Глава седьмая Я вернулась домой в начале осени. В руках у меня была та же сумка, в которую Вика сложила мои вещи два года назад. Шмотки, правда, поменялись: за прошедшее время я здорово вытянулась. Отец после моего отъезда не сменил замки. Так что ключ подошел. Он так и валялся в кармане пуховика, словно ждал, когда мы с ним вернемся. Пуховик-то остался прежний! Только раньше он на мне болтался, а теперь стал короток в рукавах. В подъезде мне встретились две тетки, которых я не узнала. Прежние обитатели потихоньку разъезжались. Уехала толстая тетя Соня. Исчезли семейные старички Лида и Аркадий: он – пухлый, с волосами до плеч, она – сухонькая, с седыми усиками. Мой отец прочно обосновался в этом доме. Все соседи, мечтавшие выжить его, разбежались кто куда. Одна из квартир на нашем этаже стояла пустая, ее даже не сдавали в аренду. – Юльк, ты чего, дверь не заперла? – спросил отец, когда я включила в прихожей свет. Я поставила сумку и остановилась на пороге большой комнаты. – У-у-у, кто вернулся! – В глазах отца мелькнула смесь удивления, любопытства и злой радости. – А кому поджали хвостик? Дочурке моей! – Твою вторую дочурку убили, – сказала я, рассматривая мать: она полулежала в кресле, запрокинув голову, и не реагировала на меня. – Ты бы думал иногда, что говоришь. – Чего? – Он расхохотался. – Кому она сдалась, убивать ее… Дурой жила, дурой померла. С дурами такое сплошь и рядом. Я растянула губы в улыбке. Прошла в комнату, с каким-то наслаждением оставляя за собой грязные следы на полу, придвинула стул и села перед папашей. – Ну, вторая-то дочурка у тебя вовсе не дура, – вкрадчиво проговорила я. У отца вздернулась бровь, будто раньше него сообразив, что стоит ждать неприятностей. – Тебе бы об этом пожалеть. Но ты же у нас такой самоуверенный… Чисто голубь на помойке! – Язык не боишься прикусить? – Отец прищурился. Но пока он был благодушен. Разгоняется он от спокойствия до мордобоя за три минуты, мне ли не знать. Этого времени вполне хватит. – Голубей на помойке очень любят жрать крысы, – сообщила я и мило улыбнулась. – Все, пап. Хана твоему бизнесу. – Ну-ка, ну-ка! – заинтересовался он. – Жду подробностей! У меня было время все продумать. Я вертела это в голове не переставая, с того момента, как огласили приговор. Лицо Олега врезалось мне в память. На нем было написано изумление. Четыре года?! Так много?! Он надеялся, что получит условный срок. Ведь Вика совершеннолетняя, и она все решила сама! Его вины тут нет! – Ты возьмешь меня в свое дело, – сказала я отцу. – Будешь платить процент. Я займусь распространением, как и раньше. Он расхохотался мне в лицо: – Зачем ты мне нужна? Я, знаешь, как-то справлялся без тебя. – Затем, что иначе я тебя сдам, – отрезала я. – Весь твой бизнес на этом закончится. Наведу на тебя не местных подкормленных ментов, а с материка. При слове «материк» отец явственно напрягся. До сих пор он отстегивал здешним рылам. Но у него не хватит денег, чтобы прикормить еще и материковых. – Проще тебя удавить, – с улыбочкой сказал папаша. Взгляд у него был испытующий. Он прикидывал, на что я способна. – Ты кое-чего не учитываешь, папа. – Я скопировала его позу: нога на ногу, руки сложены на груди. – После смерти Вики я завела кучу новых знакомств. Вынужденно. Но ты ведь меня учил из всего извлекать пользу… Мне есть чем поделиться с моими приятелями. Отец закурил. Мать пришла в движение, словно в ее голову был встроен датчик дыма. Она зашевелилась, приподнялась… Осоловело глянула на меня, и я поразилась, как исхудало ее лицо. Щеки потемнели и запали. Мать стала похожа на испитую цыганку. Выудив из складок юбки пачку, она достала сигарету и потянулась к отцу прикурить. Вика говорила, что отец сначала спаивал маму, а потом подсадил на наркотики. Утверждала, что в минуты просветления мама хотела выставить его из квартиры. Не знаю, так ли это, или сестра выдавала желаемое за действительное… В голове папаши крутились шестеренки. Я буквально видела их движение. Он прикидывал, можно ли мне верить. Ведь я проходила свидетелем по делу. Общалась со следователем. – А-а-а, я понял! – Он засмеялся и погрозил мне пальцем. – Подмахнула кому надо и теперь считаешь, что весь мир у тебя в кармане? Маленькая шлюшка… Юлька, глянь: прошмандовку