– Я познакомился с Эддарионом. Он все мне рассказал, – произнес наконец Бериот. Омарейл перевела взгляд на лицо госпожи Дольвейн. Та на мгновение сжала челюсти, крылья носа раздулись, глаза метнулись в одну сторону, затем в другую. Так выглядел страх или ярость? Принцесса молча наблюдала. Она пока не знала, почему Бериот решил поговорить втроем, но была этому рада, так как могла быть в курсе происходящего. – Говори конкретнее, Бериот, – потребовала Сова, – что ты понимаешь под словом «все». Советник резко развернулся. – А что ты под этим понимаешь? – с нетипичной для него язвительностью спросил он. – Я не знаю, может быть, есть что-то еще, чем он решил не делиться. Если так, сейчас будет самое время выложить карты на стол: ты организовала ограбление? Убила кого-то? – Не смогла, – пробормотала принцесса, скорее для Совы, чем для Бериота. Но та не обратила внимания, встав и холодно улыбнувшись сыну. – Бериот, дорогой, переходи к делу. Он нахмурил брови, несколько секунд глядя на мать, а затем резко отвел взгляд, вероятно, вспомнив, что так она могла читать его эмоции. Советник прошелся по комнате, затем спросил: – Эддарион продемонстрировал мне свой дар. Это правда, что ты тоже таким обладаешь? Повисла небольшая пауза. – Я намеренно затеял этот разговор в присутствии принцессы, чтобы у тебя не было возможности солгать мне и заставить поверить в свою ложь, – пояснил он, видимо, предположив, что Сова пыталась придумать, как выкрутиться. Она фыркнула: – Поверь, у меня всегда есть возможность солгать. Только с тобой, сын мой, я ею никогда не пользовалась. Из всех людей с тобой я всегда была честна. Бериот яростно шагнул к ней, его глаза горели гневом. – Насчет Норта тоже? Сова выдержала его взгляд, даже не вздрогнув, когда он приблизился. А вот Омарейл стало не по себе. Принцесса не ожидала такой эмоциональной реакции от вечно холодного Советника. – Насчет Норта тоже, Бериот. Ты, вероятно, не помнишь, но я никогда ничего не говорила тебе про него. Твой отец и тетя сообщили новости. Я же ни разу не обмолвилась о том, что случилось. Он тяжело задышал, его пальцы конвульсивно сжали воздух. – Какая находчивость! – процедил он сквозь зубы. Советник снова прошел к окну, силясь усмирить гнев. – Ваше Высочество, когда вы узнали от Эддариона, почему моя мать сделала предсказание, и осознали, что напрасно жили в башне все это время, что вы испытали? Сова устало вздохнула. Омарейл же, чуть подумав, ответила: – Сперва опустошение и обиду, наверное. А потом, наоборот, – надежду, что я могу что-то изменить. Раз дело было не в предсказании, значит, и гражданская война нам не угрожала. Госпожа Дольвейн недовольно убрала с лица мешающую прядь: – Что ты хочешь доказать, дорогой, что я – воплощение зла? Это не так. Я спасла страну от неуправляемого монстра в короне. – Да-да, Эддарион рассказал о твоих «благих» намерениях, – взмахнул рукой Бериот. – Что вы испытываете сейчас, Ваше Высочество? Принцесса прислушалась к себе. – Мне жаль, что так вышло. Жаль, что госпожа Дольвейн оказалась перед выбором: жизнь одного сына или благополучие другого, – уверена, ей было непросто. Жаль, что она приняла такие решения. Жаль, что я родилась эксплетом, и жаль, что сейчас, Бериот, вы испытываете боль. – Почему вы не рассказали правду? Родителям, мне? Принцесса вздохнула: – Из-за вас – вы теперь часть семьи. И из-за Норта. Вы же знаете, папа часто рубит сплеча, и обычно именно вы помогаете ему одуматься, все исправить. Если же он будет сердит на вас… Бериот понимающе кивнул. Сова продолжала стоять, сердито