В ее тоне слышалось недовольство, даже претензия. – Я думала, сходство на снимке в газете мне просто показалось. Не могла ты, – презрительно произнесла она, – оказаться принцессой. Омарейл распрямилась и мимоходом поправила корону. Она не испытывала ни злорадства, ни неприязни к Шторм, но и позволить такого пренебрежительного отношения не могла. Любезно улыбаясь, она отозвалась: – И все же оказалась. Поэтому, если не затруднит, обращайся ко мне «Ваше Высочество». Шторм стиснула зубы. – Представляю, как вы довольны, Ваше Высочество. Наверное, ждали этого момента все это время. С трудом удержавшись от того, чтобы закатить глаза, Омарейл ответила: – Вообще-то, нет, у меня были дела поважнее. И, кстати, в список на вручение ордена тебя добавила не я – моя сестра очень настаивала. Хотя я не против: считаю, ты действительно заслужила. Из всего сказанного Шторм услышала только начало: – Разумеется, у тебя были дела поважнее: нарушала правила, ставила под угрозу наши жизни! Омарейл, вопреки своим убеждениям, взглянула в глаза собеседнице и попыталась прочесть эмоции. Обида, горечь: та чувствовала себя обманутой. Шторм волновало не благосостояние Ордора, а собственная гордость. – Шторм, не принимай все на свой счет, поверь, мои поступки не были продиктованы желанием заставить тебя чувствовать себя глупо. – А чем они были продиктованы? Принцесса чуть помолчала. – Я всю свою жизнь, с самого рождения, провела одна в комнате. Слушала «Школьные годы» и, даже имея лучших учителей в стране, завидовала всем, кто мог позволить себе пойти в школу. Как ты думаешь, я покинула замок, чтобы досадить тебе? Омарейл не знала, почему так хотела, чтобы Шторм, наконец, по-настоящему услышала ее. Она ожидала получить ответ, полный желчи, однако Шторм удивила. Она чуть расслабилась – скорее устало, чем томно, – внимательно посмотрела на Омарейл. Затем, наконец, сказала, будто не было всей это беседы: – Я оставляю театр. Поступаю в университет в Лебрихане. Принцесса удивленно подняла брови. Она не могла даже точно сказать, что больше изумило ее: такое решение Шторм или желание им поделиться. – О, это многих огорчит, – искренне отозвалась Омарейл, а затем шепотом добавила: – Я видела «Ану», это было впечатляюще. Шторм скосила на нее глаза. Вздохнула. – Да, я люблю играть на сцене и чувствовать энергию, которая идет от зрителей. Но все, что вокруг этого: похабные письма поклонников, давление родителей и агента, требования вести себя так или эдак – от всего этого меня тошнит. Я будто в клетке. Подумала, ты можешь понять. – Да, мне знакомо это чувство, – отозвалась Омарейл. – А насчет Даррита – правда? – спросила Шторм и, увидев кивок в ответ, с нотками язвительности произнесла: – Брат, значит? Я так и знала, что это вранье. А теперь, когда он так удобно оказался из первых семей… Она многозначительно посмотрела на принцессу. Та покачала головой и, не желая обсуждать тему, сказала: – С тобой хочет познакомиться моя сестра, принцесса Севастьяна. Притворись милой, не разбивай ей сердце. Шторм широко и открыто улыбнулась. – Так пойдет? А уже в конце праздника она сама улучила момент, когда Омарейл оказалась одна, и поинтересовалась, знал ли Май, кем была Мираж. Получив ответ, шепотом спросила: – Он правда убил человека? Омарейл не собиралась выдавать чужих секретов: – Его оправдали, никаких свидетелей происшествия нет. Госпожа Эдельвейс несколько мгновений оценивающе глядела на принцессу: – Актриса из тебя так себе. Надеюсь, тебе не придется свидетельствовать в его защиту. Омарейл подхватила бокал с подноса, который нес официант. – Дело закрыто, не переживай. И, к своему удивлению, поняла, что и правда ощущала тревогу, идущую от собеседницы. Когда прозвучали последние слова, волнение Шторм ослабло. – Он, кстати, сожалел, что не мог присутствовать здесь сегодня, – с улыбкой заметила Омарейл. – Мы переписываемся, пока он готовится к экзаменам. Я обещала рассказать о твоей реакции на наше «знакомство». Шторм фыркнула: – Май – ребенок и, готова поспорить, никогда не повзрослеет. Некоторые мужчины так всю жизнь и остаются детьми. Но это – уже не мои проблемы, я уезжаю подальше от всего этого. Омарейл сдержанно улыбнулась. Прощаясь, принцесса пожелала госпоже Эдельвейс удачи и была рада наконец не ощущать злобы, исходящей от нее. Так, не чувствуя ни обиды, ни вины, Омарейл простила и получила прощение. Через несколько дней к Омарейл с визитом пришел Ил Белория. Он явился уже после ужина, и, как всегда, оттягивая неприятный разговор, принцесса начала его с колкого замечания. – Почему вы всегда выбираете такое время? – спросила она, махнув в сторону заходящего солнца, проникавшего в ее кабинет через окно. – Вы просто какой-то человек-полуночник. Откинув полы сюртука, Белория сел на стул для посетителей, их с Омарейл разделял лишь письменный стол. Несколько секунд Ил наблюдал за принцессой, а затем опустил на каменную столешницу небольшую коробочку, перевязанную зеленой лентой. – Это мой свадебный подарок, – заявил он. – Немного преждевременный, и все же… Плечи принцессы поникли. – Совершенно ни к чему торопить события, – мрачно отозвалась она. Ил хмыкнул. – Откройте, – настойчиво произнес он. Стараясь стереть недовольство с лица, она, с самым равнодушным выражением, на которое была способна, взяла коробку в руки. – Что, нашли больную старушку из первых? – проворчала она, развязывая бант. – Я, дорогая принцесса, обычно получаю то, что хочу… Она сняла крышку. – И в нашей с вами ситуации вы совершенно верно заметили: отказаться от выполнения обещания могу только я. На подушке из изумрудного атласа лежала лала. Деревянное основание и ряд металлических язычков – простой предмет, таящий в себе чарующую магию музыки. – О, Небо! – воскликнула Омарейл, на мгновение забыв, каков был повод у этого сюрприза. – Лала! Моя лала! – Да, та самая, которую вы оставили в Остраите, – кивнул Белория, довольно щурясь. – Только я добавил гравировку на обратной стороне. Омарейл дрожащими от восторга пальцами провела по полоскам металла, а затем перевернула свой музыкальный инструмент. Там была выжжена надпись: «Для О. и Н. в знак бесконечной благодарности». Ниже стояла подпись «И.Б.». Омарейл несколько раз перечитала послание. – В знак вашей благодарности мне, – уточнил Белория. Морщинки на его висках углубились, на лице явственно читалось веселье. Принцесса догадывалась почему: она должна была выглядеть очень глупо, с открытым ртом и удивленно округлившимися глазами. – Вы… вы… – Она пыталась подобрать слова, боясь спугнуть проснувшуюся надежду. – Да, – утомленно отозвался Ил, положив ногу на ногу и откинувшись на спинку стула. – Я освобождаю вас от данного слова. Желаю вам с Дарритом всяческих благ и очень надеюсь, что моя доброта не будет забыта. – О! – только и смогла воскликнуть Омарейл. Она встала, прижимая к себе лалу. Белория тоже встал – скорее всего, вынужденно: так полагалось по этикету. – Но почему? – Она растерянно разглядывала его лицо.