только вы способны ответить на эти вопросы. Но решите сперва, действительно ли хотите знать ответы.
Повисла пауза, и вдруг он мягко рассмеялся. Настал черед Омарейл удивленно взглянуть, ожидая пояснений.
– Надеюсь, это не женская хитрость, – сказал он, улыбаясь.
– Хитрость? В чем же она заключается?
– Ваши слова вызвали у меня желание доказать, что вы в меня влюблены, а это совсем не входит в мои планы и противоречит всем данным себе обещаниям. Не нужно смотреть на меня так невинно, я очень хорошо знаком с женским коварством.
Он говорил шутливо, но Омарейл знала, что юмора в этих словах столько же, сколько и правды.
– У нас слишком мало времени, чтобы выдумывать такие сложные схемы, – отозвалась Омарейл негромко.
Тут ее внимание привлек человек в глубине сада. Он стоял у дерева, скрестив ноги. В его руке была сигарета, но если Пилигрим курил так, словно делал сигарете одолжение, то этот мужчина затягивался будто украдкой, как мог бы делать подросток, прячась от учителей и родителей.
Принцесса кивком головы привлекла внимание Даррита к фигуре, а затем встала и уверенно направилась вглубь сада.
– Здравствуйте, Артур, – поздоровалась она, и брат Совы вздрогнул, в его глазах читалось изумление.
Омарейл хотела познакомиться с ним поближе: после рассказа Фраи ей стало жаль этого человека. Поэтому она с доброжелательной улыбкой начала светскую беседу о празднике, еде и музыке. Поделилась, что впервые танцевала польку.
– Самый глупый танец, – отозвался Артур и торопливо выпустил дым. – Вы видели его со стороны? Все дрыгаются как припадочные.
Он затрясся, изображая, как, по его мнению, выглядели танцующие. Получилось действительно непривлекательно.
– Может, и так, но зато это отличный способ немного размяться после такого плотного ужина, – с энтузиазмом продолжила принцесса.
Артур дернул плечом.
– Было бы чем наедаться, – отозвался он. – Дюжина вариантов картошки. Воротит от нее уже. Я дома ее постоянно ем, смотреть противно.
Омарейл вздохнула, набираясь терпения.
– А вы недалеко живете?
– На другом конце города! – охотно ответил Артур и скривил губы. – Пришлось добираться не меньше часа. Извозчик Гвинеи, которого она за мной отправила, еще и города не знает, хотя сказал, что работает в Астраре уже двадцать лет.
– О, госпожа Пилари отправила за вами повозку? Это очень удобно. Мы шли из центра города пешком. Здорово, когда есть возможность иметь собственный экипаж, не правда ли?
– Хорошего в этом мало. Надо постоянно ухаживать за лошадьми, содержать кучера. Дорого, а удобство сомнительное. Гвинее делать нечего.
– Вы, должно быть, предпочитаете прогуливаться пешком? – Принцессе стоило большого труда спросить это ровно, с нотками заинтересованности.
Хотелось, разумеется, вложить в эти слова весь свой сарказм. Но ведь Артур и так всю жизнь страдал от воздействия Совы! Не стоило эмоционально давить на него.