У него хватает совести поморщиться от моих слов, но лицо сохраняет невозмутимое выражение. – Именно так и предполагается, – не отрицает он, смерив меня насмешливым взглядом. У меня создается ощущение, что своими словами и действиями он преднамеренно старается уколоть меня как можно сильнее. И, наверное, я не должна его винить. После того как я бросила его пять лет назад, не сказав ни слова на прощание, нашлось немало знакомых, среди которых был и дядя Дима, которые рассказали мне, как переживал Кирилл и как он в растрепанных чувствах покинул лагерь, не дождавшись окончания сезона. Если он мечтал отомстить, то сейчас у него на руках все карты для этого. – Я думала… – Собственный охрипший от волнения голос кажется мне чужим. – Что ты думала? – подхватывает он необдуманно брошенную фразу. – Что я буду жить с тобой? Я смущенно опускаю взгляд. На самом деле ни о чем подобном я не думала – не потому, что это неважно, а потому, что у меня просто не было на это времени. Все – от его звонка до обеда в ресторане и приезда в квартиру – происходит так быстро, что я едва успеваю приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам. Куда мне загадывать что-то наперед или пытаться предсказать следующий шаг Гордеева. – Ничего я не думала, – огрызаюсь я, разозленная издевкой в его голосе и собственной глупостью. – Это вообще не имеет значения. С минуту мы молчим. Насупившись, я делаю вид, что изучаю паркет под ногами, одновременно ощущая на себе тяжелый взгляд Кирилла. – Здесь три комнаты. Ты можешь располагаться в любой из них, – первым прерывает он молчаливое противостояние. – Через пару часов курьер доставит продукты. Если тебе еще что-то будет нужно, на цокольном этаже есть небольшой магазин. Покупки записывай на номер квартиры. В соседнем здании – фитнес-центр с бассейном. Тебя пустят по брелку на ключе. Если что-то понадобится, можешь звонить моей ассистентке. – Он протягивает мне визитку с номером. – Она все устроит. То есть, делаю вывод я, звонить ему напрямую я не могу. Не то чтобы я хотела или планировала это делать, но после этих слов я скорее откушу себе язык, чем позвоню ему или его девочке на побегушках. – Чувствуй себя как дома, – говорит Кирилл и неспешно идет к двери. – Ты уезжаешь? – удивленно спрашиваю я. – Ты далеко не единственная, кто требует моего внимания. А я и так потратил на тебя больше времени, чем планировал. Если этим он хотел подчеркнуть незначительность моего места в своей жизни, он достиг своей цели. Теперь я понимаю это очень ясно. У него наверняка есть постоянная любовница. Все эти пять лет я старательно избегала думать об этом, но перед поездкой в Москву два дня назад все же набрала его имя в поисковике. Хотела просто посмотреть, насколько он изменился внешне, но, сама того не желая, увидела с десяток фотографий, на которых он запечатлен с женщинами. Женщинами куда красивее и изысканнее, чем я. «Ты далеко не единственная», – звучит напоминанием его собственная фраза, а я вынуждена признать, что эти беспощадные слова причиняют мне куда больше боли, чем должны. Дождавшись, когда за Гордеевым закроется входная дверь, я устало бреду на кухню и наливаю себе стакан воды, с удивлением отмечая, что руки дрожат так сильно, что большая часть воды из бутылки расплескивается на столешницу. Сейчас, когда я наконец-то остаюсь одна и необходимость держать удар отпадает сама собой, эмоции захватывают меня. Не зная, куда себя деть, я выхожу на балкон и несколько минут стою, разглядывая потрясающую панораму мегаполиса, ощущая, как внутри все сильнее сжимается тугой комок горечи и сожаления, а слезы, которые я так долго сдерживала, тонкими ручейками бегут по щекам. Все к лучшему, повторяю про себя. Кирилл ушел и оставил меня в покое. Наказание откладывается. Я могу выдохнуть. Глупо тратить время на пустые сожаления о том, что уже нельзя изменить. Пока Гордеева не будет, я смогу перегруппировать силы и продумать тактику поведения с ним, чтобы не выставить себя еще большей дурой в его глазах. Я должна радоваться, что он ушел, разве нет? Но если это действительно так, то тогда почему где-то в глубине души я чувствую что-то пронзительное и болезненное, подозрительно похожее на разочарование? Глава 8 Оставшись в одиночестве, первое время я не представляю, чем себя занять. Как на иголках сижу в кресле и гипнотизирую входную дверь, размышляя, что может взбрести в голову Гордееву в следующую минуту. Вдруг он вернется сейчас, чтобы проверить меня? Это, конечно, глупо, и он ни за что не станет этого делать просто потому, что у него наверняка масса дел, но мое воображение оказывается куда сильнее доводов рассудка. В конце концов, просидев без движения минут двадцать и убедившись, что Кирилл уехал, я отправляюсь изучать квартиру. Гордеев сказал, что я могу занять любую комнату – этим и займусь, чтобы не сходить с ума. Досконально исследовав каждое помещение и выбрав для себя единственную комнату с примыкающей к ней ванной, я разбираю сумку и раскладываю в огромном шкафу нехитрый набор вещей, который я взяла с собой из дома для двухдневной поездки в Москву. Пара простых футболок, платье, джинсы, пижама и белье сиротливо оседают на полках, вызывая у меня горькую усмешку. Да, друзья, вам, как и мне, здесь не место. Закончив с одеждой, возвращаюсь в гостиную и включаю телевизор. Вряд ли меня можно назвать поклонницей дневных передач на ТВ, но мне становится спокойнее, когда комната заполняется звуками. Тишина в огромной пустой квартире заставляет меня особенно остро ощущать свое одиночество. Как и обещал Кирилл, через несколько часов после его ухода курьер привозит три пакета с едой из элитного супермаркета. Обрадовавшись возможности занять себя чем-то новым, я неторопливо разбираю продукты, с любопытством изучая этикетки. Ума не приложу, что имел в виду Гордеев, когда предполагал, что мне может понадобиться что-то еще в магазине внизу: еды, которую мне доставили, хватит на неделю, если не больше. За пустыми хлопотами я не замечаю, как наступает вечер. Несмотря на то что я все еще не проголодалась, решаю приготовить для себя ужин. В последние дни питаюсь я отвратительно, а перспектива упасть в голодный обморок перед Кириллом – последнее, что мне сейчас нужно. Еще раз внимательно изучив содержимое холодильника и полок, я выкладываю на кухонную столешницу пачку спагетти, чеснок, банку резаных томатов, оливковое масло и сыр и ставлю на плиту кастрюлю с водой. Стрелки на часах показывают шесть. В ожидании, пока закипит вода, я беру в руки телефон. В клинике, где на лечении находится дядя, сейчас как раз время приема посетителей. Если бы я сегодня улетела, как и планировала, то наверняка была бы в его палате. А раз я здесь, важные новости придется озвучивать по телефону. – Дядя Дима, здравствуйте, – ласково произношу я, услышав в трубке знакомый бас. – Лерочка, моя хорошая, – отвечает старик, и от его привычного приветствия на моих глазах выступают слезы. – Ну, как тебе столица? – Я почти ничего не видела, – признаюсь я. – Но я помню ваши советы и обязательно схожу на Красную площадь и на ВДНХ. Звоню, чтобы вы больше ни о чем не волновались. Я поговорила с Кириллом, и он поможет вам с «Синичкой». – Да-да, – отзывается дядя Дима. – Я беседовал с ним вчера вечером. Он долго расспрашивал меня о делах в лагере. Сказал, чтобы я больше не беспокоился о деньгах и сформировал для него предложение по возрождению «Синички». Обещал ознакомиться и дать свои рекомендации. – Вчера вечером? – изумленно переспрашиваю я. – Да, вчера вечером. Что-то не так? Вчера вечером я была уверена, что Гордеев не ударит палец о палец, чтобы помочь нам, и ни на что не соглашалась! Как он мог звонить дяде вчера, а мне предъявить ультиматум только сегодня? – Почему вы вчера не сказали мне, что он звонил? – спрашиваю я, вцепившись в телефон так, что побелели костяшки пальцев. – Кирилл попросил не тревожить тебя. Он объяснил, что у тебя был сложный день. Мальчик беспокоится о тебе, Лера, – говорит дядя. Про себя я истерически усмехаюсь. Беспокойство обо мне и Кирилл Гордеев – понятия, которые вряд ли еще когда-либо пересекутся. Могу себе представить, какое удовлетворение он испытывал, дурача меня за сегодняшним обедом! – Кирилл сказал, что ты задержишься в Москве, – продолжает дядя воодушевленно. – Не торопись возвращаться, ладно? В школе у тебя каникулы, а Москва стоит того, чтобы ее посмотреть. – Я переживаю, что за вами некому ухаживать, – мягко напоминаю я. – Брось! В клинике обо мне хорошо заботятся. А вы с Кириллом используйте это время, чтобы разобраться в своих отношениях. Вы оба заслуживаете еще одного шанса. Я, конечно, всегда знала, что дядя испытывает особую симпатию к Гордееву, но не ожидала от него такого откровенного сводничества – точно не после того, что произошло в прошлом. И пусть мне совсем не хочется разочаровывать его, я все же произношу: – Между нами не осталось ничего, дядя Дима. Не питайте иллюзий, пожалуйста. Мы с ним договорились о сотрудничестве. На этом все. Через три недели я вернусь домой. – Как скажешь, Лерочка, – отзывается старик. – Но ты все же приглядись к нему, ладно? Ты теперь свободна, и он, как я понимаю, тоже. А такая любовь, какая была у вас, не проходит бесследно. Попрощавшись с дядей, я с минуту тупо сверлю глазами невидимую точку на стене, прокручивая в голове разговор. Вчера! Вчера, черт возьми, Гордеев принял решение спасти «Синичку»! А сегодня он с легкостью обвел меня вокруг пальца, вынудив согласиться на условия, которые ни на что не влияют. Ни на что и ни на кого… кроме меня самой. Мой первый порыв – позвонить ему и высказать все, что я думаю о нем и его наглом вранье. Но, немного поразмыслив, я решаю, что мне самой нужно подготовиться к этому разговору. В прошлом я часто действовала на эмоциях, когда ситуация требовала холодного расчета. Если прошедшие пять лет и научили меня чему-то, так это терпению. Нужно подойти к новой встрече с Гордеевым с трезвой головой: если он думает, что я просто так проглочу его обман, то его ждет разочарова– ние. Кипя от злости, в сердцах разрываю упаковку спагетти. Несколько соломинок падают на пол, нарушая идеальный порядок на этой идеальной кухне. Собрав их и выбросив в урну, я заставляю себя глубоко вдохнуть и выдохнуть. Прямо сейчас я ничего не решу, а готовка и выполнение механических действий по сервировке позволят мне немного успокоиться. Через пятнадцать минут по кухне начинают разноситься ароматные запахи помидоров, оливкового масла и чеснока. Взяв себя в руки, я умудряюсь довести до конца задуманное и действительно приготовить сносный ужин. Ловко смешиваю томатный соус и спагетти, сглатывая набежавшую слюну, как вдруг громко хлопает входная дверь. Я цепенею. Учитывая образ жизни Гордеева, это могут быть домработница, еще одна любовница или даже его ассистентка, но я почему-то знаю, что пришел он сам. Глава 9 Кирилла я встречаю с каменным лицом, готовая к битве. Мои щеки пылают, сердце грохочет в груди, как отбойный молоток, а утихшая было ярость вспыхивает с новой силой. – Ты обманул меня! – воинственно бросаю я, едва он переступает порог кухни. На его лице, любовно вылепленном природой, не дергается ни один мускул, когда он не спеша проходит к столу и небрежным жестом вешает пиджак на спинку стула. – И тебе здравствуй, – говорит спокойно. – Ты пообещал дяде, что поможешь ему! – тоном обвинителя продолжаю я, взбешенная отсутствием реакции с его стороны. – Кажется, это было частью нашей сделки, – иронично замечает он. – Так в чем же моя вина? – Вчера! Ты пообещал ему вчера! – Мой голос срывается на крик. – Если бы я знала, то никогда бы… – Но ты не знала, – перебивает он мою тираду. – И это все меняет, правда? – Я не собираюсь выполнять условия, которые не имеют никакого смысла, – заявляю я, задыхаясь от возмущения. Лицо Гордеева каменеет, а тяжелый взгляд прищуренных глаз пригвождает меня к месту. – Кажется, ты забываешь, о чем мы с тобой договаривались, – чеканит он холодно. – К Панину наше соглашение не имеет никакого отношения. Ты дала слово мне. И я прослежу, чтобы ты выполнила свою часть сделки. – Это не имеет никакого смысла! Он пожимает плечами, как бы говоря, что ему на это наплевать. – А твое слово имеет какой-то смысл? Ты знаешь, учитывая наше прошлое, я не удивлюсь, если нет. К тому же кто даст тебе гарантии, что я не откажусь от денежных вливаний в задыхающийся бизнес твоего дяди, если ты сейчас пойдешь на попятный? – уточняет он ледяным голосом. – Но ты, конечно, можешь рискнуть и попробовать. – Ты сделал это нарочно, чтобы унизить меня. Ты просто… – Я не нахожу слов, чтобы подобрать определение его поступку. – Ты просто… – Хоть одно оскорбление в мой адрес – и я заставлю тебя повторять его снова и снова, когда буду трахать тебя этим вечером, – жестко говорит он. Грубые слова ледяным обручем сжимают мою грудь. Я ощущаю себя пойманной в ловушку, злой и беспомощной. Сейчас Кирилл впервые озвучил свои намерения относительно меня. Да, они лежали на поверхности все это время, но были завуалированы вежливыми размытыми фразами, дающими иллюзию пристойности происходящего. Сейчас же он сказал так, как есть: это не занятия любовью, даже не секс. Он собирается меня трахать. Это само по себе ужасно, но куда ужаснее другое – то, что это откровенное обещание делает с моим телом, которое с готовностью отзывается на чувственный призыв.