Мария тоже радостно поздоровалась с Ликатой и сообщила, что приехал Тано и увезет ее с собой на остров. Давиде через силу улыбнулся ей и сказал: — Да, да, мы поедем втроем. Затем, все с тем же хмурым выражением лица, повернулся к Феде и сказал: — Дай-ка пистолет. Девушка доверчиво протянула ему оружие. Ликата взял пистолет и направил на Феде: — Руки вверх! — Ты что, сдурел? — спросила она, но все же неуверенно подняла руки. — Повернись! — и быстрым движением обыскал ее так же, как она обыскивала только недавно Тано. Убедившись, что у девушки нет другого оружия, Ликата разрешил ей повернуться к нему лицом. Феде при этом опустила руки. — Руки! — сразу же крикнул Ликата. — Ты сошел с ума, — пробормотала Феде, но вновь подняла руки. — Теперь слушай меня внимательно, — проговорил Давиде. — У меня нет времени и я не могу повторять. Этих двоих, — он указал на стоявших молча, не понимая, что происходит, Тано и Марию, — я возьму с собой. Идите к машине, я сейчас вас догоню, — обратился он к Тано и продолжал: — Вот это верни генералу, — он передал девушке знак спецподразделения — «звезда» мне больше не пригодится. Когда все приедут, не пытайтесь меня искать. Я сам дам вам о себе знать, а если не смогу, то сообщит Тано. — Давиде пошатнулся и схватился за голову. Потом провел рукой по глазам, словно отодвигая завесу. — Мне так плохо, что я тебя почти не вижу… — Давиде, что с тобой? — вскричала Феде. — Ты совсем болен! Что происходит? — Генерал с самого начала знал про меня. И знал, что я понимаю, что он знает… Но ничего, я все равно ему благодарен… Скажи ему это. Мне было с вами очень хорошо… Ждите моих сообщений… — Давиде, а что сказать Сильвии? Когда ты вернешься? — не скрывая своего волнения и страха за него, спросила Феде. — Я не вернусь, — коротко ответил Ликата и вышел. У подъезда виллы его ждали Тано и Мария. — Машину поведешь ты, — приказал Ликата, обращаясь к Тано. — Зачем ты здесь? Что тебе нужно? — недоуменно спросил Тано. — Мне нужен один человек и встретиться с ним мне поможешь ты, — ответил Ликата. Из Вены они поехали по автостраде, идущей на восток. Проехав несколько километров по скоростной автостраде, машина остановилась у телефонной будки. Тано пошел звонить, Давиде с Марией остались вдвоем в машине. — Давиде, ты тоже поедешь с нами на остров? — спросила женщина. — Нет, Мария, нет, хотя мне так этого бы хотелось… — с горечью ответил Давиде. — Ну что? — затем спросил он у возвратившегося Тано. — Я сказал ему о миллиардах, которые остались у меня в банке, и о том, что хочу встретиться и поговорить с ним с глазу на глаз. Потом назначил место встречи. — А он? — Согласился. Приедет сегодня ночью. На вилле в пригороде Вены шел тягостный разговор. Все не скрывали, что обескуражены исчезновением Ликаты и Тано. Феде растерянно рассказывала генералу, Сильвии и Браччо о неожиданном появлении Ликаты, его странном состоянии и его непонятных словах. — Он, например, говорил, генерал, что вы с самого начала все про него знали… Он шатался, еле держался на ногах… — Что значит: никогда не вернется? — спросила Сильвия. — Да, я знал, — помолчав, проговорил генерал. — Вы знали? — переспросила Сильвия. — Что вы знали? — Знал, что после операции ему осталось жить всего несколько месяцев… Разговор между Сильвией и Амидеи продолжался, когда подчиненные генерала покинули кабинет. — Значит, генерал, вы все прекрасно знали, как всегда, располагали вашей проклятой информацией… — Сквозь слезы проговорила Сильвия. — Как же вы могли использовать его, когда ему оставалось несколько месяцев жизни? Вам нужен был кто-то, кто не боялся бы смерти, кому нечего было терять. Вот почему ваш выбор пал на Ликату. Не так ли? — Да, так, — отвечал Амидеи. — Боже мой, что у вас вместо сердца, генерал! — зло произнесла Сильвия, перестав всхлипывать. — Ведь