– Он из первых семей! – зло отозвалась Сова, а затем спокойнее продолжила: – «Норт» означает «Север» на языке древних, так что тебе наверняка позволят назвать именно так. Во-вторых, пожалуйста, никогда никому не говори, кто его мать. Это может погубить мою семью. Норт тоже не должен знать. Обещай. Фрая закачала головой: – Позволь сказать мальчику… – Сказать что? – сердито уточнила Совалия. – Что он – угроза для своей родной семьи? Что от него отказались ради благополучия брата? Обещай, что не скажешь. Госпожа Тулони горестно вздохнула. – Да вряд ли и смогу… – потерянно пробормотала она. – Разве можно объяснить, почему родная мать решила бросить беспомощное дитя? – Как тебе будет угодно. – Дернув плечом, госпожа Дольвейн вышла из комнаты. – Мне нужно идти, Сумрак ждет. Хлопнула входная дверь. За окном раздался скрип повозки и цокот копыт. Совалия Дольвейн уехала с Северной улицы, чтобы сообщить семье о постигшем их горе. Глава 8 Как мы начинались Когда дверь за Совалией Дольвейн захлопнулась, Омарейл будто очнулась: к ней вернулись звуки, запахи, ощущение собственного тела. Но поверить в происходящее все еще было трудно. Она повернулась к Дарриту, не зная, что сказать. Но, увидев его окаменевшее лицо и руку, сжавшую косяк так сильно, что побелели костяшки пальцев, нашла только один способ выразить свои чувства. Мягко обняв его, она прижала голову Норта к своему плечу, запустила пальцы в черные волны волос. Вскоре детский плач заставил ее отступить. Она вышла в первую комнату – там Фрая пыталась пробудить Эддариона. Прошла в следующую. Новорожденный лежал на кровати, почти неспособный двигаться из-за тяжелого одеяла. Он не столько плакал, сколько кричал, даже в сумраке комнаты было видно, что его лицо покраснело. Омарейл откинула одеяло, но так и не решилась взять ребенка на руки. Он казался слишком хрупким с этой непропорционально большой головой, тонкими ручками, торчащими из белоснежной распашонки, и крохотными ножками с посиневшими пятками. В комнату вошла Фрая. Не говоря ни слова, она взяла младенца и начала укачивать. В колыбели ее рук он успокоился, крик прекратился. Распахнув занавески, в дверном проеме появился Даррит. Желтый свет из комнаты осветил личико малыша. Омарейл чуть нахмурилась. – Знаешь, мне кажется, мы что-то не так поняли. Черты лица, кхм, другие, – обратилась она к Дарриту, – посмотри, как широко посажены глаза, рот смешной. И голова странной формы, какая-то вытянутая. В общем, он довольно страшненький. Несмотря на то что Норт был явно потрясен недавней сценой, слова принцессы заставили его улыбнуться. – Это нормально, все новорожденные выглядят необычно и часто довольно нелепо. – Мама говорила, что я была очень красивой, когда родилась, – возразила Омарейл. – Это тоже нормально. Для матери ее ребенок всегда… – Он осекся, не сумев закончить фразу. А Фрая, продолжая держать малыша, внимательно посмотрела на Даррита и с нажимом произнесла: – Думаю, пришло время все мне объяснить, Норт. Он кивнул, но в этот момент раздался стон – Эддарион наконец очнулся. Все вышли к нему. – Где она? – спросил Мраморный человек, привстав на локтях, а затем взглянул на Омарейл и отпрянул. Белки его глаз покрывала красная паутинка, отчего голубая радужка казалась особенно яркой. Во взгляде читались испуг и боль. Эддарион с большим трудом, опираясь о скрипящий под его весом стол, поднялся на ноги. Перевел взгляд на Фраю и схватился за голову. Сжимая виски, он издал глубокий, низкий стон и привалился к стене. – Что она сделала со мной? – воскликнул он, вцепившись в свои светлые волосы. Прядь вырвалась на удивление легко. Эддарион в ужасе взглянул на оставшийся в кулаке клок и обессиленно упал на стул. – Что произошло? Кто там?.. – Мраморный человек указал рукой на соседнюю комнату, жмурясь. – Младенец. Сын Совалии, – ответила Фрая с беспокойством. – Я… я чувствую его. Эддарион встал. – Ты тревожишься, Фрая? – спросил он. – И… рада? Очень глубоко я ощущаю твою надежду и радость. Она ахнула и сделала шаг назад. – А ты? – Мраморный человек повернулся к Омарейл и схватился за сердце. – За кого тебе так больно? За младенца? Нет… Он взглянул на Норта и зарычал, еще сильнее сжимая голову. – Что, тьма тебя раздери, это такое?! – Эддарион простонал. – Это невыносимо. Мне нужно побыть одному. С этими словами он, шатаясь и ударяясь то о косяк двери, то о стену, ушел прочь. – Нужно как-то помочь… – растерянно проговорила Омарейл. – Пускай придет в себя, – отозвалась Фрая. – Я не знаю, что мы можем сделать. И у нас есть те, кто нуждается в помощи больше. В помощи и в правде. Даррит глубоко вздохнул, сел