– Собрать все, что ей нужно, успеешь? Я отнесу. Катя кивает. Ее улыбка преисполнена благодарности и тепла – сейчас она совсем не такая колючая, как вчера. – Спасибо тебе, Кирилл, – говорит она с чувством пять минут спустя, передавая пакет с вещами для Леры. – Спасибо, что откликнулся, что так быстро среагировал, что нашел ее. Когда я возвращаюсь в медицинский корпус, Римма Ивановна в процедурной обрабатывает разбитую коленку какого-то мальчишки. Увидев меня, она кивает в сторону коридора и говорит: – Палата слева. Я скоро подойду. Леру я нахожу лежащей на застеленной кушетке. На ней больничный халат, волосы рассыпались по плечам, глаза закрыты. Видимо, переживания прошедшей ночи дали о себе знать – она отключилась, едва голова коснулась подушки. Осторожно опускаю пакет на тумбочку рядом с ней, а сам присаживаюсь на край кушетки. Я вижу, как размеренно поднимается ее грудная клетка, как тихо она дышит, как умиротворенно выглядит ее лицо. Протянув руку, аккуратно отвожу со лба упавшую на глаза прядь волос. Ее ресницы вздрагивают, глаза медленно открываются, фокусируясь на мне. – Кирилл… – Голос такой тихий, что я скорее читаю собственное имя по губам, чем слышу его. – Ш-ш-ш… Отдыхай. Ты в безопасности. Уголки ее губ едва приподнимаются, словно на большее у нее просто не хватает сил. – Спасибо, – шепчет она, снова закрывая глаза. Я сижу без движения минуту, две, может быть, пять. Просто смотрю на нее, не в состоянии оторваться. За все время нашего знакомства мы никогда не были так близко настолько долго. И я позволяю себе рассмотреть ее в деталях – несколько веснушек на носу, чуть загнутые на кончиках длинные ресницы, мягкий овал лица… И запах. Тот самый запах мяты и мандаринов, который тонкой лентой окружает Александрову, где бы она ни была. – Ну, как себя чувствует моя пациентка? Римма Ивановна с шумом заходит в палату, но, заметив, что Лера спит, замирает у порога. – Ей надо отдохнуть, – говорит она. – Да, – соглашаюсь я. – Зайду к ней позже. Я встаю на ноги, собираюсь уходить, но тут замечаю на стуле аккуратно сложенную толстовку. Ту самую, мою, в которую я укутал Леру в лесу. Я подцепляю ее пальцами и прижимаю к себе – ей она уже ни к чему. Бросив последний взгляд на спящую девушку, я выхожу из палаты. Путь до домика своего отряда проходит как в тумане – за мной неотступно следуют воспоминания о Лере и ее запах, который, кажется, стал даже ярче, чем я помнил. С внезапным озарением я опускаю глаза на толстовку в руках и медленно подношу ее к носу. Стоит мне вдохнуть, как губы сами собой растягиваются в улыбке. Мята и мандарины. Александрова дурманит меня даже на расстоянии, не прилагая к этому никаких усилий. Глава 25 «Курьер ожидает вас». Бросаю мимолетный взгляд на часы на запястье и нетерпеливо оглядываю зал в поисках Паши. Он стоит у входа в летний кинозал «Синички» и следит, чтобы все ребята из нашего отряда зашли внутрь. – Меня прикроешь? – тихо спрашиваю у приятеля, пока парни шумно рассаживаются на места у экрана. – Иди уже, Ромео, – с притворным негодованием отвечает он. – От тебя все равно нет никакого толку. Я благодарно киваю, даже не пытаясь протестовать. Он прав. С самого утра, когда мне пришлось оставить Леру в больничном отделении, я не могу найти себе места. Вроде бы делаю все, что от меня требуется, но мыслями я не здесь – я в палате у постели Александро– вой. Как она себя чувствует? Болит ли у нее нога? Не снятся ли ей кошмары? Девчонка так прочно засела у меня в голове, заполнив собой все имеющееся там пространство, что на контрасте я отчетливо вижу, как пусто там было раньше. До нее. Без нее. Эти искрящиеся глаза, мягкая улыбка, веснушки на переносице, белокурые волосы, в беспорядке спадающие на плечи, горделиво вздернутый подбородок, хрупкие ключицы и умопомрачительные ноги – ее образ следует за мной по пятам, куда бы я ни отправился. Просто наваждение, с которым я устал бороться. Покинув кинотеатр, я спешу на КПП, где меня ожидает курьер. Расплачиваюсь за букет пионов в крафтовой бумаге и быстрым шагом направляюсь в больницу – прямо сейчас не горю желанием встретить кого-то из знакомых и стать мишенью сальных шуточек. Я знаю, что в будущем этого не избежать: сплетни в лагере расползаются