Тогда Ксюша ни за что бы не подумала, что и сама столкнётся с подобным в жутком, неописуемом кошмаре. Сейчас ей действительно захотелось понять Артёма. Выяснить, что толкает его совершать те ужасы, что он творил со всеми. Что он творил с ней. Вдруг, он на самом деле очень потерянный, несчастный, заплутавший в жизни человек? Хоть Ксюша и не психолог, она как сможет, попытается понять и помочь ему осознать свою истинную проблему – и тогда это спасёт их обоих. Если он не отпустит её сам – то хотя бы доверится ей, и покажет свои слабые места, а это позволит ей, опираясь на любую возникшую ситуацию, проработать новый план бегства. Он тоже мог быть жертвой. Именно это ей стоит помнить при общении с ним – а не зацикливаться на том, как сильно она его боится. На душе у Ксюши стало легче. «Ситуация перестаёт быть безнадежной, когда есть хоть самый малейший план действий», – пришли ей в голову примерные слова мужа (при очередном воспоминании о нем её сердце полыхнуло мучительной болью). Всё было верно. * * * Артём вернулся только под вечер. Ксюша просматривала книги на полках, когда он вошёл в дверь, нагруженный множественными объёмными на вид пакетами. – Держи, это тебе, – зайдя в комнату, он протянул ей два из них. В одном оказалось несколько вещей для неё – белое фланелевое платье с рукавами в три четверти и юбкой до колен, видимо, предназначенное для повседневной носки. Отдельно шла чёрная бархатная юбка такой же длины, что и платье, а так же кремовая, цвета топлёного молока, короткая шёлковая ночная рубашка на бретельках с кружевной отделкой декольте и белый махровый халат. Два свитера: один белый, удивительно мягкий и приятный на ощупь – должно быть, очень дорогой; другой – более обычный, но тоже кажущийся уютным и тёплым – дымчато-серого цвета. Глядя на него, Ксюша представила маленького пучеглазого котёнка, с таким же цветом шерсти, невинно взирающего на окружающий мир умильными голубыми глазками. Ещё там лежали две пары колготок: одни чёрные, более плотные, а вторые – потоньше, телесного цвета; две пары обычных белых носков и два комплекта нижнего белья белого и красного цвета. Еле заметно вздрогнув, Ксюша спешно отложила их в сторонку. Картину довершали нежно – розовые домашние тапочки с кошечками, вышитыми золотистым узором. Она попыталась не хмыкнуть. Надо же – кто бы мог подумать, что опасный псих-убийца способен выбрать для заточенной им в плен жертвы тапки с весёленьким, милым изображением. – На первое время хватит, – обеспокоено проговорил Артём, неслышно наблюдавший сзади, как она выкладывает содержимое пакета на диван и изучает его. – Не знаю, угадал ли я с размером. На всякий случай взял всё сорок четвёртого размера, обувь – тридцать восьмого, а остальное, – он махнул рукой – да ладно. Это неинтересно. Если что-то не подойдёт – всегда можно будет купить другое. Ксюша прикусила нижнюю губу, изо всех сил стараясь не засмеяться от представления, как Артём с видом туповатого бычка подходит к продавщице-консультанту и, что-то непонятно мямля, пытается объяснить той, на какую девушку нужно подобрать размер трусов, лифчиков и колготок. А она привычно вздыхает, подумав, что перед ней стоит очередной незадачливый ухажёр, решивший в кои-то веки порадовать свою девушку. Хотя нет – по возрасту он больше походил на закоренелого супруга, которого жена впервые отправила в магазин женского белья. В общем, усилием воли собирая свои растянувшие в улыбке губы обратно, Ксения от всей души радовалась, что стоит сейчас спиной к своему тюремщику. – Спасибо, – послушно поблагодарила его она. – Давай надень что-нибудь. Посмотрим, как на тебе сидит. По её телу пробежала волна дрожи. Конечно, она хотела поскорей избавиться от его одежды. Но если она начнёт переодеваться при нем… Ксюша хорошо помнила, чем закончилось последнее и единственное случайное пребывание перед ним раздетой. Всё так же не поворачиваясь к нему, она быстро скинула достающую ей до середины бёдер футболку Артёма, и, дрожа от страха, успев только почувствовать, как холодный воздух коснулся её обнаженной груди, натянула на себя платье. Воздушное и невесомое, как пушинка, оно мягко прилегло к телу. Спиной ощущая на себе испытывающий любопытный взгляд, от которого ей было не по себе, Ксения оглядела свою фигуру: судя по крою, оно должно было плотно облегать ту, однако на бёдрах и талии всё же болталась свисающая ткань. Да – если до попадания сюда Ксюша и носила сорок четвёртый размер, то сейчас ей явно требовалась одежда поменьше. Она робко повернулась к похитителю, стараясь выдавить из себя подобие улыбки и не показывая своего страха. Тот, не спеша, придирчиво осмотрел её с головы до ног. – Хм… – задумчиво протянул он. – Надо было купить к нему белые колготки. Завтра же этим займусь. А пока попробуй надеть с ним бежевые. И обувь тоже надо другую… Ещё поглядев на неё некоторое время, Артём с разочарованным и одновременно целеустремлённым видом человека, принявшего определённое решение, пошёл на кухню. Проводив его настороженным взглядом, Ксюша заглянула в другой пакет: там были средства личной гигиены: шампунь, зубная щетка, массажная расческа и многое другое. При виде этих простых вещей она впервые за долгое время испытала сумасшедшую радость и благодарность по отношению к тюремщику. Она отметила, что среди всего этого отсутствовали потенциально опасные вещи – такие, как маникюрные ножницы, пилка, бритвенные станки. Впрочем, последние были ей и не особо нужны – три года назад посредством лазерной эпиляции она наконец-то избавилась от всей нежелательной растительности, чему была несказанно рада. А вот остальное бы не помешало. Может, как-то договориться с ним, чтобы он выдавать всё это на определённое время? Хотя бы на полчаса, раз в две недели. Надо будет попытаться попросить у него. Только осторожно, не навлекая на себя гнев. С этими мыслями Ксюша, тяжело вздохнув, принялась распаковывать и надевать бельё, бежевые колготки (предварительно стащив с себя его болтающиеся на ногах носки) и розовые тапки с котами. К ужину он запек в специальном соусе два сочных и ароматных стейка из свиной вырезки, украсив их листьями салата, укропом и помидорами. К ним прилагался белый хлеб и макароны, политые сверху растопленным сыром. Ксюшу поразил этот небывалый контраст с изнуряющей её не так давно голодовкой. Посуда и столовые приборы были пластмассовыми – она мрачно подумала, что Артём решил перестраховаться от её вероятных спонтанных действий. Сегодня это был их первый совместный приём пищи – до этого вечера он приносил ей еду в комнату. Ксения оглядела небольшое помещение. Отделанное, как и главная комната, деревом, оно служило и кухней, и прихожей одновременно. По левую сторону (если смотреть со стороны комнаты) это был именно пищеблок: рядом с дверным проёмом, стоял, прислонённый к стене небольшой старый деревянный стол с тремя круглыми табуретками из того же материала, верхняя поверхность которых была покрыта лаком. Дальше, в углу, находилась покрытая белой известкой дровяная печь. У наружной стены, по-видимому, располагалось окно – только его полностью закрывала белая шторка в тёмно-зелёную клетку, заканчивающаяся лишь на середине длины между подоконником и полом. Всю противоположную стену занимал кухонный гарнитур, а рядом с самой входной дверью стоял маленький белый холодильник с облупившейся ручкой, на эмали которого тут и там виделись царапины. Дверь, похоже, была железной: рваные края обивки в виде войлока и клеенки были обнажены, и местами в той виднелись дыры. Под ней был самый обычный чёрный резиновый коврик, на котором аккуратно стояли такого же цвета ботинки хозяина, а сбоку – две пары резиновых сапог. Одни чёрные, другие тёмно-зелёные, и на обеих виднелись следы грязи. Справа же, где пространства было разительно меньше, чем в «кухонной» части, к стене была прибита вешалка с крючками, где висели три мужские куртки: серая, чёрная и зелёная, запачканная тёмными пятнами. В правом углу стояла стиральная машина, на которой горой лежали перчатки вперемешку с какими-то тряпками. Источником искусственного света здесь, как и в комнате, была обычная, висящая на потолке в центре лампочка. * * * Ужинали они молча, сидя друг против друга. Ксюша не любила такую постановку кухонного стола, как здесь, потому что при ней люди, садившиеся по бокам, оказывались неудобно «прижатыми» к стене, что вызывало чувство скованности и неловкости, но это не помешало ей вдоволь насладиться едой. Она поражалась тому, насколько вкусными оказались все блюда – не хуже, чем в приличном ресторане. Даже было удивительно, что Артём так хорошо готовит. А может, он всё-таки повар? – Спасибо. Всё было замечательно, – Ксюша похвалила его – заискивающе, но в то же время действительно искренне. Он всё ещё дожёвывал последний кусок, и поэтому ничего не ответил, но по его лицу Ксении показалось, что похититель был польщён. – Я рад, что тебе понравилось. Мне уже давно не приходилось готовить… для кого-то. Артём встал и поставил на электроплиту маленький алюминиевый чайник. Она задумчиво посмотрела на его широкую спину. Не было, для кого готовить… – А ты… ты живёшь один? – слегка запинаясь от нахлынувшего на неё волнения, решила продолжить диалог Ксюша. – Я имею в виду… вообще? Что ж. Она ведь хотела разговорить его. И сейчас, когда он сам упомянул о себе, почему бы не зацепиться за эту тему? Артём медленно повернулся к ней и так же, не спеша, снова сел на своё место. – Да, – отрешенно протянул он, аккуратно собирая кусочком хлеба остатки соуса с тарелки. – Много лет. С тех пор, как умер мой отец. Он отправил хлеб в рот и принялся методично жевать. Его лицо при этом оставалось непроницаемым. – О… Мне жаль, – осторожно вымолвила она. Скончавшийся отец. Не это ли произвело на него сильное впечатление? Не его ли смерть запустила в психике сына пагубный и разрешительный процесс? Может, он погиб на глазах у ребёнка? Может, это произошло ужасным образом? А ещё он мог винить в этом кого-то конкретного, и… – Да брось. Это было давно. В феврале исполнилось уж двадцать пять лет. Я тогда на последнем курсе университета учился… «Значит, он никак не мог быть маленьким ребёнком, осиротевшим и потрясённым гибелью родителя. Это выходит, что Артёму сейчас должно быть сорок пять – сорок шесть лет». Ксюша с лёгким удивлением внимательно посмотрела на него. Надо же – до этого момента она считала, что ему максимум сорок два. И сейчас она осознала, что он выглядит лет на пять моложе своего возраста. Ну, или на три-четыре года. – Он всю жизнь был рабочим на лесопилке, и в последние годы страдал ишемической болезнью сердца, – продолжал тем временем Артём, не задумываясь или не замечая то, как пленница анализирует его внешность. – Сколько ему ни говорили врачи избегать тяжёлых физических нагрузок – он только отмахивался. И в итоге его просто разбил инфаркт. – Грустно, – осторожно сказала Ксюша, надеясь, что её тон не показался ему фальшивым, недостаточно искренним и печальным: вдруг он сейчас взбесится из-за этого или откажется дальше с ней говорить? – Закономерно, – отмахнулся Артём. – Этот дом, кстати, он построил, – он поднял голову вверх и сделал кивок, при этом быстро проведя ею слева направо. – Когда я был ещё маленьким. Отец любил иногда оставаться здесь. Отсюда ему было ближе добираться до работы, к тому же нравилось иногда побыть одному – когда он уставал от людей. Он вообще был не слишком общительным. Друзей у него не было, контактировал только со своими коллегами. Любил уединение, природу. «Интересно, что бы сейчас сказал его отец, узнай он, как сын использует его дом? – подумала Ксюша». Артём начал собирать тарелки со стола и ставить их в раковину. – Я с восьми лет привык оставаться дома один, и сам о себе заботиться. Но, бывало, он и меня сюда брал. Обычно, когда мы шли на рыбалку или охоту. Поэтому я все окрестности с детства здесь знаю, – он собрал объедки со стола в целлофановый мешок и выкинул его в мусорное ведро под раковиной, а затем взял тряпку и принялся протирать столешницу. – Ого… Наверное, вы были близки, – Ксюша решила вызвать в нем воспоминания о положительных чувствах. Может, тогда он был счастливым и даже не помышлял когда-нибудь причинять боль людям? Тюремщик на мгновение замер, словно о чём-то вспомнив, а через мгновение возобновил занятие. – Иногда мы проводили время вместе, – пожал он плечами, и, закончив уборку, пошёл обратно к мойке. – Но, честно говоря, мне казалось, в этом было мало чего настоящего. Он стал полоскать тряпку. Эти слова показались Ксюше более чем странными. Что Артём хотел этим сообщить? Он считал, что отец не любил его? Не хотел проводить с ним время на самом деле? И вообще – а где была его мать? Почему о ней он не упоминает? Она ушла, умерла, или делала нечто такое, что сын даже не хочет о ней говорить? Как раз в становлении будущих маньяков матери зачастую играют не последнюю роль. Внезапный свист вскипевшего чайника вернул её из раздумий в реальность. Глядя, как Артём выключает конфорку, насыпает заварку в две пластиковые белые кружки и заливает в них кипяток, Ксюша надеялась, что горячий чай расположит его к продолжению беседы о личном не хуже, чем сочный стейк. – А ты? – заботливо поинтересовался Артём, ставя перед ней дымящийся напиток. – Считаешь ли ты себя одинокой? Есть ли у тебя кто, ради кого ты живёшь? Этот вопрос застал Ксюшу врасплох. Да, её надежда оправдалась – он продолжил с ней разговор, но не совсем так, как ожидалось: теперь похититель захотел поговорить о ней! Ксения склонила голову ниже, чувствуя кончиком носа горячий пар и запах чайной заварки. Он был честен с ней – и ей придётся быть с ним тоже, иначе это будет игра не по правилам. А если он об этом ещё и догадается – то больше никогда не откроется ей.