В гостиную, держась за руки, вошли Король и Королева. Омарейл бегло оглядела комнату, проверяя, не осталось ли улик, что кто-то тайком пробрался к ней ночью. И тут она заметила, что портрет деда чуть покосился. Они ушли! Видимо, догадавшись, к чему шел разговор с семьей, Даррит решил покинуть башню, чтобы избежать неприятностей. Наконец принцесса выдохнула и взглянула на людей, заполнивших комнату. Ее покои всегда казались ей большими, но теперь, когда здесь были мама, папа, сестра, Бериот, Сова, Ил, стало тесно. В гостиной даже не было столько мест, чтобы сесть. Диван для двоих, кресло, стул за большим письменным столом – вот и все. – Если позволите, я зажгу лампы, – предложил Белория. Со светом и вправду стало как-то приятнее. В темноте казалось, что это пришли заговорщики, замыслившие преступление против короны, при лампах же ситуация кардинально менялась. Поздравления, слезы и улыбки – все это прошло для Омарейл будто в тумане. – Принцесса, – услышала она голос Совы, отпуская Севастьяну. Омарейл повернулась к госпоже Дольвейн, та стояла, разведя руки, приглашая в свои объятия. Принцесса вспыхнула от негодования: что это было, издевка? Попытка вывести из себя? Проверка на сдержанность? Когда пауза затянулась и все в комнате обратили внимание на немую сцену, Омарейл сделала шаг вперед. Она смотрела Сове в глаза, силясь одним выражением лица показать всю свою ярость. Но та лишь любезно улыбалась, ожидая. Если можно передать объятием ненависть, Омарейл сделала это. Сова же прошептала ей в ухо: – Вы умница. Все делаете правильно. Будь у принцессы в руках что-то острое, она всадила бы это госпоже Дольвейн в спину. Вероятно, почувствовав, что руки принцессы сжали ее чрезмерно крепко, Сова отступила. На губах ее при этом, как и прежде, была блаженная улыбка. Будто она была самым счастливым человеком в комнате. – Вы знаете, как тяготило меня предсказание все эти годы, – произнесла госпожа Дольвейн, обращаясь ко всем. Голос был пропитан страданием. – Наконец все наши мучения позади. И в этот счастливый момент не будет ли излишней наглостью попросить… – Она повернулась к Королю и Королеве: – Позвольте мне вывести принцессу к народу. В день, когда Ее Высочество впервые выйдет к подданным, было бы глубоко символично, если бы я вела ее под руку. У Омарейл едва не отвисла челюсть от изумления. Неужели Сове и вправду хватало дерзости предложить такое?! – Разумеется, Совалия, – мягко ответил Король, пока Омарейл пыталась осознать безграничность наглости этой женщины. – Я сама в состоянии выйти на балкон, – упрямо отозвалась принцесса, и как же это напомнило ей все многочисленные споры, которые были у нее с родителями из-за заточения в башне. Что можно, что нельзя – всегда решала госпожа Дольвейн, и родители просто слепо верили ей. На любые доводы Омарейл они отвечали одними и теми же фразами, которые, видимо, им внушила Сова, сопроводив нужными эмоциями. – Ваше Высочество, никто не сомневается в этом, – со всей возможной вежливостью и деликатностью произнес Бериот, – но будет в самом деле полезно для всеобщего восприятия ситуации, если госпожа Дольвейн сопроводит вас. Принцесса начала тяжело дышать. Раздражение так и бурлило внутри нее, готовое в любой момент… – Омарейл! Это не такая большая трудность! – воскликнула Севастьяна. – Уже ночь, у нас, вообще-то, свадьба, нет причин упрямиться! В следующую секунду глаза сестры удивленно расширились, она зажала рот рукой. Омарейл застыла. На несколько секунд сосредоточившись на рисунке коврика у дивана, она выдохнула. Раздражение мгновенно уступило место чувству вины. – Я… прости, не знаю, что на меня нашло, – залепетала