вырастили! Вся в тебя. В первый миг я не поняла, о чем он говорит. Но в следующий до меня дошло. Отец скалился так гнусно, что я едва удержалась, чтобы не врезать грязным ботинком ему по зубам. Как раз бы дотянулась. Один хороший взмах ногой – и… Нет! Я здесь не за этим. Так что я улыбнулась в ответ как можно развязнее. Считает, что я грею постель следователю? Мне же лучше! У меня не было ни малейшего сексуального опыта. Но именно в ту секунду меня озарило смутное понимание, что вообще-то я владею оружием, только пока не умею им пользоваться… – Значит, ты хочешь вернуть все как было, – протянул отец. Я рассмеялась. – Ерунды не болтай! Никакого «как было» я не хочу. Это ты побираешься в нашей луже и тебе достаточно. А у меня амбиции. Слыхал такое слово? – Нарываешься, Шурка… Мои три минуты почти истекли. Еще пара реплик в таком роде, и он дух из меня выколотит. Даже страх перед следаком, который якобы спит со мной, его не остановит. Что ж, я разозлила его достаточно. Можно переходить к делу. – Я хочу продавать товар на материке. Там нормальный рынок сбыта, а не то, что у нас. Давно пора было это сделать. – Дура! – Отец разочарованно покачал головой. – Я-то думал, тебе мозгов подвезли… Ты что, думаешь, мы одни такие умные? В городе все давно поделено! Тебя или посадят, или пальнут в башку – ты пяти грамм толкнуть не успеешь. – Надо договариваться, – возразила я. – Ну, поделено. И что? Все меняется. – И кто, по-твоему, этим будет заниматься? – Ты, – просто сказала я. Пока мы с отцом разговаривали, я изучала его. Он совсем не изменился за эти два года. Не постарел ни на день, даже седины в волосах не появилось. Раньше я видела его глазами ребенка, и отец казался мне красавцем. Теперь, по прошествии двух лет, я могла взглянуть на него со стороны. И знаете что? Он по-прежнему оставался красавцем. Ровные белые зубы – уму непостижимо, при его-то образе жизни! Густая шевелюра, челка лежит волной. Глаза карие, с очень ярким белком, будто содой начистили. Синие глаза у нас с Викой в мать. Смуглый, гибкий, быстрый. Опасный. Когда я уходила из этого дома, мне казалось, что во всем мире нет никого страшнее моего отца. Но с тех пор многое произошло. Самым страшным оказался не он. Сейчас я отчетливо видела, что папаша – просто мелкий барыга, как и говорил Карамазов. Хищный кот: драный, тощий, безухий… Гроза своего подвала. В большой город, который мы называли материком, отец побаивался соваться. Здесь, в нашем болотце, он сидел королем. За избиение Карамазова ему дали условный срок, на который отец плевал с высокой колокольни. Но меня такая жизнь не устраивала. У меня в запасе четыре года. Не так уж много, если прикинуть. – У тебя есть выход на нужных людей. – По лицу отца я поняла, что попала в точку. – Договаривайся с ними, пусть выделяют тебе участок на материке… Или как у них это происходит? – Вот видишь: ничего не знаешь, а лезешь. Подрежут тебе нос, Саня! – Всяко лучше, чем гнить здесь. Выбирай, пап: или начинаем дело на двоих, или я тебя сдам. Если мне от твоего бизнеса никакой выгоды, зачем мне тебя беречь? Без тебя нам с матерью будет спокойнее. Он попытался меня переубедить. Рисовал красочные перспективы. Обещал процент за распространение. Уверял, что клиентов за последний год изрядно прибыло. Рассказывал, как опасно вести дела среди крупной рыбы. «Мы с тобой, Санька, карасики! Среди щук нам не место!» Он подлизывался, угрожал, льстил и взывал к моему интеллекту. Я слушала его и мысленно улыбалась. Вся отцовская болтовня означала только одно: он принял мою угрозу всерьез. Я-то считала, что прошедшее время сильно изменило меня. Что я почти превратилась в человека. Но вот я снова в родном гнезде, где воняет анашой и под окнами шатаются тощие типы с мутными глазами. Где мусор успевает сгнить раньше, чем его выбрасывают. Где некогда умная красивая девушка, отличница и надежда мамы, превратилась в обдолбанную тетку с грязными волосами, не узнающую собственных детей. И мне все привычно, все понятно. Я знаю, как надо разговаривать с отцом. В школе я притворялась нормальной, и это отнимало столько сил, что на общение их попросту не оставалось. А здесь я никем не притворяюсь. Ну разве что чуть-чуть! Приходится изображать из себя взрослую. В конце концов папаша выдохся.