На утреннем собрании СОГ, длившимся всего тридцать две минуты, ожидания Гоши полностью оправдались: единственным и по-настоящему дельным принятым Костомаровым и Петровым решением стало возведение Михайленко в статус подозреваемого и установление слежки за ним по номеру мобильного. Однако подведение результатов этого было назначено лишь на понедельник, и на следующие три дня Гоша уехал в Москву для решения некоторых дел – по большей части связанных с открытием там филиала издательства, а также навестить двоюродного брата. По правде говоря, Вася и настоял, чтобы он остался на выходные у него в частном подмосковном доме, где Василий проживал вместе с матерью, вышедшей в прошлом году на пенсию, и двумя стаффордширскими терьерами. Гоша согласился только потому, что его мать, тётя Галя, на данный момент уехала отдыхать в Крым – говорить сейчас с ней было бы слишком. Как и сам он, Вася был единственным ребёнком в семье дяди – младшего брата его отца. Дядя Кеша служил директором универмага, и его жена с сыном ни в чем не нуждались. Впрочем, родители Гоши, ещё в советское время бывшие дипломатами, тоже считались весьма уважаемыми людьми, и, безусловно, в их доме всегда был достаток, а папа ещё часто привозил из других стран красивые игрушки и диковинные вещи. Обычно по выходным у них было принято ходить семьями в гости друг к другу, и на таких встречах общение папы с дядей больше напоминало не небрежно-братское, а торжественную беседу двух высокопоставленных министров. Но если на застолье выставляли алкоголь, то папа, опрокинув пару рюмок привезённого им из-за границы бурбона, отбрасывал нарочито-представительный вид, начинал громко хохотать и сыпать шутками, преимущественно над дядей, в начале и конце рассказанной истории голосом юмористического артиста, или, как можно выразиться в наше время – стендап-комика патетически растягивая гласные, восклицая «Аркашаааа!». Иногда его имя произносилось воодушевленным тоном, иногда насмешливо-укоризненным. Дядя же в ответ смущенно «гыкал» с растерянным видом. Гошу это каждый раз почему-то так веселило, что во время очередного застолья он с нетерпением ждал этого момента. Дошло до того, что он начал сам по-тихому подливать алкоголь ему в чай, зная, где он хранится, в случаях, когда мама не выставляла его на стол. Женщины – его мама и тётя, лишь снисходительно улыбались. А вот Васю, который был младше Гоши на три года, так же забавляли эти моменты. Ради них они даже прерывали свою игру. После того, как дядя Кеша умер в две тысячи втором году от острой почечной недостаточности, Василий с его матерью Галиной перебрались в Москву. В связи с этим их общение сократилось, но, всё же, они нередко перезванивались, и приезжали друг к другу в гости примерно два-три раза в год. Недавно брату исполнился тридцать один. Работал он в престижной строительной компании, где получал неплохие деньги. И, насколько Гоша замечал, внешне Вася с возрастом всё больше становился похожим на маму, нежели на дядю Кешу. Те же тёмно-русые волосы с рыжеватым отливом, который он дополнял небольшой бородкой им в тон; телосложение, напоминающее подсдувшийся резиновый мяч – пухлый, мягкий и податливый: голубые глаза и нос картошкой. От отца Вася взял разве что высокий рост. В нем был метр девяносто – это возвышало его над Гошей на пять сантиметров. Их отношения в целом были ровными, приятельскими. Иногда Георгий, как более старший, пытался его опекать и наставлять. Впрочем, не факт, что именно возрастная разница играла тут главную роль – просто у него самого, как любила повторять мама, а позже замечали все друзья и приятели, был «слишком наставнический характер». В чём, пожалуй, они были правы. Они всегда находили, о чём поговорить – будь то дежурные вопросы о здоровье тёти Гали, дяди Андрея и тёти Вали, воспоминания про общее детство, интересные случаи на работе у каждого и вообще в жизни. А с тех пор, как Вася три года назад построил дом в Подмосковье, им хорошо было просто посидеть у него во дворе, жаря шашлыки, вдыхая свежий воздух и смотря на чистое, ясное небо. Но в этот раз всё пошло наперекосяк. Вообще, Гоша заранее опасался этого – но всё вышло даже хуже, чем в