в это время Севастьяна. – Ничего-ничего, у нас у всех тяжелый день, – обняла ее Омарейл. – Ты права. Сейчас это не имеет значения. Ступайте все, а дела решим завтра. Ил Белория прочистил горло: – Прошу прощения, Ваше Величество, надеюсь, это не будет верхом наглости, если я попрошу позволить мне переговорить с Ее Высочеством несколько минут. Его бесцеремонность оставила Омарейл в онемении смотреть, как зеленая радужка Патера Нортастера вытесняется черным, как он крайне любезно смотрит в глаза Королю и Королеве, как они снисходительно улыбаются в ответ и кивают. – Ил, принцесса желает отдохнуть, – недовольно напомнила Сова, и Омарейл, возможно, впервые в жизни была готова поддержать ее. – Это займет всего несколько минут, – Белория чуть поклонился. – Понимаю, час поздний для аудиенций, но сегодня такой день… Хотелось бы поставить точки во всех делах. Родители Омарейл вышли, следом комнату покинули Бериот и Севастьяна. Сова еще несколько секунд мрачно смотрела на принцессу и Белорию. Когда в комнате никого, кроме них, не осталось, она негромко произнесла: – То, что произошло с нашей милой Севастьяной, – это лишь небольшой пример того, во что превратился бы Орделион, не будь предсказания. Принцесса сжала губы. Что ж, доводы Совы были понятны, демонстрация – наглядной, и Омарейл ничего не могла с собой поделать, часть ее соглашалась: принцесса-эксплет – непростое испытание для королевства. Однако ей было что ответить. – Вы могли выбрать другую роль, – произнесла Омарейл холодно, – не тюремщика, а наставника. Сова усмехнулась: – Эддарион думал, что может воспитать всех эксплетов добропорядочными людьми. Сколько раз он провалился? Я сбилась со счета. Не правда ли, Ил? Тот чуть сощурил глаза, на висках его привычно появилось множество мелких морщинок. – Я был рожден добропорядочным, таким и остался, – елейным голосом отозвался Белория. – Помощь Мраморного человека мне никогда не требовалась. Скептически хмыкнув, Сова развернулась и прошла к двери. – Подумайте, Ваше Высочество, может, не стоит рисовать меня в своем воображении таким уж чудовищем? – Она повернулась к ним лицом и взялась за створки двойных дверей. – Я бы с удовольствием, но вы совершенно не оставляете мне выбора, – с напускной небрежностью отозвалась Омарейл. – Это исключительно вопрос восприятия, – с этими словами Сова захлопнула двери. Принцесса резко развернулась к Белории. – Я запрещаю вам использовать дар на моих родителях, – высказала она то, что жгло ее изнутри последние пару минут. Тот поднял руки, будто защищаясь. – Это никогда не случалось ранее и не повторится вновь, – сказал он, почтительно склонив голову. – Но сейчас ситуация была исключительная. Я понимал, как будет воспринята моя просьба… Омарейл не поверила ни одному слову. Вздохнув, она прошлась по комнате. Взяла с небольшого резного столика графин и налила себе воды, села в кресло. Белория все это время стоял на одном месте, расправив плечи и ожидая. Принцесса жестом предложила ему сесть на диван, что он и сделал, поблагодарив кивком головы. Она намеренно оттягивала начало разговора, потому что знала, о чем Ил хотел поговорить. Ил хотел – а она не хотела. И все же это было неизбежно, поэтому она спросила: – Что же такое срочное вы решили обсудить, что никак не могло дождаться приличного времени? – Видите ли, Ваше Высочество, завтра я должен уехать в Нортастер, меня ждут неотложные дела. И в целом две последующие недели я буду занят: приходят корабли с Дальней земли, мне необходимо встретиться с купцами, заключить новые контракты. В общем, бесконечная бумажная волокита и переговоры. Увы, это оставляет мне только сегодняшнюю