за стол и начал свой рассказ. Говорил он сухо, поэтому Омарейл не могла не дополнять его важными, на ее взгляд, комментариями. – Я попала в вашу лавку случайно. Тогда я еще не знала, кто вы, – заметила она. – Ты сразу меня заинтриговала, потому что я считала, что знаю всех эксплетов в Ордоре, – отозвалась Фрая. – По крайней мере, Эддарион вроде бы знает, но о тебе никогда не упоминал. А когда появился Север… – она посмотрела на Даррита. Выглядел тот неважно: бледный, хмурый, с потухшим взглядом. Уголок его рта, переходящий в ярко проступивший шрам, искривился сильнее обычного. – Мое появление случайностью не было, – произнес он. – Дело у нас тут совершенно иное, но я не мог с тобой не повидаться. Фрая хотела что-то ответить, но затем понимание отразилось на ее взволнованном лице. В это мгновение и Норт осознал, как это прозвучало. Он нервно взглянул на нее, затем на Омарейл, приоткрыл рот, будто собираясь что-то сказать, но не нашел правильных слов. Такая реакция лишь выдавала печальную правду: в его времени что-то не позволяло ему видеться с госпожой Тулони. И по трагичности, с которой была произнесена последняя фраза, ответ напрашивался один. Принцесса не считала себя вправе вмешиваться, поэтому молча наблюдала, как Фрая берет себя в руки, внимательно, с интересом смотрит на Даррита, пряча потрясение и оставляя лишь любопытство. – У тебя глаза отца, – сказала наконец она, переводя взгляд на младенца, спящего у нее на руках. – Я его нечасто видела, правда, но форма очень уж особенная. У братишки Дана такие же глазки. И это замечание заставило Омарейл в полной мере осознать всю ситуацию. Даррит был сыном Совы, а значит – родным братом Дана и Бериота. Перед ее мысленным взором появилось, хоть и нечетко, лицо директора школы. Загадочно блестели хитроватые лисьи глаза! Она не обращала внимания прежде, а сейчас поняла, что, действительно, оба – и Норт, и Дан – обладали этим необычным разрезом. Как можно было не замечать раньше? Вспомнился момент, когда маленький Бериот забегал в Луми-лавку с просьбой подписать открытку для «малыша». От старшего брата. Речь шла не о Дане, а о тогда еще не родившемся Норте. А следом, цепляясь одно за другое, начали всплывать и другие воспоминания. Острой занозой засевшее «Ты не представляешь, на что я способна ради вас с Бериотом», сказанное когда-то Совой Дану, теперь приобретало еще более пронзительный и мрачный смысл. – Я бы не поверила вам, – сказала Фрая после небольшой паузы. – Часовщик? Путешествие во времени? Это слишком невероятно даже для меня, а ведь я могу одним взглядом внушить любовь или ненависть. Но твое имя! Такое совпадение маловероятно: ты не мог знать, как Совалия решит назвать ребенка. Она помолчала. – Два неизвестных эксплета. Имя. Глаза. – Казалось, она убеждала саму себя. – Да и какой, в конце концов, вам резон разыгрывать меня таким образом или пытаться обмануть? У меня ведь ничего нет: ни власти, ни больших денег, ни связей, все оборвала. Если кому-то когда-то и причинила зло, перед всеми вину давно искупила. Некому и не за что меня ненавидеть, чтобы так жестоко шутить. Омарейл кивнула. – Я вас хорошо понимаю, – сказала она, – мы и сами не поверили бы, не случись это все с нами. Вы хотя бы живете со знанием об эксплетах всю жизнь, а я узнала о своем даре несколько месяцев назад. До тех пор самым большим «чудом» в моей жизни было глупое предсказание, в которое меня заставляли верить. А за последний год я столкнулась с таким, что лекции Магистра Света обо всех чудесах, что произошли благодаря Солнцу, – просто дет… Она оборвала себя на полуслове, поймав мрачный взгляд Даррита. Взглянув на Фраю, Омарейл поняла: ничто не осталось незамеченным. Эксплет, узнавший о своем даре во взрослом возрасте, – это само по себе необычно. Но то, что ей довелось слушать лекции Магистра Света… Со Светлейшим могли говорить либо другие служители Света, либо особы королевских кровей. И отсутствие белой рясы на Омарейл оставляло не так много вариантов. – Кто ты? – спросила наконец госпожа Тулони. В этой женщине интересным образом незамысловатые манеры и кажущаяся простота сочетались с невероятной проницательностью и наблюдательностью. Омарейл взглянула на Даррита, он едва заметно отрицательно покачал головой. В глазах читалось неодобрение. Она отвернулась, сделав вид, что не заметила или не поняла: – Полагаю, вы все равно узнаете. – Мирра… – предупреждающе произнес Норт. – Госпожа Тулони уже знает, что мы прибыли из будущего, – рассудительно ответила Омарейл. – Она знает, что ты – Норт. – Она указала на спящего ребенка. – Что плохого, если я расскажу правду о себе?