его предположениях. Кто бы мог подумать, что им будет настолько трудно друг с другом поговорить? Нет, всё начиналось, как обычно: Вася встретил его во дворе, провёл в дом, и накрыл ужин – но при этом он был какой-то другой. Словно механический робот, выполняющий свою стандартную программу. За столом тоже ничего не изменилось. Гоша видел, что брат теряется, не зная, какой ему принять вид: сохранять обычный, повседневный – лишь только добавив ему уважительной серьёзности – или обеспокоенно-грустный? Он замечал, как Вася мучается, выжимая из себя слова, звучавшие всё так же неестественно, компьютеризировано. Наблюдая за ним, Георгий с грустью осознавал, что и сам превратился в такого же андроида, способного лишь на стереотипные фразы и действия. Это было пыткой для них обоих. Будто они представляли собой двух людей в комнате, посреди которой лежало мёртвое тело, старающихся следовать негласному правилу: вести себя так, будто они здесь одни, и всё хорошо. Скрывая каждый друг от друга то, что ему неприятно смотреть на труп, неудобно каждый раз ходить и тщательно смотреть под ноги, боясь об него споткнуться. И не думать о неизбежной истине: чем дольше они будут находиться рядом с телом, тем больше оно будет разлагаться. От него пойдёт отвратительный запах, который въестся в волосы, кожу, слизистые дыхательных путей, и, прежде чем окончательно отравит, устроит своим жертвам длительную агонию. Вася не решался особо расспрашивать о Ксюше и о подробностях следствия, а Гоша был не в силах пересказывать всё в деталях. С утра в субботу он не без радости покинул коттедж, не переставая мысленно благодарить вселенную за возможность уехать и посвятить этот день необходимым встречам. Да и после всех дел Гоша не сразу вернулся к брату. В очередной раз посетил Третьяковскую галерею и бродил по ней два часа, разглядывая полотна и, как обычно, мысленно проводя её сравнение с питерским Эрмитажем; затем заехал в супермаркет и накупил там нужных и не очень продуктов, понимая, что большую их часть он оставит у Васи. Вернувшись в посёлок и выдержав ещё час совместного бдения, Гоша, сославшись на усталость, поднялся в выделенную ему гостевую комнату – ту, которую он обычно занимал вместе с Ксюшей. Сердце его болезненно сжалось. Он вспомнил о Юре – за минувшее время звонков от него не поступало; значит, в Сертинске ничего нового. Стараясь ни о чём не думать, он полчаса просидел в кресле, слушая тишину и поглаживая зашедшую к нему пятилетнюю стаффордшириху Элли, положившую свою рыжую голову ему на колени. Её подруга, Сара, носилась где-то внизу. Засыпая, Гоша подумал, что воздух здесь действительно замечательный. А ещё к нему пришло, плавно переходящее в сон воспоминание, как они с Ксюшей, побывав здесь впервые, задумались о возможности приобрести когда-нибудь свой дом с участком… Наутро он нарочито слишком вежливо попрощался с братом, выслушал его прощальные и утешительные слова с таким же трудом, с каким Вася, он был уверен, их произнёс. А затем быстро, даже не позавтракав (брат с видом скорбящего на похоронах сунул ему в с собой пакет с едой), уехал, сославшись на то, что ему сегодня надо ещё заехать в издательство. Миновав ворота, Гоша почувствовал небывалое облегчение – он ещё никогда не был так рад, что уезжает от Васи, а главное – следующая их встреча состоится нескоро. И невольно задал себе вопрос: сможет ли он вообще общаться с родственниками так же, как и прежде? Утро наступившего понедельника встретило его неожиданно наступившей прохладой. Ещё находясь в квартире в Сертинске, Гоша, глянув в окно, увидел застилающие весь обзор влажные клубы тумана. И сейчас, по дороге в полицейское управление, он едва различал на улицах неясные силуэты редких прохожих, спешивших по своим делам. Возможно, дело было в тумане, застилающим видимость, но Георгию показалось, что улицы существенно опустели, будто туман обладал способностью поглощать каждого, кто слишком долго в нём находился. Высасывать всю душу целиком, и делать её своей частью. Движение на дорогах Сертинска и так было относительно свободным, однако сегодня Гоша ехал один в плотной подсвеченной фонарями дымке, из которой периодически выпалывали