– И как же? – А то ты не знаешь, – отмахивается Катя. – Без ума он от тебя. Таким голодным и тоскливым взглядом каждое твое слово и движение ловит. Не знаю, как вы оба не смогли раньше в своих отношениях разобраться. Ничего же не изменилось. Я вдруг вспоминаю ту самую первую встречу с Кириллом после пятилетнего перерыва – как я боялась его, думала, что встречу совсем другого человека, что время и деньги изгнали из него мальчишку, в которого я без памяти влюбилась еще в школе. Как же я ошибалась. Несмотря на внешний фасад отстраненного и холодного дельца, он во многом остался тем же добрым, отзывчивым и заботливым парнем. Стоит лишь вспомнить его помощь дяде и друзьям, теплоту в отношении Анюты… Он ведь даже обо мне заботится, не демонстративно, конечно, но, если подумать о том, как он вел себя все это время, что говорил, вспомнить его поступки, становится понятно, что в его сердце нет ни холода, ни ненависти. В нем говорит обида, а для нее у него есть все основания. – О чем думаешь? – спрашивает Катя тихо. – Я его люблю, – выпаливаю неожиданно для самой себя и судорожно вздыхаю: – Так люблю, Катя. Что я буду делать, если он меня не простит? Глава 35 – Сначала на Софийскую, – небрежно бросает Кирилл водителю, едва мы усаживаемся в машину и она плавно трогается с места. Мое сердце разочарованно ухает вниз, а потом начинает быстро-быстро биться где-то в районе желудка. Весь вечер, проведенный в гостях у Кати и Паши, я полагала, что, оставшись наедине, мы с Гордеевым сможем поговорить, и сейчас одна его фраза перечеркивает все мои надежды. «Сначала на Софийскую» может означать лишь одно – Кирилл хочет отвезти меня в квартиру, а потом уехать к себе. Оставаться со мной, чтобы поговорить, он не собирается. Кураж и адреналин, бурлившие во мне после разговора с Катей, стремительно испаряются. Их заменяют тревога, неуверенность и страх, что сейчас, когда я готова ему открыться, ничего уже нельзя исправить. – Я думала, мы поговорим, – говорю тихо, с болезненной обреченностью разглядывая его чеканный профиль. – Завтра с утра мне надо ехать в Калугу, – отвечает он нехотя. Нет, напрямую он мне не отказывает, но подтекст его слов вполне очевиден. – Ты можешь остаться у меня… Я имею в виду… в этой квартире, в твоей. В той, в которой я живу сейчас, – окончательно смутившись, бормочу сбивчиво. – Необязательно ехать к себе. Кирилл разворачивается и впивается в меня взглядом. В темноте салона я отчетливо вижу, как блестят его глаза. – Ну и ну, – тянет задумчиво, заставляя меня напряженно гадать, что он имеет в виду под этой расплывчатой фразой. Оставшийся отрезок пути до квартиры мы проводим в молчании. Если бы мы были одни, я бы не стала ждать – начала говорить прямо в машине, но присутствие Владимира за рулем не располагает к откровениям. Особенно к таким, к которым готовлю себя я. Когда автомобиль тормозит возле подъезда, Кирилл, бросив водителю, чтобы тот дождался его, открывает дверцу. Выходит сам, помогает выбраться мне. Жадно хватаю ртом прохладный воздух, стискиваю пальцы в кулаки. Хочется кричать от бессилия, но я стараюсь держаться, хотя внутри все рассыпается на части. Теперь уже не остается никаких сомнений – Кирилл со мной не останется. Он в достаточной степени джентльмен, чтобы проводить меня до квартиры и убедиться, что я в безопасности. И именно это он и собирается сделать сейчас. Заставлять водителя ждать его просто так он бы не стал. Словно назло, воруя и без того ограниченное время между мной и Кириллом, в лифт заходит пожилой мужчина. Он едет до нашего этажа и остается, когда мы выходим на лестничную клетку. Молчание. Молчание. Каждый вдох на грани истерики. Каждый шаг, приближающий расставание, будто с гирями на ногах. Я хочу остановиться, замереть, растянуть время, пока Кирилл подходит к двери, открывает ключом замок, распахивает дверь. Между нами дистанция. Пропасть все шире и шире. И я вдруг ясно представляю, что эти пятьдесят сантиметров так и останутся между нами. Навсегда. И ничто уже не сможет это исправить. Наверное, это во мне говорит отчаяние, но я вдруг импульсивно сокращаю расстояние между нами, утыкаюсь носом в тонко пахнущую парфюмом рубашку и обхватываю Кирилла за талию. – Не уходи, – прошу, нет, умоляю я. Он цепенеет. Чувствую, как сбивается его дыхание, каким жестким и напряженным становится тело. Как бурно вздымается и опускается грудь, пока внутри гулкими ударами бьется его сердце. – Пожалуйста, не уходи. – Ты знаешь, что случится, если я останусь? – Его голос хриплый, чужой, предупреждающий. – Пить с тобой чай я не буду. – И не надо. Я не хочу чая. Я хочу тебя, – бормочу, цепляясь за его плечи. – Только тебя. Громко хлопает входная дверь, отрезая нас от окружающего мира. Крепкие ладони стискивают мою талию. Горячие губы накрывают мой рот, язык, зубы, дыхание… Закрываю глаза, полностью отдаваясь во власть эмоций. Дышу им. Живу им. Люблю. Мы в спальне. На кровати в беспорядке валяется моя пижама, покрывало смято, на тумбочке пустая кружка из-под чая – я ведь так торопилась с утра, гонимая желанием снова увидеть Кирилла, что даже не подумала прибраться. К счастью, ему все равно на обстановку вокруг. Горящие серые глаза смотрят лишь на меня, пока длинные красивые пальцы начинают торопливо расстегивать пуговицы рубашки. – Можно я?.. – прямо встречаю его взгляд. Шагаю к нему, кладу руки на мощную грудь, ощущая, как под ладонями сокращаются мускулы. Он кивает. В волнении закусив губу, медленно провожу ладонями вверх к ключицам, потом обратно к мышцам живота. Наслаждаюсь тем, как судорожно Кирилл цедит воздух, как отзывается его тело на мои целомудренные прикосновения. Медленно расстегиваю верхнюю пуговицу его рубашки, развожу в стороны ткань, вдыхаю его аромат, целую открывшуюся кожу, ощущая кончиком языка чуть солоноватый привкус. Чувствую собственную беззащитность перед силой желания, вызванного его близостью. Сделав глубокий вдох, высвобождаю из плена еще одну пуговицу и оставляю на горячей коже следующий поцелуй. Еще – и дальше. Опускаюсь перед Кириллом на колени, дрожащими пальцами вытаскиваю рубашку из-под пояса брюк, целую его живот. Смотрю на него снизу вверх. Жду. Кажется, в этот миг мы оба задерживаем дыхание. Серые глаза, безотрывно смотрящие на меня, все больше и больше темнеют, кажется, сам воздух вокруг нас воспламеняется, бурлит, переливается всеми оттенками желания. Кирилл вытягивает руку и подушечкой большого пальца проводит по моей нижней губе, слегка надавливая по центру, вызывая пульсирующий прилив крови к чувствительной плоти. Потом вдруг сгребает в кулак мои волосы на макушке. Это причиняет боль, которую я едва улавливаю, настолько я поглощена игрой чувств на его прекрасном лице. Глаз не отвожу. И ему тоже не позволяю. Кирилл сипло ругается. Грубо и грязно. Не сдерживаясь. Не таясь. Пленяя руками. Заставляя застыть одной лишь силой взгляда. Он на грани. Я его таким никогда не видела, но почему-то не боюсь. Откуда эта уверенность в том, что он меня никогда не обидит, я не знаю. Я просто чувствую, что это так сейчас. И останется так навсегда. Это же Кирилл. Мой Кирилл. Мой первый и единственный. Тот, кого я любила. Тот, которого буду любить. В голове проясняется. Кладу ладонь на пояс его брюк. Знаю лишь одно: если когда-то словами я не смогла сказать ему, как сильно люблю, то сейчас хочу донести до него силу своих чувств через прикосновения. Глава 36 – И все-таки без чая не обойтись. Оборачиваюсь на голос, едва не выронив из рук жестяную баночку с заваркой, и не могу сдержать улыбку. Кирилл стоит, небрежно прислонившись плечом к дверному косяку. Его волосы все еще влажные после душа, а из одежды – только низко сидящие на бедрах спортивные штаны. – Я могу сварить тебе кофе, если хочешь, – предлагаю робко. – Не суетись. Ты хотела поговорить. Да, да, я хотела. Но сейчас, когда отступать некуда, меня снова одолевает страх. Отвожу глаза и чересчур внимательно слежу за тем, как окрашивается в чайнике вода, стоит мне закинуть ложку заварки. Звук приближающихся шагов, тепло дыхания на затылке как приговор, вот-вот готовый вступить в силу. Кирилл кладет ладони мне на плечи и разворачивает лицом к себе. – Поговорим? – говорит с нажимом. Собственному голосу я не доверяю, поэтому просто киваю. Мы должны поговорить. Нет, я должна рассказать ему. От нервного напряжения меня начинает колотить: дрожь прошивает насквозь все тело, сердце барабанит в грудную клетку, ладони и стопы леденеют. Кирилл это, конечно, замечает. – Садись, – тяжелый вздох. – Я сам все сделаю. Не протестуя, усаживаюсь на стул и смотрю, как уверенно мужчина орудует на кухне, готовя для меня полуночный чай. Через минуту на стол передо мной опускается чашка, до краев заполненная ароматной жидкостью. С лимоном и сахаром, как я люблю. Обхватываю чашку, грея заледеневшие ладони о тонкий фарфор. Поднимаю глаза на Кирилла, который усаживается рядом и, подперев ладонью щеку, задумчиво наблюдает за моими попытками собраться. Не знаю, что тому виной – ослабленные после нашей близости защитные укрепления вокруг моего сердца или просто плотина, которая все эти годы сдерживала мои чувства, окончательно истощилась, – я вдруг понимаю, что из уголков глаз начинает сочиться влага. – Слезы, Лера? – мягко произносит Кирилл, не сводя с меня потемневшего взгляда. – Почему? – Я плакса, извини, – громко всхлипываю, размазывая соленые дорожки по щекам. – А мне перед тобой всегда хотелось быть сильной. Ты не знал, а я часто плакала в туалете, возвращаясь в отряд после какой-нибудь нашей стычки. Он вздыхает, на мгновение прикрывает глаза: – Я так сильно обижал тебя? Мотаю головой: – Это сложно объяснить. Я плакала по другим причинам. – Например? – Потому что всегда чувствовала, что, несмотря на взаимное притяжение между нами, в финале сказки ты не будешь моим, – признаюсь тихо. – Я был твоим, Лера, – возражает он без тени упрека, но серые глаза выражают такую усталость, что я снова ощущаю острый укол вины. – Ты ушла от меня, не наоборот. – Ты прав. – Расскажешь… почему?