Опрометчиво подняв взгляд, я утопаю в бездонной темноте глаз Гордеева. Внутри все сжимается. Кажется, из воздуха разом пропадает кислород. – А если бы я не согласилась сегодня? – спрашиваю глухо, отводя глаза. – Этого мы никогда не узнаем, правда? Ты согласилась, и ты здесь, – говорит он подчеркнуто равнодушно, а потом, словно эта тема закрыта, усаживается на стул и добавляет: – Вкусно пахнет. Если ты что-то приготовила, рискну попробовать. Столь стремительный переход от важного к банальному обескураживает, но я не жалуюсь – это лучше, чем продолжать опасную тему, для которой у меня не хватает ни моральных сил, ни смелости. – А что, твои многочисленные ассистенты и администраторы тебя не кормят? – язвительно бросаю я. – Зачем, если у меня есть личная рабыня на три недели? – парирует он. Поджав губы, потому что мое красноречие исчерпало себя, я молча раскладываю пасту по тарелкам. – Если бы я знала, что удостоюсь аудиенции, приготовила бы что-то особенное, – замечаю едко. – Да, с щепоткой яда, подозреваю, – не остается в долгу Гордеев. – Я не настолько банальна, – оставляю последнее слово за собой и беру в руки кусок пармезана и терку. Пока я сосредоточенно натираю сыр, Кирилл достает из холодильника бутылку вина. Надо признать, за последние годы он приобрел довольно дорогие привычки. – Тебе здесь комфортно? Отрываю взгляд от тарелки, вопросительно приподняв брови: – Прости? – Я спрашиваю, комфортно ли тебе в этой квартире, – повторяет он. – Все хорошо. – Я пожимаю плечами, делая глоток вина из бокала. – Вряд ли в моем положении уместно что-то требовать. – А тебе нужно что-то, что ты хотела бы потребовать? – Его темнеющие глаза и интонации голоса словно бросают мне молчаливый вызов. – Здесь все есть, – отвечаю коротко, не желая вступать в перепалку. Как я уже выяснила, шансы выйти победителем хотя бы из одной у меня ничтожно малы, а мне сейчас надо беречь силы. Тарелки пустеют. Бокалы тоже. А во мне начинает подниматься волна паники. Сейчас вечер. В квартире мы одни. Я обещала ему «все что угодно», а он сказал… Он сказал то, что сказал. А если время расплаты настанет прямо сейчас? Пока я судорожно пытаюсь предсказать развитие событий, Кирилл доливает мне в бокал вина. Я поднимаю на него глаза и внезапно цепенею. Если зрение меня не обманывает, серые глаза Гордеева сейчас прикованы к моему рту. От этого взгляда мне становится жарко, и я машинально облизываю губы. О господи. – Я… – резко встаю с места, подхватывая дрожащими руками грязные тарелки. – Надо убрать. Будешь кофе? – Не откажусь. Все время, пока я составляю тарелки в посудомоечную машину и готовлю кофе, я ощущаю на себе жгучий взгляд Гордеева. Под ним мне неуютно, нервно и волнительно. А еще странно знакомо. Словно все это уже было когда-то в прошлом, а теперь просто вышло на новый виток в наших взаимоотношениях. – Не надо так трястись, – раздается над самым ухом. От неожиданности я рассыпаю кофе из банки на столешницу. – Я не собираюсь тебя насиловать. Как он оказался позади меня так быстро? Почему я не слышала? Зачем он поднялся? – Я не трясусь, – отвечаю глухо, гипнотизируя взглядом сахарницу, не решаясь обернуться и встретиться с ним лицом к лицу. Спиной я ощущаю тепло его тела и глубокое размеренное дыхание, которое шевелит волосы на моей макушке. Сердце начинает биться беспорядочно и учащенно, посылая по всему телу тягучие волны расплавленного вожделения, которые притупляют инстинкт самосохранения и будят примитивные первобытные чувства. – И насчет кофе я передумал, – продолжает Кирилл. – Вспомнил, что у меня есть дела. Так что не суетись. Когда эти слова доходят до моего затуманенного сознания, в кухне я остаюсь одна, а где-то вдалеке с мягким щелчком закрывается входная дверь. Глава 10 Утром я просыпаюсь в боевом настроении. Промаявшись без сна почти до часу ночи, что для меня, с тех пор как я устроилась работать учителем в начальную школу, неслыханно, я обещаю себе больше не изводиться понапрасну. Несмотря на то что когда-то мы были близки, Гордеев для меня загадка, на которую я никогда не знаю отгадки. Я понятия не имею, что ему взбредет в голову в следующую минуту, и если буду жить в постоянном напряжении, ожидая, что он начнет воплощать в жизнь свои угрозы, то просто сойду с ума. Сегодня будний день, из чего я делаю вывод, что Кирилл не объявится раньше вечера. А значит, у меня есть целый день, чтобы исполнить свою давнюю мечту – посмотреть Москву. Прогулка должна пойти мне на пользу. Ритм большого города поможет отвлечься и развеет паутину черных мыслей. Возможно, мне даже удастся вытеснить навязчивый образ Кирилла Гордеева из головы хотя бы на несколько часов. В самом деле, к чему превращать эти три недели в тоску и наказание? Подарки, которые дает жизнь, нужно использовать: никогда не знаешь, когда еще представится такая возможность. С этими мыслями я резво вскакиваю с постели, принимаю душ и готовлю нехитрый завтрак. Переодевшись в единственную оставшуюся у меня чистую одежду, уже в девять оказываюсь у метро. К черту Гордеева! Сегодня у меня свидание со столицей. Быстро домчав на поезде до нужной станции, я выхожу из подземки, упираясь взглядом в красный кирпич Московского Кремля. От монументальной красоты зданий и старинных памятников у меня перехватывает дыхание. Как зачарованная, я верчу головой по сторонам, стараясь не упустить ни одной детали, и то и дело лезу в интернет, чтобы прочитать про каждую заинтересовавшую меня постройку. День пролетает незаметно. Я брожу по центру без конкретной цели, обхожу кругом Кремль, спускаюсь в парк и долго стою на мосту, медитативно наблюдая, как подо мной проплывают прогулочные катера и яхты. К огромному сожалению, мой старенький телефон разряжается уже к обеду, не выдержав моего маниакального желания фотографировать все на своем пути. Но я не расстраиваюсь: так даже лучше. Это дает мне возможность сосредоточиться на том, что происходит со мной здесь и сейчас, вместо того чтобы засорять память телефона. Уже смеркается, когда я, прибавив шагу, возвращаюсь в квартиру. Провернув ключ в замке, берусь за ручку, но в следующее мгновение дверь распахивается без какого-либо участия с моей стороны. – Где ты шлялась? – как ядовитая стрела, летит в меня грубый вопрос. Стараясь с достоинством выдержать эту атаку, я осторожно закрываю за собой входную дверь и, мятежно вздернув подбородок, встречаюсь с пронзительным взглядом серых глаз хозяина квартиры. – Здравствуй, Кирилл, – произношу спокойно, мысленно проводя параллель с его вчерашним появлением в квартире и моим сегодняшним. Его глаза темнеют, брови угрожающе сходятся на переносице, а мое сказочное настроение стремительно летит с небес в преисподнюю. – Я задал тебе вопрос! – рявкает он. Сердце в моей груди срывается на бешеный галоп, но, к собственному удовлетворению, на моем лице не отражается никаких эмоций. Черта с два я пойду на поводу у его ярости! Презрительно морщусь, показывая тем самым отношение к его вызывающему поведению, и собираюсь пройти мимо, но в следующий момент вокруг моего запястья смыкается стальной обруч горячих паль– цев. – Не заставляй меня повторять снова, – ледяным тоном цедит Кирилл. – Гуляла, – бросаю я, пытаясь высвободить руку. – Я просто гуляла! – Я не давал тебе на это разрешения! – Прости, что? – Мои брови ползут вверх. – Ты, твою мать, слышала! – выражение его лица не сулит мне ничего хорошего. Атмосфера в комнате накаляется. Ногти вонзаются в мои ладони, пока я изо всех сил стараюсь сохранить ясность рассудка и не броситься на него с кулаками. – Не могу поверить, какое