со скоростью света, но пока в отношениях с Лерой мне хочется сохранить приватность. Чтобы она была только моей. Осталось только понять, хочет ли она того же. В больничном отсеке вечером особенно тихо. Впрочем, ничего удивительного – насколько я понял, в настоящий момент из пациентов здесь только Александрова. – Открыто, – звучит из-за двери знакомый голос, стоит мне тихо постучать в палату. Толкаю дверь и захожу внутрь. Лера одна. Лежит на постели, приподняв подушку повыше, и читает книжку в мягкой обложке, но стоит ей посмотреть на меня, как она вся подбирается и даже делает попытку встать. – Лежи, – останавливаю ее, застывая на пороге. Она затихает. Растерянный взгляд фокусируется на цветах в моих руках. – Это тебе, – говорю я, прочищая горло. Делаю несколько шагов по направлению к ее кровати и неловко вкладываю букет ей в руки. – О, спасибо. – Она смущенно отводит глаза и снова делает попытку встать. – Я… Наверное, нужно… В воду. – Оставь, – отмахиваюсь я, разглядывая ее. – Я потом найду, куда их поставить. – Ладно, – соглашается девушка. – Спасибо. Я неловко киваю. На мгновение в палате возникает тишина. Лера выглядит сбитой с толку моим появлением и делает вид, что разглядывает цветы. Я использую это время для того, чтобы изучить ее: несмотря на отдых, она все еще бледная, а под глазами залегли тени. – Не занята? – спрашиваю я. Она отрицательно качает головой. Захватив стул у стены, подтягиваю его ближе. Оседлав его, складываю руки на спинке и опускаю на них подбородок: все это – не спуская с нее глаз. – Как себя чувствуешь? – Лучше. Мне просто нужно было поспать. Я же всю ночь глаз не сомкнула… – Лера печально усмехается. – Боялась. – Больше ничего не беспокоит? – пытливо уточняю я. – Немного болит горло. – Она пожимает плечами. – И на ноге уже проступил синяк. Я киваю и продолжаю смотреть на нее. Чувствую, что смущаю ее, но как-то иначе не выходит. Когда она в комнате, мои глаза подсознательно фокусируются на ней. – Спасибо тебе еще раз, – нервно теребя обертку букета, бормочет Лера. – Катя рассказала мне, как быстро ты среагировал и… Я молчу. Мне на самом деле нечего сказать. Потому что, пока она благодарит меня, я думаю о том, что всего этого можно было бы избежать, если бы я не повел себя вчера как последний засранец или хотя бы вовремя извинился. – Могу я задать тебе вопрос? – спрашиваю я, не переставая разглядывать ее. Лера неуверенно кивает. – Почему ты пошла туда ночью? Я помню про желание побыть одной и подумать – хочу понять, почему оно возникло у тебя в принципе. Она опускает глаза. Щеки едва заметно розовеют. – Мне кажется, если бы я не сбежала в лес, я бы пошла куда-то, где меня не ждали. – Она печально усмехается. – Я была очень… Я была не в себе. – Это я могу понять. Лера замолкает. Я чувствую: несмотря на то что последняя реплика осталась за мной, мяч все еще на моей стороне. Нервным жестом ерошу волосы на затылке. – Я сожалею о том, что сказал и сделал вчера утром, знаешь? – говорю тихо. – Вряд ли это может оправдать меня, но, как ты сказала, я был не в себе. – Почему? – Ее голос такой тихий, что я едва разбираю это единственное слово. – Потому что сложно справиться с собой, когда ты не до конца понимаешь ситуацию, – отвечаю честно. – Мне казалось, что мы с тобой… Что в последние несколько дней мы пришли к определенному взаимопонима– нию. Она кивает, но молчит, продолжая с опаской рассматривать меня гипнотическими глазищами, словно не знает, чего от меня можно ожидать. – И потом я нахожу тебя в объятиях Матвея. От моих слов, в которых даже сейчас сквозит негодование, она едва заметно вздрагивает. – Это было… Ничего не значило, – возмущенно бормочет она. – Да, он сказал мне об этом, – соглашаюсь я. – А то, что было между нами? В парке? На колесе обозрения? Это значило что-то? Потому что я, Лера, в растерянности, честное слово. – Это значило… – Она делает акцент на первом слове. – Для меня значило. Я вздыхаю. Встаю со стула и, сделав пару шагов, опускаюсь на край больничной кровати. Лера стискивает пальцами ножку букета так, что у нее белеют костяшки. Я инстинктивно протягиваю руку и касаюсь кончиками пальцев ее кисти. Сначала пробегаюсь по выпирающим косточкам, потом просто накрываю сверху.