дорожные знаки и огни светофоров. В конференц-зал он прибыл одним из первых, и сел на стул у стены, неподалёку от двери. Оглядывая входящих людей, с большинством которых уже успел познакомиться в той или иной степени, здороваясь с ними, Гоша чувствовал, как к нему возвращается боевой дух. Атмосфера расследования, ставшего теперь основным смыслом его существования, снова заставила чувствовать себя живым. Находящимся в движении. Последним зашёл Юра и его коллеги, занявшие свои места за столом. Влад сегодня остался в Питере – у него накопилось множество дел в «Крэйне». Впрочем, в его присутствии не было никакой необходимости. Откровенно говоря – как и в его собственном, да только он сам являлся частью всего этого. – Доброе утро всем присутствующим, – сказал Костомаров, поднявшись со своего места во главе стола. Сегодня на нем была мятая белая рубашка, а волосы небрежно растрёпаны. – Начнём наше собрание. С вашего позволения, не будем тянуть кота за хвост, и сразу перейдём к делу. – Все мы уже в курсе интересной особенности передвижений Михайленко. Гоша, напрягшись, подался вперёд. Майор тем временем подошёл к интерактивной доске, замещающей сегодня свернутый проекторный экран, и принялся что-то чертить на ней маркером. – Итак. В первый раз мы засекли его – он подошёл к столу и взял оттуда листок, на котором, видимо, были внесены информационные выдержки из расследования, – в четверг, двадцать пятого мая, в одиннадцать часов ноль семь минут утра, в Сертинске, оружейном магазине «Пуля». Он пробыл там до шестнадцати ноль девяти, после чего поехал на запад, миновал небольшой посёлок Песочный, и в шестнадцать двадцать… исчез. Говоря, Сергей параллельно записывал данные в левом верхнем углу. Когда он отошёл, давая всем возможность взглянуть на доску, Гоша заметил там надписи: «25 мая. 11:07–16:09 – С – к, ор. маг. 16:10–16:20 – дор. чз П-й.» Со значительным выражением посмотрел на подчиненных, Костомаров вновь склонил голову к личной подсказке, параллельно занося маркер. – Вновь Михайленко обозначился в девять ноль три утра, опять в Песочном. Через пять минут прибыл в Сертинск, где находился в «Пуле» до одиннадцати, затем отправился в Лупполово, а оттуда в Скотное. Снова вернулся в Песочный, пересёк его – и пропал. Речь его сопровождал стук стержня маркера о пластик. – В субботу, двадцать седьмого мая, ровно в девять утра он снова появился там же, где его вчера потеряли. Съездил в Елизаветинку – и снова пропал под Песочным. Всё воскресенье мы не могли его отследить. Так что сейчас мы с минуты на минуту ждём нового явления Христа народу. Михайленко под колпаком у Алексея, он сейчас на аппаратуре, и сразу засечёт, как только тот появится. – Снова в Песочном, – хмыкнул Гена. – И это значит, ребята, – прокряхтел подполковник Петров, вставая с места и присоединяясь к своему коллеге, – что мы должны выяснить, куда он ездит после того, как вытащит сим-карту. Майор следкома сдержанно кивнул, улыбнулся и слегка подвинулся, предоставляя Петрову место рядом с собой, но Гоша успел заметил на его лице секундный промельк недовольства, который он прекрасно понял: Костомарову не нравилось постоянно делить с Петровым «должность главного». С одной стороны, непосредственный босс Юры тоже был руководителем, к тому же выше Сергея по званию и старше его, но с другой – не он был назначен руководителем группы. – Да, а главное, для чего ему это нужно. Прятаться Михайленко, по идее, не от кого. Можно бы было ещё предположить, что мужик бегает от законной супруги к любовнице, которая и проживает за Песочным – но ведь у него нет семьи. – У него нет вообще никого, насколько нам известно, – прокаркал Петров. – Да, но с этим мы разберёмся чуть позже, – Сергей почесал затылок. – На сегодня у нас другие планы. Так что сейчас, ребята, слушайте и запоминайте. Он подошёл к креслу, положил ладони на его широкую спинку, и пристально посмотрел на участников следственно-оперативной группы. Те, сохраняя на лицах сосредоточенное выражение, застыв, ждали от начальника указаний. – Сегодня мы разделимся на две подгруппы. Первая, мои парни – как только выяснится местонахождение Михайленко, вы должны улучить момент и