право ты имеешь… – бормочу я, задыхаясь от возмущения. – Право человека, который заплатил за тебя! Я дергаюсь, словно он меня ударил. На самом деле эти слова даже хуже, чем если бы он меня ударил. И поэтому ослепляющая ярость, равную по силе которой я вряд ли когда-нибудь испытывала, вырывается наружу. – Мне не нужно твоего разрешения, чтобы выйти на улицу! – Мой голос дрожит от раздирающих меня эмоций. – Ты оплатил мое тело, но точно не мое право дышать свежим воздухом! Если тебе было так важно, чтобы я была здесь, нужно было заранее предупредить меня об этом. А сейчас извиняться за свое отсутствие я не собираюсь! – Тогда за мои действия тоже извинений не жди, – цедит он зловеще и грубовато толкает меня к стене, а сам придвигается ближе, отрезая мне любые пути для отступления. Резко схватив меня за подбородок и бесцеремонным движением приподняв лицо, он заставляет меня посмотреть ему в глаза. – Что ты… – окончание моей фразы застревает в горле, потому что в следующий миг рот Гордеева сминает под собой мои губы. Он действует как ураган, налетевший внезапно и стремительно. Его ладони обхватывают мою голову, не позволяя мне уклониться от нежелательной атаки. Язык врывается в глубь рта, а зубы больно царапают нежную кожу губ. Но потрясает меня даже не сам факт этого поцелуя, а его безжалостная холодность, так непохожая на все, что связывало нас в прошлом. Сейчас соприкосновение наших губ не несет в себе чувственного удовольствия, ласки, трепета взаимного желания, у него одна цель – наказать. С этой задачей он справляется мастерски. Когда через несколько десятков секунд, показавшихся мне вечностью, Гордеев отрывается от меня, сложно сказать, кто больше потрясен случившимся. Я – с полными слез глазами, пульсирующими губами и телом, которое будто бы мне не принадлежит, или он – с несвойственным выражением растерянности на лице, которое, впрочем, быстро сменяется привычной непроницаемой маской. – Надеюсь, демонстрация грубой силы закончена, – произношу я дрожащим голосом и, собрав все оставшиеся у меня силы, отталкиваю от себя Кирилла. – А что, твой бывший муж был нежнее? Не отдавая отчета в собственных действиях, я подаюсь вперед и с размаху бью его по щеке, с мстительным удовольствием наблюдая, как на загорелой коже проявляется красный опечаток моей ладони. – Не смей говорить о моем браке в таком тоне. Ты понятия не имеешь… – Мой голос срывается, а глаза застилают слезы обиды и горечи. Кирилл молчит, не сводя с меня мрачного взгляда. И под ним моя кожа горит, будто бы я провела долгие часы под палящим солнцем. Дыхание, тяжелое и порывистое, с трудом вырывается из груди. Я опускаю ресницы, чтобы скрыть от него выражение абсолютной беспомощности, которую я сейчас испытываю, не показать ему, как ранили меня его действия и слова. В моей жизни мужчины часто относились ко мне как к трофею, который можно завоевать и выставить в витрине. Сначала школьный приятель Вадим, который едва не изнасиловал меня, а когда этого не получилось – оболгал. Потом мой бывший муж Рома, психическими манипуляциями вынудивший выйти за него замуж, а вскоре безжалостно терроризировавший меня. Но я никогда в жизни не думала, что вещью меня заставит себя почувствовать Кирилл – единственный человек, которого я когда-либо любила, который раньше был для меня образцом выдержки, сострадания и такта. – Дай мне пройти, – прошу голосом, который с трудом узнаю. Кирилл все еще стоит слишком близко, чтобы я могла обойти его. – Это не должно было произойти так, – говорит он глухо. – За это я прошу прощения. Но впредь я не разрешаю тебе уходить, не поставив меня в известность, куда ты собираешься и как надолго. Это Москва, а не твоя деревня. Здесь с девушкой может произойти все что угодно. И где, черт возьми, твой телефон?