– Ничего не скажешь? – спрашиваю тихо, нервно накручивая на палец прядь волос. – А что тут говорить? Ведешь себя как капризный ребенок, – пронзает меня взглядом из-под сдвинутых бровей и безжалостно рубит: – То, что ты не в состоянии справляться со вспышками ярости, – это твоя проблема, не моя. – Мне бы не нужно было ни с чем справляться, если бы ты не вел себя как… как… – тушуюсь, не в состоянии подобрать подходящее определение, за которое мне впоследствии опять не придется оправдываться. – Как кто? – Зато Гордеев, кажется, очень заинтересовался. – Как никто! – выпаливаю, кипя от негодования. Он смеется. Смотрит на меня магнетическим взглядом и смеется, откровенно наслаждаясь смущением и негодованием. Не могу его винить – веду себя ужасно и чувствую себя не лучше по большей части из-за своего же собственного поведения. Замкнутый круг какой-то. Внезапно Кирилл тянется ко мне и, обхватив одной рукой за талию, а другой – под коленками, резко дергает на себя. Я даже выдохнуть не успеваю, как мой зад оказывается у него на коленях, а его потрясающе мужественное и привлекательное лицо – буквально в нескольких сантиметрах от моего лица. На секунду закрываю глаза, бездумно наслаждаясь исходящими от него теплом и силой, и жадно пропускаю через легкие знакомый мужской аромат, но быстро заставляю себя вернуться в реальность. – Что ты делаешь? – выдавливаю, когда у меня получается отлепить язык от нёба. Вместо ответа теплая рука ложится мне на затылок, а губы опаляет жар его дыхания. Гордеев не целует меня, нет. Дразнит. Но каким-то образом все происходящее ощущается даже более интимным, чем поцелуй. – Мне показалось, что ты сегодня крайне напряженная, – мягко шепчет он, провокационно касаясь кончиком указательного пальца ямки на моей шее. В ответ мой пульс учащается раз в десять. – Хочешь, помогу расслабиться? – Не хочу! – густо краснею, прекрасно понимая, что он подразумевает под «расслаблением». – Опять врешь. – Его улыбка откровенно манящая, а потемневшие серые глаза блестят мальчишеским озорством и похотью. – Спорим, если я сейчас прикоснусь к тебе… там… О господи! Он же несерьезно? Мы в машине, а за рулем его водитель. Не может же Гордеев пытаться соблазнить меня в присутствии постороннего человека. Ощущая страшную неловкость от острого возбуждения, пронзившего тело, отчаянно борюсь с провокацией. – Отпусти меня, пожалуйста, – шепчу чопорно, фокусируя взгляд на контрастном воротнике его поло. – Мы не одни. – И? – Он наклоняется к самому уху и, согревая теплым дыханием шею, мягко произносит: – Владимир не первый год у меня работает. Задыхаюсь от боли, которую приносят эти слова. Что они значат? Что за годы службы этот человек стал свидетелем множества автомобильных свиданий своего работодателя? Резко отстраняюсь от Кирилла и с силой упираюсь ладонями в грудь, чтобы не позволить снова сократить между нами расстояние. Пока собираюсь с мыслями, его блестящие глаза оценивающе скользят по моему лицу. – Я не одна из твоих шлюх, которых ты ублажаешь на заднем сиденье под молчаливое одобрение своего водителя! – Мой голос похож на шипение змеи, а горечь, которая в нем звенит, удивляет даже меня саму. – Вообще-то я имел в виду, что ему можно доверять, – говорит он насмешливо и не упускает возможности поддеть меня сильнее. – А что, у тебя за прошедшие годы развилось отвращение к задним сиденьям? Раньше ты была не против. Хотя весь разговор идет на пониженных тонах, я испытываю жгучий стыд из-за того, что нас могут услышать. Гордееву же явно наплевать – он с откровенным вызовом смотрит мне прямо в глаза. – Отпусти меня! – Не держу же вроде, – ухмыляется дерзко, для наглядности вскидывая руки ладонями вверх. Я вспыхиваю, осознавая, что сижу у него на коленях по своей собственной воле. Черт, черт, черт… Быстро соскальзываю и отползаю в противоположный угол сиденья, чтобы перевести дух. Сердце глухо грохочет в ушах. Руки дрожат. В груди саднит и распирает, будто не хватает воздуха. А Кириллу хоть бы что. Сидит себе с невозмутимым выражением на лице, такой красивый и далекий, словно не он две минуты назад пытался нагло соблазнить меня и едва в этом не преуспел. Глава 20 Два часа в машине с Гордеевым – то еще испытание. Мне требуется минут двадцать, чтобы прийти в себя после нашей стычки, еще двадцать я провожу, глядя в окно. Но когда проходит час, нервы от звенящей тишины начинают скручиваться в узлы. Раньше тишина не действовала на меня так – подумаешь, два часа помолчать. Но замужество преподало мне горький урок. Бывший муж мог не разговаривать со мной днями, наказывая за одному ему известный проступок. И молчание стало означать для меня один из видов психологического насилия, к которому я так и не смогла привыкнуть. – Куда мы едем? – не выдерживаю я, мысленно умоляя Кирилла ответить. У меня есть идея, куда именно мы направляемся, но сейчас мне важно, чтобы он поговорил со мной. – На регату, – отвечает лениво. Тугой ком нервов в моем желудке немного расслабляется, я киваю и, ободренная его ответом, спрашиваю дальше: – Ту самую, о которой говорила твоя подруга Кристина? – Да, но я не планирую участвовать сегодня, – предупреждает он. – Крис же хотела на борт. – А обычно участвуешь? – Время от времени. Когда есть свободное время. – И выигрываешь? – Откуда это желание все знать? – Его губы изгибаются в усмешке. – Можешь не отвечать, – говорю обиженно. – Давай и дальше молчать. Еще какой-то час остался. Демонстративно сложив руки на груди, отворачиваюсь к окну. Мы давно выехали за МКАД и теперь мчимся по автостраде за город. Урбанистические пейзажи сменила лесополоса – даже не за что зацепиться взглядом. – Несколько раз выигрывал среди любителей, – произносит Кирилл, когда я уже не жду от него ответа. – Но это для меня не является целью. Я наслаждаюсь процессом. И свободным временем. На последней фразе он понижает голос. Специально или нет, я не знаю. Но отчего-то этот его бархатный голос в комплекте с фразой «наслаждаюсь процессом» отзывается во мне волной мурашек, стремительно покрывающих все тело. – А ты? – Я? – поднимаю взгляд на Кирилла. – Да, ты. Чем ты занимаешь в свободное время? Я пожимаю плечами: – У меня его не так много. Несколько лет я помогала дяде в «Синичке» с административными вопросами. Потом, когда начала работать в школе, времени на это не осталось. – Школа, значит? – задумчиво произносит Кирилл. – А что в этом такого? Мне нравится то, чем я занимаюсь, – говорю так, словно защищаюсь. – И я всегда хотела работать с детьми. – Ничего такого. Ты заводишься с пол-оборота, – замечает он насмешливо. – А личная жизнь? Вспыхиваю. Смущенно отвожу глаза. Кирилл же так пристально изучает мое лицо, словно хочет проникнуть в голову и прочесть мысли, которыми я не хочу с ним делиться. – Только не говори мне, что все эти годы вела образ жизни монашки. – Его голос сочится иронией. – Развелась ты два года назад. – Откуда ты знаешь? Пропустив мимо ушей мой вопрос, он задает свой, на который не имеет никакого права: – Сколько мужчин было в твоей жизни после развода? Его напор мне не нравится. Этот разговор мне не нравится. Я не знаю, как его продолжать, чтобы не выдать своих чувств и не дать Гордееву еще одно оружие в борьбе со мною. – Не твое дело, – огрызаюсь я, сжавшись от напряжения. Стук сердца в ушах сливается в сплошной пульсирующий гул. В горле растет ком. Я физически ощущаю на себе тяжесть его взгляда. Чувствую, как он задерживается на сцепленных руках, лежащих на коленях, как пробегается по груди, скользит по шее, пристально смотрит на лицо. – А во время замужества? – гнет Гордеев. – Учитывая, как быстро ты перепрыгнула из моей постели в брачную постель, я не удивлюсь, если и своему мужу ты была верна недолго. Жестокие слова бьют меня наотмашь. Я чувствую, как краска сползает с моего лица, а по спине бежит противный холодок. Это словесное насилие даже хуже физического. Лучше бы он меня ударил, чем так. Хотя теперь я, по крайней мере, знаю наверняка, какого он обо мне мнения. Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что в моей жизни, кроме него, никогда не было других мужчин? Ни за что бы не поверил. И рассмеялся бы, наверное. Не будь я так близка к истерике, я бы и сама над собой посмеялась. – Моя личная жизнь тебя не касается, – говорю тихо, не желая показывать ему, как сильно ранили меня его слова. – На то она и личная. Я ведь не спрашиваю у тебя, сколько женщин прошло через твою постель. Он поджимает губы. Впервые за весь день его лицо не выражает равнодушия или насмешки – скорее досаду и что-то еще, более глубокое, чему я не могу подобрать описание. – Полагаю, больше, чем через твою – мужчин, – жестко говорит Кирилл. – Но значительно меньше, чем ты себе воображаешь. – Я ничего такого не воображаю. Я вообще об этом не думаю, – произношу тихо, опасаясь выдать свои чувства. – Борьба за место в твоей постели занимает меня в последнюю очередь. – Стоит мне к тебе прикоснуться – ты вспыхиваешь как спичка. Если моя постель тебя не интересует, что же тогда тебе нужно? Я шокированно моргаю, не понимая, как разговор принял такой оборот. Говорить о таких вещах с ним я не планировала, а как сейчас выпутаться? – Я не понимаю, куда ты клонишь, – говорю честно. – Это какой-то бессмысленный разговор. Он мне неприятен. Кирилл задумчиво смотрит мне в глаза. Явно хочет что-то сказать, но мысленно словно взвешивает необходимость продолжения.