стуча пальцем по спинке стула. Омарейл видела, что та нервничала. – Я не знаю, как могу оставаться Советником Короля, зная, какое зло ты причинила королевской семье, – обратился Бериот к матери после долгой паузы. Сердце Омарейл взволнованно застучало, она подалась вперед, нервно сжимая столешницу. – Что ты говоришь, Бериот! – воскликнула Сова, подлетая к нему. – Это все, чего я хотела для тебя! Все, ради чего я… Она развела руками, впервые на памяти принцессы не находя слов. Он судорожно сглотнул. – В Орделионе может остаться только один из нас, – сказал он, каждое слово сотрясало комнату. Сова судорожно обняла сына, он был на голову выше ее. – Бериот… – Кто это будет? – твердо спросил он. Она горько усмехнулась, пытаясь погладить его щеку, но он отстранился. – Ты знаешь, что ты. Всегда только ты, – проговорила она. Омарейл уже не понимала, когда Сова играла, а когда была искренней – слишком хороша та была в драматичных сценах. Но отчего-то все-таки верила, что сейчас эта женщина не притворялась. Бериот кивнул: – В таком случае ты должна отправиться в Успад. На этих словах обомлела и Омарейл, и госпожа Дольвейн. В тюрьму? – Мы снимем тебе там коттедж, – пояснил он. – Тихое уединенное место, вдали от шума дворца. Принцесса выдохнула. Сова отпустила Бериота, сделала два шага назад. Прикрыв глаза на несколько секунд, она взволнованно сжала брошь в виде жука-скарабея, которую носила на груди. – Я… понимаю… – выдавила она. – Если ты считаешь, что так нужно. Их взгляды встретились на мгновение, но Бериот тут же отвернулся. – Ты проведешь там двадцать два года, – добавил он. – Затем сможешь вернуться. Она издала смешок. В ее возрасте «двадцать два года» могло с тем же успехом означать «до конца жизни». Но Сова не стала возражать. Она просто снова шагнула к сыну, сжала его руку и сказала: – Я сделаю все, что ты скажешь. Потому что все, что я делала, – было ради тебя. Он поднял голову, не глядя на мать. Только кадык на шее прошелся вверх-вниз, выдавая едва сдерживаемые эмоции. Сова обернулась к Омарейл. Их взгляды встретились. – Живите и здравствуйте, Ваше Высочество, – произнесла она глухо. Омарейл как-то слышала фразу «Месть – блюдо, которое подается холодным». Что ж, холодное оно было тошнотворным. Новость о том, что Совалия Дольвейн устала от суеты придворной жизни, шокировала всех. Многие стали отговаривать Сову, но, к счастью, той хватило актерских способностей, чтобы изобразить горячее желание уехать в Успад. Омарейл избегала разговоров на эту тему, обсудив ее только с Севастьяной и Нортом. Сестра нуждалась в поддержке, так как ее муж, как она сказала, замкнулся в себе. – Что резко отличается от привычного нам Бериота, – иронично отозвалась на это Омарейл, понимая, что Севастьяне было не до шуток. Но ситуация была слишком противоречивой и сложной, чтобы оставаться бесстрастной, а потому принцессе приходилось искать успокоение в глупом юморе. С ним казалось, будто все было не так плохо. Больше всего Омарейл обеспокоила реакция Норта: он сделался угрюмым и будто бы встревоженным. Принцесса испугалась, что он проникся теплыми чувствами к матери и теперь переживал из-за ее отъезда. Поговорить один на один им удалось не сразу. Но вскоре выдалась возможность попить вдвоем кофе во внутреннем садике Орделиона. – Не думаешь, что, когда Совалия узнает, кто отправил Бериота к Мраморному человеку, у тебя могут быть проблемы? – спросил он, и Омарейл наконец поняла, что волновало Норта. – А кто его туда отправил? – с наигранным удивлением уточнила она. Даррит растерялся: