— Нет, он был гораздо хуже меня! — горячо возразил Лоренцо. — Он был настоящее чудовище. И самым ужасным в нем была его мудрая рассчетливость. Чтобы спасти деньги, он готов был целовать руки человеку, убившему его жену — мою мать и его детей — моих братьев. Ради сохранения своих денег он покинул родную страну. Его смерть была для меня избавлением. Я давно мечтал занять его место, чтобы получить озможность начать борьбу против своего врага, чтобы сделать то, на что не хватало смелости у отца. Я не мог примириться, не мог забыть… И вот я приехал в Италию, где убили моих родных. Мертвые продолжают жить в нашей памяти, если мы о них забудем, тогда они действительно умрут… Забыть мертвых — все равно, что самим убить их… — Но это не поможет нам вернуть умерших… — отозвалась Мартина. — Вызови судью Конти, — помолчав немного, вдруг проговорил Лоренцо совсем другим тоном и протянул Мартине сотовый телефон. — Скажи, что Рибейра здесь, пусть приезжает. Ну же, вызывай, — поторопил он колеблющуюся Мартину. Мартина выполнила его приказ. — Вызов принят, — сказала она. Лоренцо обнял Мартину и, нежно целуя ее, произнес: — Я благодарен тебе за любовь. С тобой я был счастлив. Даже в этой стране, которую я ненавижу, ты, как лучик солнца, согрела мне жизнь… Лоренцо достал из кармана револьвер и вышел из машины. — Нет, не уходи… Постой! — крикнула Мартина, выскакивая из машины. Лоренцо подошел к обрыву и встал спиной к Мартине, но поднести руку с пистолетом к виску у него, видимо, не хватало решимости. Издали послышался вой полицейской сирены. — Иди к ним! Быстрее! — крикнул девушке Лоренцо. — А ты?.. — растерянно спросила она. — Я? — спросил Лоренцо. — Я — твое проигранное дело! Поцеловав ее еще раз, Лоренцо подтолкнул Мартину в спину и произнес: — Ну, а теперь беги! Мартина побежала навстречу полицейской машине и, широко раскинув руки, подала знак остановиться. Выскочивший на дорогу Ликата видел, как Рибейра садится в машину. С пистолетом наготове, Давиде, пригнувшись, осторожно приблизился. Рибейра неподвижно сидел за рулем. Когда Ликата сделал еще один шаг, раздался выстрел, и Лоренцо склонился головой на руль. На дороге, уткнувшись в плечо обнявшей ее Сильвии, безутешно рыдала Мартина. Опять на месте происшествия — на этот раз самоубийства — хлопотали полицейские, фотографы, эксперты, подъезжали все новые машины. Сильвия и Давиде отошли в сторонку. Накануне они виделись у вернувшейся домой из больницы Нины и разделили с ней радость возвращения Франчески. Словно продолжая начатый разговор, Ликата проговорил: — Много лет назад, когда я жил в Штатах, мне пришлось поработать на угольных шахтах. Это был каторжный труд. Шахтеры там почти все были эмигранты из Индии. Эти индусы мне рассказали, что у них есть такой обычай: когда парень и девушка полюбят друг друга, они должны обменяться подарками, чем-то, что они сами имеют или носят, и взять в свидетели своей любви, чтоб она была вечной, луну и звезды… — А если на небе, как сейчас, еще нет ни луны, ни звезд? — спросила, улыбаясь, Сильвия, глядя на еще светлое небо. — Все равно, будто и звезды, и луна уже смотрят на нас, — отвечал Ликата, целуя Сильвию. — Да, пусть они будут свидетелями нашей долгой любви, — отозвалась она. — Сильвия, я давно хотел сказать тебе что-то важное… — сделавшись серьезным, начал Давиде. — Да, говори, я слушаю тебя, — поторопила его Сильвия. Но в эту минуту разговор их прервали. Подбежавший полицейский доложил: — Только что получено сообщение: нашли машину Сантино! — Оставайся здесь и позаботься о Мартине! — крикнул Ликата Сильвии и поспешил к машине. — Ты же хотел мне что-то сказать? — напомнила Сильвия. — Да, потом, потом… — ответил Давиде и включил мотор. Последняя тайна Когда Ликата подъехал к хижине на плоту, на берегу уже полным ходом шла работа по подъему машины Сантино, которую он, прячась, столкнул в реку. Подъемный кран поднял ее высоко в воздух, и из машины лились потоки мутной зеленоватой воды. Давиде еле дождался, пока машину опустят на землю, и сразу бросился к ней, стал шарить рукой по сиденьям, насквозь пропитавшимся водой, покрытым слоем липкого зеленого ила. И вот в уголке, на заднем сидении, он почувствовал под ладонью продолговатый предмет. Вытащил и обтер рукой переливающийся разными цветами пластмассовый цилиндр — любимую игрушку Франчески. Ликата, затаив дыхание, начал отвинчивать у игрушки основание. Донышко легко отошло, и Давиде увидел довольно вместительное углубление и в нем — небольшой прямоугольный конверт с пачечкой фотографий. Давиде не в силах был ждать. Кое-как обтерев о куртку испачканные в иле пальцы, он тут же на берегу начал просматривать снимки. Это были фотографии из той же серии, что он уже видел дома у покойного профессора Каневари — фотографии фашистского лагеря Айгенберг и его узников. Внимание Ликаты сразу привлекла одна фотография: скелетообразный голый труп мужчины с раскинутыми руками, на одной из которых явственно виден лагерный номер этого заключенного: А-7511134. Ликата спрятал драгоценную находку в карман. Теперь главное — было не терять времени. Главное было — успеть! Никуда не заезжая, Ликата отправился прямо в аэропорт Мальпенса и стал ждать ближайшего рейса на Прагу. За время ожидания он умылся, перекусил в кафе, немного отдохнул в кресле. В Праге целью его был Архив истории Второй мировой войны — он помнил, что именно там черпал свои материалы Джордже Каневари. В архиве он попросил показать ему списки заключенных концлагеря Айгенберг. Юноша в очках почти тотчас принес ему нужную папку. В ней Ликата без труда нашел имя и фамилию заключенного под тем номером, что был на фотографии мертвого узника, спрятанной в пластмассовом цилиндре — Стефан Литвак, 30 лет. Рядом со списком узников в папке хранился еще какой-то другой список. В ответ на вопрос Ликаты любезный юноша сказал, что это список свидетелей на процессе по наказанию фашистских преступников и их подручных по концлагерю Айгенберг. — Среди них есть единственный оставшийся в живых заключенный — некий Стефан Литвак. Хотите посмотреть узкопленочный фильм об этом процессе? — спросил молодой архивист. И добавил: — Эту папку частенько брал у нас на просмотр ваш соотечественник — бедняга Каневари. Давиде попросил показать ему фильм. Юноша включил проектор и на маленьком экране перед Ликатой замелькали кадры почти полувековой давности. Вот перед судьями выступает главный свидетель фашистских зверств — еще совсем молодой человек, высокий, плотный, уверенный в себе. С болью и возмущением вспоминает он о пережитом в концлагере. Говорил он, разумеется, по-чешски, и юный архивист поспешил на помощь Ликате. — Вот, пожалуйста, у нас имеется перевод на английский. Хотите послушать? — предложил он. Ликата поблагодарил, и юноша начал читать текст показаний этого человека — не только свидетеля, но и чудом оставшейся в живых жертвы: «Я, Стефан Литвак, тридцати лет от роду, по национальности чешский еврей, но родился и жил в детстве в Швейцарии, куда когда-то эмигрировала моя семья. В 1931 году родители переехали в Бухарест. Вся моя семья погибла в лагерях смерти. Я был депортирован в лагерь Айгенберг. Внешне он мало напоминал концентрационный лагерь, скорее походил на завод и железнодорожную станцию с окружающей территорией. Туда свозили состоятельных евреев со всей Европы. Первым делом депортированным давали подписать бумагу о том, что они добровольно отказываются от своей собственности и капиталов — банков, лавок, домов, денег — в пользу Рейха. Там всем распоряжался один молодой лейтенант немецкой армии, по происхождению румын. Фамилия этого румынского коллаборациониста была Кириу. Из всех узников лагеря я уцелел единственный. Почти все заключенные умерли от голода. Тех, кто еще был жив, в последние дни перед освобождением лагеря русскими, остались добивать трое солдат во главе с Кириу. Я оказался погребенным под грудой трупов расстрелянных. Когда наступила ночь, я с трудом выбрался из-под кучи тел и бежал из лагеря. Я обезумел от страха, четыре месяца скрывался, бродил в полях, не знал даже, что война уже кончилась… Вот мой лагерный номер…» Ликата горячо поблагодарил юношу и направился на вокзал. На сегодня у него в Праге дел больше не было. Ожидая поезд на Вену, он думал о молодом историке Каневари, и в памяти у него вновь и вновь оживали его проникновенные слова о том, что память священна, что долг наш разыскать имена всех жертв и их палачей. Тано Каридди появился на вилле под Веной так спокойно и естественно, будто никуда и не уезжал. Он прямиком прошел к Марии и встал у ее постели, молча глядя на спящую сестру. Вошедшая следом за ним в комнату Феде вместо приветствия направила на Тано пистолет и скомандовала: — Стой! Руки на голову! Повернись к стене! Затем подошла сзади и быстро обыскала его в поисках оружия. — Так! Теперь садись и не шевелись. Когда Тано опустился на стул, девушка сказала более миролюбиво: — Мы ждали, что ты придешь. Сейчас доложу генералу. И набрав миланский номер Амидеи, сообщила: — Генерал, Тано Каридди здесь! Затем, обратившись к Тано, Феде спросила: — И что же ты собираешься тут делать? — Хочу увезти отсюда сестру. Я обещал ей это и обязательно выполню свое обещание. Проснувшаяся Мария протянула руки к брату и пробормотала: — Тано, ты вернулся! Ты увезешь меня? — Да, Мария, да. — Мы поедем на наш остров? — Конечно, Мария, конечно, — ответил Тано. Феде, услышав шаги у входа, быстро обернулась и увидела Ликату. Вид у него был уставший, больной, волосы растрепаны, не брит. Девушка обрадовалась ему и стала рассказывать, что Тано здесь уже около часа, она доложила о его приезде Амидеи. Генерал сказал, что сейчас же едет сюда вместе с Сильвией.