Он вздохнул, в уже ставшем привычным жесте сложил руки перед собой и, глядя куда-то вдаль, ответил: – Вы можете считать меня бессердечным человеком, но меня не прельщает перспектива силой тащить под венец женщину, которая очевидно любит другого. Когда мы заключали сделку, ваше сердце было свободно. И вы сами тогда дали понять, что не строите никаких планов относительно Даррита. Сейчас ситуация изменилась. Сперва я не готов был принять ее, но, чуть остыв, понял, что могу совершить ошибку и сделать из союзницы в лице будущей Королевы – врага. Белория внимательно посмотрел на принцессу: – Я желаю вам всех благ. – О, Ил. – Она счастливо улыбнулась. – Обещаю, этого я не забуду. Никогда не забуду! Омарейл до сих пор не могла поверить, что все разрешилось вот так легко. – Это будет совсем неуместно, если я вас расцелую? – выпалила она. Белория состроил скептическое лицо: – Неуместно и немного обидно. Честное слово, Ваше Высочество, вы могли хотя бы попытаться изобразить меньшую радость, узнав, что я расторгнул нашу помолвку. Она рассмеялась, уверенная, что он говорил не всерьез. По крайней мере, тон его был саркастично-шутливым. Едва Ил ушел, Омарейл вызвала к себе Даррита. Войдя в кабинет, он огляделся, будто рассчитывал обнаружить объяснение столь поздней встрече. – Белория отказался от брака со мной! – выпалила принцесса. Реакция Норта оказалась неожиданной: он издал короткое «а», сопроводив это понимающим кивком головы. Как будто новость не стала для него сюрпризом. Омарейл прищурилась: – Что ты знаешь об этом? Даррит сел туда, где совсем недавно был Белория: – Я же сказал, что возьму эту проблему на себя. Омарейл сгорала от любопытства: ей так хотелось узнать, как же Норт убедил Патера Нортастера отойти в сторону. – Мы просто поговорили, – ответил Норт. Он небрежно смахнул пыль с рукава сюртука, затем, заметив испепеляющий взгляд принцессы, будто нехотя продолжил: – Я пригласил его на чай, объяснил ситуацию – которую он, впрочем, понимал и сам. Сказал, что ты, разумеется, намерена выполнить обещание, но все же стоит учитывать изменившиеся условия. И дал понять: теперь Совалия Дольвейн не допустит ваш брак. Разумеется, он начал угрожать в ответ. Я заверил, что уважаю твое решение, и поскольку ты сказала, что только Белория может отказаться от свадьбы, так тому и быть. Но пояснил свою позицию: Совалия не будет столь же понимающей, начнет бороться и, скорее всего, победит. В связи с чем лучшее, что Белория может сделать для себя, – проявить инициативу, отступить сейчас, пока это будет выглядеть как благородный жест, а не унизительное поражение. Добровольный отказ от любых претензий прибавит ему очков в твоих глазах. Если он сделает тебя своей должницей, в перспективе это может оказаться даже более выгодно для него. – И он просто послушался? Просто согласился? – удивилась Омарейл. – Он уверял, что не отступится. – Разумеется, нет. После этого я переговорил с госпожой Дольвейн, сказал, что у вас свои матримониальные планы, касающиеся Белории. Я ни о чем ее не просил, но, как вы понимаете, она не осталась безучастным зрителем. Совалия добилась своего присутствия на встрече Белории с Его Величеством. Перед этим с помощью дара она вызвала гнев Короля, и на самом совещании Белории было трудно что-либо сделать, так как эмоции вашего отца были слишком сильными. Радостных новостей, которые помогли бы постепенно сменить настроение Короля, увы, не было. Кроме того, Белории нужно было делать устный отчет, а бороться с эмоциями собеседника, на которые в эту же секунду влияет Совалия, и вести связную беседу затруднительно. – После этого он решил, что ты был прав… – О нет, после этого он пришел ко мне, требуя, чтобы я «отозвал» Совалию, иначе он начнет ответные действия. Но я его заверил, что не планировал никаких устрашающих акций, более того, не состою с госпожой Дольвейн в дружеских отношениях, и все, что она делает, – делает по своей инициативе. И именно об этом я предупреждал. Во время этого разговора я был более убедителен, чем во время первого. Обрисовал, как будут выглядеть для него ближайшие месяцы, если он решит бороться с Совалией, и как будет выглядеть ваш брак, если ему случится победить. Он был убежден, что сможет задвинуть вас на второй план, но, видимо, забыл, с кем имеет дело. Омарейл испытывала неоднозначные чувства: с одной стороны, показалась себе глупышкой, раз так легко купилась на «искренность» Белории. Он не сделался вдруг добрым и сострадательным. С другой – переживала, что вышла из ситуации как будто не совсем честно. И при всем при этом не могла не радоваться, что так или иначе проблема была решена. – Слава Небу, все закончилось, – выдохнула она. – Спасибо. Но Норт, вероятно, почувствовал ее настроение, потому что обогнул письменный стол, положил руку на ее плечо и, глядя в глаза, сказал: – В текущих условиях Белория не только понял, что может получить выгоду по-другому, но и сумел почувствовать себя сильным и благородным. Будь инициатива твоей, он счел бы себя обманутым. А так как решение его, он не проиграл, а изменил тактику. Омарейл чуть улыбнулась. – Не переживай. – Даррит коснулся ее подбородка. – Мы теперь его должники. Белория трижды окупит свои потери и выжмет из нас с тобой все что можно. Омарейл могло недоставать каких-то талантов, но что она точно умела, так это ждать. Терпеливо и целенаправленно. Три месяца она как ни в чем не бывало жила новой жизнью, наслаждаясь свободой от каких-либо обязательств. На самом же деле в ее голове зрел план, но было важно, чтобы все немного успокоилось, поутихло, а новый уклад стал для всех привычным. Норт осваивал свою роль, в чем его активно поддерживали и Сова, и Бериот, и Королева. Он проявлял интерес к царящим в Орделионе законам, быстро все схватывал, будто был рожден для придворной жизни. Принцессе даже в какой-то момент стало жаль Дана, который, похоже, теперь в глазах матери был самым бестолковым сыном. Но в одном откровенном разговоре Дан признался Омарейл, что доволен тем, как все складывалось: госпожа Дольвейн наконец потеряла интерес к его делам и оставила спокойно управлять школой. Сама принцесса занималась примерно тем же, что и Даррит, – выстраивала отношения, разбиралась в негласных правилах двора, искала свое место в этом новом мире. Вечерами за чаем они с Нортом обсуждали, с какими трудностями столкнулся каждый. Завоевывать всеобщие любовь и уважение – особенно уважение – было непросто, даже несмотря на то, что оба были эксплетами. Принцесса так и не смогла ответить себе на вопрос, когда было допустимо использовать дар, когда нет. Взгляды Эддариона и Фраи казались слишком радикальными, но и подход Белории и Совы не выглядел достойным. В своих беседах они с Дарритом порой искали ту самую золотую середину. Мысль о школе для эксплетов посещала их все чаще. Возможно, там им удалось бы отыскать глубокий смысл дара и найти ему наилучшее применение. Омарейл пока практически не покидала Орделион: Король хотел, чтобы народ Ордора привык к тому, что принцесса не в башне, и поверил, что это не приведет к гражданской войне. Выходить на улицы для нее еще могло быть опасно: шпионы Бериота контролировали настроения в разных уголках королевства, и было известно, что недавние сторонники внезапно исчезнувшего Мира Ленара настроены по отношению к принцессе агрессивно. Зато Даррит занялся общественной деятельностью с большим энтузиазмом. Во время одного из светских мероприятий в Орделионе он сумел найти сильного покровителя для строительства научно-медицинского центра по изучению неизлечимых болезней. И уже в конце лета, заручившись поддержкой Королевы, Норт торжественно заложил первый камень будущего учреждения. Он рассказал Омарейл, что уже договорился с двумя профессорами из Лебрихана об их переводе в этот центр. Король сперва скептически смотрел на старания Даррита, но вскоре изменил мнение, когда тому удалось блестяще организовать Первую Королевскую Выставку. На ней были представлены достижения молодых ученых со всего Ордора. В подготовке принимали участие и Омарейл, и Севастьяна, но все же главные усилия были предприняты именно Дарритом. У принцессы были свои заботы. Утро ее начиналось с проверки почты, среди писем она выбирала несколько, на которые собиралась ответить. Затем проводила встречи, которые обычно выливались во все новые дела и обязанности. Но она не роптала. День «молодежи», как называла Королева младшее поколение, был расписан по часам, и все они чувствовали себя счастливыми, ощущая, что приносят пользу и используют положение и таланты так, как нужно. Май не сумел поступить в университет, поэтому Омарейл пригласила его на службу во дворец, сделав своим младшим секретарем. Правда, скоро пожалела об этом решении: он больше валял дурака, чем занимался чем-то важным. Его веселость порой помогала принцессе выдохнуть и расслабиться, но чаще все-таки мешала. Май