Давиде мог поехать повидать перед смертью своего сына, написать хотя бы письма, поразмышлять… Неужели вам не приходило в голову, что в свои последние дни ему надо привести в порядок дела? Вы отняли у него все, даже возможность спокойно умереть! Разве можно так поступать с людьми?! — Послушайте, судья, — отвечал Амидеи. — Вы должны поверить, что у нас с Давиде был своего рода неписаный договор. Мы понимали друг друга без слов. Все было честно. Давиде прекрасно все понимал. — Нет, неправда! — воскликнула Сильвия и вновь разрыдалась. — Вы должны мне поверить… — Нет, не верю, не верю! — твердила Сильвия. — Давиде отдал мне свою смелость, — продолжал Амидеи, — а я дал ему возможность не замечать приближения смерти, избежать этого страшного ожидания. Я предоставил ему возможность совершить в жизни нечто важное, быть среди людей, быть с нами, и сделать для них, для нас всех, нечто значительное, важное. Он получил, наконец, возможность провести эти два месяца рядом с вами, быть счастливым. А такая удача выпадает в жизни немногим… Давид и Голиаф Встреча, которую Тано назначил по просьбе Ликаты, должна была состояться в хорошо нам уже известном месте — бывшем концлагере Айгенберг, о котором только что вновь вспоминали газеты в связи с операцией по конфискации огромной партии наркотиков. Сейчас тут вновь царили тишина и запустение. Вокруг не было ни души, только откуда-то издалека доносился лай собак да еле слышный шум поездов. Давиде, Тано и Мария сидели в центральном бараке, где была оборудована большая лаборатория или, вернее, целый завод по очистке и переработке сырья для наркотиков. Давиде нашел в выцарапанном на стене списке погибших знакомое имя — Стефан Литвак и дату смерти — 4 марта 1945 года. Эта надпись притягивала его взгляд, он не мог оторвать от нее глаз. Так же, как и надпись на иврите с той же подписью и проставленным рядом лагерным номером, который он уже помнил наизусть. Время до условленного часа тянулось медленно. Вдруг Давиде почувствовал, как где-то глубоко в голове поднимается уже привычная боль, сверлит мозг, давит на глаза. Он пошатнулся, потом схватился за деревянный столб, протер с силой глаза. Пелена не спадала. — Мне врачи говорили, что начнется именно так… Мои глаза!.. Сначала я буду различать только силуэты, тени предметов, потом ничего… полная тьма. А я спокойно слушал и думал, что это относится к кому-то другому, а не ко мне… А теперь я почувствовал, что не хочу умирать, хочу жить! Давиде обхватил голову руками и застонал. Тано молча смотрел на него с глубоким сочувствием. — Лучше было бы, если бы эта проклятая пуля, — продолжал Ликата, — сразу сделала свое дело. Это было бы лучше для меня самого, лучше для Сильвии, да и для тебя, Тано. Я не притащил бы тебя из Африки, и вы с Марией уже жили бы-поживали на своем острове… Уснувшая Мария застонала во сне: — Тано, Тано!.. Тано, смотря прямо перед собой, заговорил, словно размышляя вслух: — Мария всегда жила одна, без меня. Я думал, что правильно делаю, оберегая ее. А на самом деле это она оберегала меня. Мария — вот где моя слабость, мое уязвимое место… Я всегда стремился защитить ее, а в действительности защищал себя самого… Знаешь, Давиде, мы с тобой оба обреченные: ты обречен умирать, а я обречен жить и мучиться… Давиде, оторвав руки от глаз, спросил: — А где он — твой остров? — Очень далеко, весь зеленый… — Увези туда Марию, — проговорил Ликата. — Тут в двух километрах от границы находится остановка междугороднего автобуса. Иди, иди туда! — А ты? — спросил Тано. — Сколько продержусь, останусь здесь, — ответил Ликата. Тано разбудил сестру. — Идем, Мария, — сказал Тано. В это время яркие лучи фар прорезали ночную темноту. В ворота въехала и медленно приближалась к бараку большая черная машина. — Вот он, приехал, — сказал Ликата.