Но только к такому она не была так сразу готова. К тому же Ксюша опасалась сообщать маньяку, что у неё был муж. Почему-то у неё было чувство, что эта информация ему совсем не понравится. И тогда он… «Разъярится, – услужливо подсказал ей голос в голове. – Он ведь явно желает обладать тобой, как женщиной. Узнав, что кто-то другой, пусть даже «с воли», имеет на неё законное право, он благодаря своему психопатическому складу характера может задаться целью избавиться от соперника. Так, на всякий случай». Ксюша похолодела. Нет, о Гоше она не станет упоминать. Она постарается это обойти. – Ну… У меня остался дядя. Родной, – с опаской, стараясь, чтобы её голос звучал спокойно, сказала она. – Моя мать умерла… когда я закончила первый курс. Мне было восемнадцать, – выпалила она, и тут же поняла, что в её голосе предательски прозвучала звенящая подавленность. Говорить об этом оказалось тяжело даже сейчас. Тем более, с похитившим её психопатом. – А отца у меня никогда и не было. Я вообще о нем ничего не знаю – ни кем он был, ни его имени. Отчество-то у меня ненастоящее, – нервно усмехнулась Ксюша и снова стала печальной. – Мама никогда не была за ним замужем и никогда не говорила о нем. Даже… даже… – она сглотнула комок в горле. – Даже незадолго до смерти. Дядя тоже ничего не сказала. Если он вообще хоть что-то о нем знал. Да и ладно. Не столь уж это важно. Она сделала глоток чая, при соприкосновении с горячим почувствовав, какими ледяными стали её ладони. Артём, в свою очередь, тоже отпил из своей. – Значит, – он посмотрел на неё, и тут же быстро кинул мрачный взгляд куда-то в сторону, – у них были на то свои причины. Твои родные решили, что это знание тебе не нужно. Может, они (он сделал ударение на это местоимение) и поступили верно. Информация далеко не всегда бывает хорошей. Ведь если бы ты знала все, то могла бы стать кем-то… иным. «Почему он, чёрт возьми, изъясняется какими-то мутными фразами? Почему нельзя взять и выразиться попроще?» – возмущённо недоумевала Ксюша, смотря, как её собеседник, не отрываясь от кружки, пьёт чай. Впрочем, он же маньяк. А у них своя логика, свои мотивы и свой стиль изложения. Так что не нужно поражаться его странным порою высказываниям. – Вот… так, – она попыталась заполнить неловкую, как ей показалось, паузу. – А считаю ли я себя одинокой… Может, стоит сказать, что да? Он-то точно чувствует себя таковым. Если Ксюша с ним согласится, это поможет их сблизить, а также расположить похитителя к ней – разве ей не этого нужно? Сама она не могла сказать про себя такого. Да, иногда ей хотелось побыть одной. Поразмышлять о жизни, о сюжете в очередной своей книге, или просто отдохнуть от общества. Но жить без общения со своими близкими оказалось бы крайне тяжело. Ещё и потому ей здесь, взаперти, было так плохо. – Ты задумалась, – прокомментировал Артём. – И я, кажется, знаю, почему. Ты задумалась об ответе на этот вопрос. Наверное, ты размышляла о том, что у тебя есть дядя, другие родственники, друзья и кто-то ещё там – дескать, если ты общаешься с ними, то не можешь считать себя одинокой. Ксюша с изумлением уставилась на него. – Но я считаю: такие, как ты, Ксюша – всегда одиноки. – Что? – удивлённо и несколько возмущённо переспросила она. – Такие, как я? В каком плане? Артём поставил пустую кружку на стол. – Как сказать… Я постараюсь тебе объяснить. Ты живёшь среди людей – и поэтому принимаешь их социальные нормы и правила. Ты знаешь, на какие темы и с кем стоит говорить. Ты приспосабливаешься, ты даже учишься получать определённое удовольствие от общения с другими на их установках. Это не представляется тебе таким уж невозможным: ведь ты выросла в обществе, ты в нем живёшь, да и сама являешься человеком, и потому тебе все главные аспекты жизни тоже знакомы и вовсе не чужды. Почему бы не поговорить с другими об учебе, одежде и косметике, искусстве, современных фильмах, проблемах со здоровьем, жилищными условиями? Ты можешь поддержать практически любой из этих разговоров. Эти вещи – простые, и в целом универсальные стороны жизни. И дело в том, что большинство людей как раз только этим всем и живёт. Но не ты. Ты – другая, Ксюша. У тебя совершенной иной тип мышления. Именно такие люди способны видеть то, чего не видят другие. Создавать новое. Открывать для себя и остальных другие реальности, новые миры. Они смотрят намного глубже повседневных вещей – те для них словно фантики от конфетки или шелуха от семечек. Но и поэтому, они обычно остаются для большинства непонятыми. Инакомыслящими. Думаю, и скорей всего окажусь прав, что тебе тяжело даётся взаимопонимание с окружающими. Ощущая, как эти слова взбаламутили в ней самые разные чувства – от лести до удивления, Ксюша с отсутствующим видом рассматривала заживающие раны на запястьях. В последнем Артём был прав – недопонимание всегда имело место быть. Как её самой остальными – когда Ксюша не могла на словах объяснить, что имеет в виду – так и с её стороны в отношении других: из-за того, как шутили её близкие – «постоянно витает в облаках» (и она не могла этого полностью отрицать). Впрочем, она всё равно, как могла, всегда старалась избегать таких моментов. Что касается её непохожести на других… Честно говоря, Артём был не первый, кто озвучил ей нечто подобное. Да она в глубине души и сама думала, что дело в этом: она просто весьма своеобразный человек. Сказать «необыкновенный» ей не позволял стыд за проявление своего тщеславия. Вот только насчёт «соблюдения общественных правил» Ксюше очень показалось, что он говорил в том числе и про себя. – Почему ты так решил про меня? – спросила Ксюша. Больше она не знала, что сказать. – За всё время нашего с тобой… мм… общения я успел многое за тобой заметить. Даже твои книжные предпочтения указывают на определённые вещи. Он замолчал, словно, актёр, делающий эффектную театральную паузу, а потом посмотрел на неё: – Ты читаешь роман Джона Фаулза «Волхв». И, как Николас Эрфе, предпочитаешь вымышленный мир настоящему. Ты увлекаешься другими реальностями. Артём кивком указал на остывающий чай перед ней. – Ты пей, пей. Наверное, уже остыл. Ксюша потрясённо уставилась на похитителя, так и не притронувшись к кружке. – Мне тоже нравится это произведение. В главной степени – сильным окончанием, в котором герой освобождается от всего ложного. С этими словами Артём начал подниматься из-за стола. * * * Накануне ночи Ксюше неожиданно даже для себя хватило храбрости попросить у Артёма возможность спать в дальней комнате, но только обязательно с открытой дверью. Но ещё больше она удивилась, что сама решилась на ночевку в этом, мягко говоря, психологически некомфортном для неё месте. Наверное, после их сегодняшней беседы на неё накатило воодушевление и вера в свою значимость. А если она так уникальна (от этого слова ей снова стало неудобно) – то, значит, должна быть сильной. И в первую очередь Ксюше следует доказать это самой себе. Попытаться восстановить хоть часть былого самоуважения. Побороть свои страхи. Она ведь и так в последнее время куда меньше боялась этой комнаты, постоянно пересекая её во время походов в санузел. И испытывала необходимость в уголке, где она может некоторое время побыть одной. К тому же ей хотелось перестать так зависеть от Артёма. Спать на его диване, принимать от него вещи и приготовленные им блюда… Она ведь уже поправилась. Всё – с завтрашнего дня Ксюша попросит у него разрешения ещё и готовить. Она опасалась, что маньяк будет настаивать на том, чтобы она спала с ним, однако Артём без колебаний согласился. Но когда он молча стоял и смотрел, как Ксюша в обнимку с подушкой и одеялом шествует на старую кровать, она, проходя мимо него, снова увидела его тот самый наблюдательный взгляд, буквально пронизанный испытывающим интересом. Ей было не по себе, когда она, стараясь казаться спокойной, раскладывала на матраце постельные принадлежности. И испуганно вздрогнула, когда, выпрямившись, почувствовала на коже своей шеи прерывистое дыхание Артёма, отчего та мгновенно покрылась мурашками. – А ещё – я читал то, что ты написала на бумажных листах, – прошептал он ей прямо в ухо. Глава 27 После их первого полноценного разговора Ксюша надеялась, что за ним скоро последует и ещё один. Но следующие три дня ни о темах личного характера, ни про найденный им отрывок из сюжета её недописанного романа поговорить с Артёмом ей так и не удавалось. Тот по-прежнему стал уезжать днём после полудня. Два раза он возвращался вечером, до заката солнца, и только на третий Ксюша, задремав часов в шесть, проснулась уже в полной темноте от звука открывающегося входного замка. Он прятал от неё всё, что она теоретически могла бы использовать для нападения. Посудой они пользовались только одноразовой, любые колюще – режущие предметы в доме отсутствовали, а где Артём прятал оружие, Ксюше понять пока так и не довелось. Однажды, в отсутствие хозяина, она решила обследовать кухонный гарнитур, где тот держал кухонную утварь – кастрюли и сковородки, и обнаружила, что дверцы были прочно заперты на замок. Каждый раз, когда он входил в дом, Ксюше предписывалось встречать его на расстоянии с поднятыми руками – доказать, что не держит в них ничего, с чем можно подкрасться и напасть. Хотя в таких условиях всё, что она могла бы использовать в этих целях, в её фантазии сводилось разве что к трём вещам: найти более толстую и увесистую книгу, чтобы ударить его по голове; разломать стул либо одну из табуреток и вывести маньяка из строя таким же способом, что и раньше; либо, используя свои колготки как удавку, незаметно накинуть на него сзади. Возможно, Артём думал о том же самом и предупреждал любую попытку, однако Ксюша была уверена, что он больше никогда не позволит застать себя врасплох, и всем этим лишь пытается заставить её играть по своим правилам. Её… и себя. Не раз Ксюше в голову приходила жуткая мысль, что он боится не столько перспективы получить травму, сколько того, что в ответ он не сдержится и сделает ей намного, намного хуже. Как бы то ни было, Ксения считала, что её положение ещё относительно сносное. Артём не заставлял свою пленницу жить по некому абсурдному, составленному им расписанию, не проявлял по отношению к ней явной агрессии и Ксюша, по крайней мере, пока что, могла судить, что он, в отличие от иных психопатов, не был склонен к вспышкам гнева. Впрочем, она всё равно ни за что не стала бы специально проверять сей факт, и всегда старалась вести себя примерно, не провоцируя похитителя. Один раз он вывел её погулять во двор, огороженный невысоким деревянным забором. Когда в прошлый раз Ксюша совершала отсюда побег, она, разумеется, не успела толком ничего рассмотреть, и сейчас изучала дворик Он был пустым. От внешней двери до самой калитки шла импровизированная дорожка из продольных досок. По левую его сторону располагалась небольшая деревянная пристройка с покосившейся крышей. Больше всего здание походило на мастерскую, и Ксюша искренне надеялась, что оно действительно таковым и служило. Сквозь землю пробивались ростки свежей, нежно-зелёной травы, а у самой стены дома она с сжимающим тоской восторгом заметила милые цветки-прострелы. Когда их нежные, пушистые молочного оттенка головки трогательно покачивались на ветру, Ксюше казалось, что они подбадривают её, пытаясь убедить, что всё не так уж и плохо. Прогулка длилась от силы пятнадцать минут, и всё это время Артём не сводил с неё глаз. Во взгляде его, убийственно-спокойном, снова проступало ненавистное наблюдение. Позже, когда маньяк завёл её в дом и запер за ними дверь на замок, Ксения, отвернувшись, едва сдержала слёзы. Никогда бы она не подумала, что будет наблюдать весну в неволе, пленённая страшным