был слишком беспечен, порой забывал о важных делах, был невнимателен там, где следовало проверять каждую запятую, и часто нарушал правила этикета и двора, потому что не удосужился как следует их выучить. Омарейл ломала голову: увольнять его она не хотела, найти другую подходящую должность – не могла. Даррит советовал отправить его в гвардейский колледж, там, по его мнению, из него «вышибли бы дурь» дисциплиной. – С протекцией принцессы его возьмут туда без вопросов, – считал Норт. Но она не хотела использовать положение, чтобы устроить друга. Отбор в колледж был очень жесткий, и в ряды гвардейцев должны были попадать только те, кто действительно это заслужил. На это Даррит говорил, что она просто ведет себя как наседка с яйцом, предпочитая оставить Мая под своим крылом, чем дать возможность стать мужчиной. – Ты ошибаешься, я даже не будут объяснять почему, – отвечала Омарейл, понимая, что его слова были чистой правдой. Однако в один сентябрьский день все переменилось. После долгих выходных, связанных с Праздником Урожая, Май пришел в замок совсем другим. Он шутил, как и прежде, но Омарейл так явно ощутила его эмоции, новые, непохожие на прежние, что испуганно усадила в кресло и заставила рассказать, что случилось. Вглядываясь в его лицо, она заметила перемены: он был бледнее обычного – за лето его кожа успела покрыться ровным бронзовым загаром, а теперь словно потеряла его, – светлые волосы стали заметно длиннее, чем всего неделю назад. И главное – глаза перестали быть столь же безрассудными. – Ты был у Часовщика? – спросила она серьезно. Он посмотрел на нее и кивнул. Омарейл охнула: – Зачем? – Мне стало любопытно, – пожал он плечами. – Я нашел его лавку и попросил отправить в прошлое. Он сказал, что как раз осталось одно место, уж не знаю, что он имел в виду. И… Май взглянул на принцессу совсем другим взглядом. – …я рад, что побывал там. Омарейл, – он подался вперед, переходя на шепот, – раньше я был таким безответственным, таким… бестолковым. Переживал из-за глупостей: карьера Шторм, чемпионат по боксу… Это все так неважно! От нас зависят человеческие жизни! Теперь у тебя лучший младший секретарь, которого ты могла представить, – заверил он. Омарейл хотела узнать больше, но Май не готов был рассказывать. Первым делом, которое она доверила ему после этого события, была организация тайной встречи с Белорией. Подгадав момент, когда Сова отправилась на недельный отдых в Клоустен, а Белория прибыл в Астрар на встречу Совета Девяти, Май лично явился к тому в Дом Советов и пригласил на прогулку в Парк Девяти. Там, на скамейке в самом отдаленном уголке, его ждала принцесса. В простом платье и плаще с капюшоном, она походила на обычную горничную, поэтому смогла незаметно покинуть Орделион. Пускай постовые и знали, кто вышел из замка, для горожан это осталось секретом. – Сначала радуетесь расторжению помолвки, потом организовываете тайные свидания, – иронично заметил Ил, едва узнав в девушке принцессу. – Воистину женщины непредсказуемы. – Я знала, что вы придумаете что-нибудь в меру язвительное в знак приветствия, – отозвалась Омарейл, жестом предлагая присесть рядом. Май, приведя Белорию, устроился на широком ограждении неподалеку, болтая ногой и глядя на желтеющую листву. Принцесса и сама не могла не любоваться тем, как ранняя осень постепенно отвоевывала парк у лета. – Чем обязан? – Ил благодарно кивнул, прижав руку к груди, и опустился на скамью. Встретившись взглядом с холодными глазами Белории, Омарейл разволновалась, что разговор может пойти не так, как следовало. Тем не менее она проникновенно произнесла: – Ил, я узнала, что Сова вмешалась в наши с вами планы. Лицо ее собеседника окаменело. – И что вы отказались от нашего соглашения из-за нее. Белория поднял подбородок, глядя на Омарейл из-под опущенных ресниц. – То решение я принял сам, – в его голосе слышался лед, – и ни Совалии, ни кому-либо еще не под силу заставить меня столь кардинально поменять планы. Принцесса закусила губу. – Просто из рассказа я поняла, что вас практически вынудили отойти в сторону, пока не стало поздно. Она видела, как Белория яростно стиснул кулаки, как побелело от злости его лицо, хотя он и старался сохранить бесстрастную маску. – Повторяю, принцесса… Омарейл коснулась его плеча. – В моих глазах это ничего не меняет, я по-прежнему благодарна вам за поступок. – Она улыбнулась. – Вы сделали меня счастливой, неважно, что вами руководило.