незаметно закрепить на его машине маячок. Поэтому сейчас вы идёте работать с Алексеем. А ещё – донести всем постам ГАИ в западном направлении от Песочного информацию об автомобиле подозреваемого – возможно, он проезжает у них. Вы всё поняли? – Так точно, – прозвучал ряд нестройных голосов оперативников. – Вторая подгруппа, ребята из сертинского управления полиции – отправитесь на его городскую квартиру и осмотрите там всё – быстро, тщательно, а главное – не привлекая ничьего внимания! Уведомление в суд уже отправлено. Время согласуете с первой: как только они сообщат, что Артём уехал на заказ – приступайте. Вы не должны подвергаться риску быть застуканными хозяином, если он решит туда направиться. Мы ещё слишком мало за ним наблюдаем, чтобы вычислить, как часто он там бывает. Если он пустил туда жильцов – смысла обыскивать жилплощадь нет. Тогда мы просто будем знать об этом факте. Попробуйте – только максимально осторожно! – расспросить их о хозяине. И соседей, если получится. Мы уже успели более-менее познакомиться: я увидел – вы славные парни, и я верю в вашу изобретательность. – Так точно! – в тон своим коллегам ответили уже Юра, Гена и Ваня. Гоша увидел, как у первых двух, сидевших лицами к нему, появилось польщённое выражение. – Вопросы есть? Всем всё ясно? Отлично. Тогда приступаем. * * * После окончания собрания Гоша, выйдя в коридор и отойдя от двери метра на два, чтобы отправить сообщение Журавлёву, услышал сзади диалог Юры и Гены, которые, по всей видимости обсуждали своё задание. – При обыске квартиры советского маньяка Филиппа Тюрина внутри на различных предметах обнаружились следы крови, – задумчиво сообщил Гена. – И принадлежала она животным, балбес! – Пусть так. Но вдруг нам всё-таки повезёт больше? Кстати, эксперт, который проводил обыск, тоже был младшим лейтенантом, прям как наш Ваня. Ваня, ты готов повторить подвиг товарища по званию? – поинтересовался Геннадий у стоявшего, видимо, рядом с ними Прокопова, но так и не услышал ответ Вани, потому что Юра тут же дал его за товарища: – Конечно, он готов, не говори глупостей. Гоша! Гошан! – Что? – вздрогнул он, оборачиваясь и подходя к ним. – Пойдём, попьём с нами чаю, пока мы не ушли. – Не ушли?… Ах, да… Конечно, Юра. Было бы странно рассчитывать, что они возьмут его с собой обыскивать квартиру Артёма, но он хотел именно этого. Хотел своими глазами увидеть жилище того, кто когда-то походил на человека, но в силу неизвестных обстоятельствах потерял людской облик и превратился в монстра, похитившего его жену. Хотел найти хоть какие-то знаки того, что Артём Михайленко без всяких сомнений был тем, кого они ищут. Увидеть это в обычной квартире, среди немых стен и мебели скрытую сущность хозяина: в обивке дивана, цвете обоев, расстановке вещей… А ещё найти что-то, принадлежавшее Ксюше. Но что, если и сама она может быть там? Ведь бывали же случаи, что пленных держали в городских квартирах! Когда они почти дошли до двери штаба, из кармана Юры вдруг раздалась громкая трель мобильного телефона. Тот остановился, как вкопанный, и приняв по непонятной причине недоуменное выражение лица, медленно выудил аппарат из кармана. После того, как он глянул на дисплей, его подбородок тут же вытянулся, челюсть отвисла, а глаза выкатились ещё больше, из удивлённых превратившись в испуганные. – Что там? – Гена подошёл к нему и посмотрел на экран. На мгновение лицо его стало таким же, как у коллеги, но уже через секунду трансформировалось в смешную гримасу, изображавшую шок, а потом на лице Барсукова вовсю заплясала широченная улыбка. – Ё-моё, – прошептал Юра. – Я телефон Петрова случайно взял, они же у нас одинаковые! Он рядом сидел, мы оба положили свои мобилы на стол… а я и схватил не ту! Боже! Он с нескрываемым ужасов повернул смартфон начальника лицевой стороной к Геннадию, который уже вовсю беззвучно хохотал. Гоша успел заметить фото брюнетки в облегающем чёрном платье с глубоким декольте. – Марина! – отчаянным шёпотом проорал он, тряся свободной рукой. – Это капец! Это… я… Юра, красный, как рак, развернулся, и, под мелодию звонка, не обращая внимания на своего согнувшегося от смеха коллегу, побежал в обратном направлении.