психопатом. Да, ему от неё было почти ничего не нужно. Да, она могла проводить своё время так хотела. Поэтому, маясь от скуки, она попросила у него разрешения убираться в доме, а также стирать. Хмыкнув, он ей это позволил, что было неудивительно – ведь от влажных тряпок, веника, и пластикового совка трудно было ожидать чего-то плохого. Как и от неподъёмной стиральной машины вместе с порошком и небольшим пластмассовым тазиком. Каждый раз, как Ксюша бралась за его вещи, её не покидало мерзкое ощущение, что вот сейчас она отстирывает с них кровь. Держа в руках очередной предмет его гардероба так, словно это была дохлая крыса, она, со сжавшимся сердцем мельком осмотрев его, поскорее отправляла в бак. Конечно, Ксюше хотелось попросить у него ещё и ручку с тетрадью для записи всех новых мыслей о сюжете своей книги, которые, что удивительно, продолжали появляться даже сейчас – но понимала: тот вряд ли даст ей предмет, которым потенциально можно выколоть глаза или проткнуть сонную артерию. Приходилось запоминать всё в уме, но ничего страшного – ей и это было не в новинку. Да, он привёз ей ещё вещи. Теперь у неё появился розовый, висящий на ней мешком свитер на пуговицах, светлые туфли-балетки и три повседневных платья нейтральных цветов, длиной до колена. Одно с коротким рукавом, одно – с рукавом в три четверти и ещё одно – с длинным, а так же сарафан. А также две футболки – белая и голубая, серая расклешенная юбка тоже до колена, чёрная куртка с капюшоном и флисовая кофта молочного цвета. Эта кофта ей действительно понравилась – и цветом, и тканью, приятной на ощупь. Вдобавок ко всему этому шли ещё две пары колготок – чёрные, шерстяные и белые, капроновые, и небольшой косметический набор, включающий в себя розовый блеск, такого же цвета помаду, тушь и румяна – всё от достойных фирм. Ксюша хмыкнула – в купленных для неё вещах не наблюдалось никаких штанов, брюк или джинсов. «Любитель классики». Ей вдруг пришла в голову странная и чем-то забавная мысль, что будь у него дочь, она бы носила всё самое, что ни на есть, женское, категорически исключая всякие там штаны. Иногда Артём даже разрешал ей готовить – правда, исключительно под его присмотром. – Лучше всего к макаронам подойдёт сырно-чесночный соус, – комментировал он, пока Ксюша, неуклюже пытаясь смахнуть упавшие на лицо пряди волос, помешивала в сковородке названные им ингредиенты, сжимаясь от пробежавшего по спине холодного страха. Да, у них всё было так. И могло бы показаться, что он ничего плохого ей не делал… Кроме одного. То, повторения чего Ксюша опасалась до боли в груди, случилось ещё раз. После того, как маньяк презентовал Ксюше вторую партию вещей, он попросил её надеть белое платье вместе с новыми розовыми туфельками и колготками ему в тон, а так же придать губам «оттенок земляники». На её робкий вопрос, стоит ли использовать остальные предметы макияжа, он отрицательно покачал головой. – Думаю, здесь они будут неуместны, – спокойно ответил Артём и задумчиво повернул голову в сторону кухни. Когда Ксения наконец появилась перед ним в желаемом образе, дрожа с головы до пят и молясь про себя, чтобы похититель всего лишь оценил наряд и не более, тот встал, и, оглядев её с ног до головы, направился к ней. Ксюша замерла в напряжении, заметив опять его жуткий горящий оценивающий взгляд, который её всегда так пугал. С замиранием сердца она наблюдала, как Артём ненадолго задержал взор на кровавых браслетах её обнаженных запястий – неровных тёмных корках, которые уже начали опадать, являя на свет слабую, обезображенную розовую кожу. Ксюша была уверена, что там она останется изуродованной уже навсегда. – Ты представляешь собой естественность, – прошептал он, проведя пальцами по её губам и погладив по щеке, отчего Ксюша ощутила пролетевшее по ней ледяное дуновение. – Декоративные элементы лишь подчеркивают её, как оправа – драгоценный камень.