ночь, чтобы подтвердить наши с вами договоренности. Омарейл старалась сохранять бесстрастное лицо, хотя нервы натянулись до предела. И чего она волновалась: знала же, зачем он пришел. Неужели надеялась, что передумал? – Мне не хотелось бы уезжать в Нортастер, оставаясь… неуверенным в нашей сделке. Не подумайте, что я вам не доверяю, но… я не доверяю Норту Дарриту. Поэтому надеюсь, что вы простите мою настойчивость и все же обсудите со мной этот вопрос. Принцесса кивнула. – Ваши чувства совершенно взаимны. – Она не стала уточнять, что говорила не о своем отношении, а о том, что Даррит тоже совершенно не доверял Белории. – И я понимаю ваше стремление, как вы сказали, расставить все точки. Она совершенно не знала, как быть. – Мои планы пока не поменялись, – сообщила наконец она и по тому, как сошлись на переносице брови мужчины, поняла, что ответ его не порадовал. – Пока? – Он нетерпеливо постучал пальцами по ручке дивана. – Ил… – Ваше Высочество, Совет проголосовал за освобождение, – более жестко, чем Омарейл хотелось бы, заговорил Белория. – Я приложил все усилия, чтобы это произошло. Я сделал так, чтобы решение по вашему вопросу не откладывалось на год, целенаправленно оставив лазейку, когда прозвучал голос Патера Астрара. Я помог с Совалией на площади, уверен, это не ускользнуло от внимания. Прошу меня простить за дерзость, но что, по-вашему, из всего, что я для вас сделал, не заслуживает справедливой награды? Принцесса устало потерла переносицу. Она не хотела соглашаться, но ничего не могла поделать: Белория требовал то, что ему причиталось. Никто ее за язык не тянул, когда она обещала выйти за него в обмен на положительное решение Совета. Кто же тогда мог подумать, что Даррит получит право жениться на ней! Она бы в жизни не предложила Илу ничего подобного, если бы знала наперед, как все сложится! Омарейл откинулась на спинку кресла. Итак, она согласилась не ввязываться в войну с Совой в обмен на ее признание Норта сыном. Нужно это было только для того, чтобы получить возможность выйти за него замуж. Отказываться от всего этого в пользу Белории было бы глупо. И грустно. Но она дала обещание Илу, и говорить ему, что всего пару часов назад приняла предложение Даррита, было по меньшей мере некрасиво. А на самом деле еще и опасно: Белория был не тем человеком, которого стоило иметь во врагах. Небо, ей так не хотелось решать все прямо сейчас. Начала болеть голова, к горлу подступила тошнота. Как было бы славно, если бы появился кто-то, кто разобрался бы со сложными вопросами, оставив всех участников довольными. Но помощь не спешила. Борясь с пульсирующей болью в висках, Омарейл приняла решение: Ил собирался заняться важными делами в ближайшие две недели, так пускай со спокойным сердцем едет в Нортастер. Когда же принцесса окончательно выйдет из башни, а Сова публично объявит Даррита своим сыном, они с Белорией поднимут вопрос свадьбы вновь. Возможно, к тому моменту у Омарейл уже будет хороший план, как не нарушить данное слово и при этом обойтись без нежеланного брака. – Ил, – она чуть склонилась вперед, – я дала вам слово. Теперь передумать можете только вы. Принцесса ласково улыбнулась, надеясь, что это смягчит сердце Белории. Он улыбнулся в ответ, но его глаза так и остались холодными. – Прекрасно, – ответил он, вставая. – Вы всегда казались мне мудрой женщиной, Ваше Высочество. Сейчас я лишний раз убеждаюсь, что был прав. Только глупец отважился бы нарушить данное мне обещание. – Боюсь, вы мне льстите, Ил. Я не так уж умна, иначе не стала бы его вам давать. Он рассмеялся, теперь более искренне: – Строго, но справедливо. Уже у дверей он обернулся: