– Святой священномученик Киприане, во дни и ночи, в тот час, когда упражняется вся сила супротивная против славы Единого живого Бога, ты, святой Киприане, молись о нас грешных, глаголя Господу: «Господи Боже, сильный, святый, царствующий вечно, услышь ныне молитву заблудшего твоего раба Даниила, да простит его все небесное воинство: тысячи Ангелов и Архангелов, Серафимов и Херувимов, Ангелов-хранителей… – Заблудшую твою рабу Тамару… Егорова мать тут. Крестится отчаянней всех остальных, смотрит в зарешеченное окно, не отрываясь. Старается не пропустить ни звука, повторяет слово в слово – и от нее Мишель и слышит эти слова так четко. Остальные больше не пытаются даже догнать отца Даниила, а только слушают и запоминают, еле успевая подставлять свои имена, когда в молитве настает время просить за себя у отступившего с земли бога. Отец Даниил говорит быстрее, быстрее, неутомимо, не сбиваясь: – Спаси нас, Господи, от всякого зла, дьявольского наваждения, чародейства и злых людей. Как воск тает от огня, так и растают все злые ухищрения рода человеческого. Во имя Святой Животворящей Троицы: Отца и Сына и Святого Духа да спасены будем… Тут он прерывается, качает головой, проглатывает. А потом продолжает. Люди слушают, затаив дыхание. 7. Егор откидывает люк и выбирается на крышу. Сегодня сухой день, сухой и ясный – на западе видны осколки Ярославля, а на востоке – как обычно: дымящуюся реку и канувший в нее мост. В руках у Егора гитара, капюшон толстовки натянут чуть не на самые глаза. Как бы вышел сюда поупражняться – вдруг что и придумается? Но смотрит он только на мост. Больше недели прошло, а он все медлит. Чего ждет? Может, дожидается, пока станет уже наверняка бессмысленно туда идти – тогда можно будет оставить себя в покое? Наверное. Но мост зовет его. Мертвые зовут. Та женщина с сумочкой на шее просит вернуть ее телефон. И живые толкают его туда: живые, которых он до сих пор не предупредил о том, что в любую из ночей с той стороны на эту может явиться тот самый ужас, от которого бежали со всех ног, растеряв по пути все человеческое, несчастные люди на мосту. И Егор поднимается на крышу, чтобы посмотреть на мост – просто посмотреть. Он берет в руки гитару и пробует струны. Мы уходим в туман Мы идем в никуда Нам от дома сто лет До страны невозврата Ноги стерты до ран Призраки-поезда Нам сигналят привет Веселее, ребята – Это чья песня? Егор вздергивается, оборачивается… Мишель. Что она тут делает? Как появилась тут… Так внезапно! Егору становится жарко. – Ну чья… Моя, типа. Вот, сейчас… Ну, на днях. На днях написал, и вот музыку… Ну, пытаюсь. Он суетится, заикается, но Мишель не смеется над ним. Смотрит на гитару. – А что там дальше? – Где? – В этой песне. – Ты… Хочешь, чтобы я дальше спел? – Ага. Можешь? – Дальше? Можно, я сначала сыграю… А то сбиваюсь еще. – Давай. Мы уходим в туман Мы идем в никуда Нам от дома сто лет До страны невозврата Ноги стерты до ран Призраки-поезда Нам сигналят привет Веселее, ребята Мы оставили тех Кто нас вроде любил Нас прождать целый век Взяли с них обещанье Пусть запомнят наш смех Пусть намолят нам сил Мы за тысячей рек Мы в стране без названья Мы простим им обман Пропадем – не беда Не видали креста – не Прощайтесь с солдатом Мы уходим в туман Мы идем в никуда Нам от дома сто лет До страны невозврата – Пока все. Там еще можно что-нибудь… Громовые раскаты… Не знаю, там… Аты-баты… Но пока так. – Нет, не надо больше ничего. Так хорошо.