Волосы у нее нисколько не длинные. Платья на ней тоже нет, ее одежда похожа на мою, только новей. Она такая новенькая, что смахивает на форму, хотя вся порвана и перепачкана грязью. А сама девочка довольно большая, с меня ростом – ну с виду так, – и нисколько не улыбчивая, даже наоборот. Нисколько не улыбчивая. – Спэк? – тихо бормочет Манчи. – Черт, когда ты уже заткнешься?! Но как же я узнал? Как я узнал, что это девочка? Ну, во-первых, это не спэк. Спэки похожи на наших мужчин, только у них все больше, длиннее и страннее, чем у нас. Рты располагаются выше, чем положено, а уши и глаза другие – совсем другие, не перепутаешь. И одежда растет прямо на них, вроде лишайника, который можно резать и придавать ему любую форму, какую захочешь, – естественное приспособление к условиям болотной жизни, говорит Бен. В общем, эта девочка выглядит иначе, одежда у нее нормальная, так что это не спэк. А во-вторых, я просто знаю, и все. Не могу объяснить почему, но я смотрю на нее, вижу и знаю. Она не очень-то похожа на девочек из визоров или Шума, да и живых девочек я никогда не видел, но она передо мной, и это самая настоящая девочка, я знаю! Не спрашивайте почему. Дело то ли в форме ее тела, то ли в запахе, то ли еще в чем, но это девочка. Если б на свете были девочки, она была бы именно ею. Она не мальчик, это точно. Она не такая, как я. Даже близко на меня не похожа. Она совсем другая, я не знаю как и почему, но она – это не я, потому что я знаю, кто я – Тодд Хьюитт, и я не она. Она смотрит на меня. На мое лицо, на глаза. Смотрит и смотрит. И я ничегошеньки не слышу. О боже! Как больно в груди. Я словно лечу в пропасть. – Кто ты? – повторяю я. Голос меня подводит, прямо ломается, потому что мне очень грустно (заткнись!). От злости я скрежещу зубами, выставляю нож вперед и выдавливаю: – Кто ты? Свободной рукой мне приходится быстро вытереть слезы. Что-то должно случиться. Кто-то должен сделать шаг. Один из нас должен сделать хоть что-нибудь. И в этом безумном мире до сих пор есть только мой Шум, больше ничей. – Ты говорить умеешь? – спрашиваю я. Девочка только смотрит и смотрит. – Тихо! – лает Манчи. – Заткнись! – кричу ему я. – Мне надо подумать. А девочка по-прежнему молча смотрит на меня. Не издавая никакого Шума. Что же мне теперь делать? Так нечестно! Бен сказал, на болоте я сам во всем разберусь и пойму, как быть дальше, но я ни черта не понимаю! Меня никто не предупреждал о девочке и о том, что от ее тишины так больно, так хочется плакать! Как будто меня лишили чего-то очень важного, и я даже думать не могу нормально, как будто пустота не в ней, а во мне, и исправить это нельзя. Что мне делать? Что делать? Девочка немного успокаивается. Она уже не так сильно дрожит, руки чуть-чуть опустила и вроде не собирается дать деру при первой возможности, хотя бесшумного человека разве поймешь? И вообще, разве можно быть человеком, если у тебя нет Шума? А меня она слышит? Слышит? Может ли бесшумный человек слышать чужой Шум? Я гляжу на девочку и как можно громче и четче думаю: Ты меня слышишь? Слышишь? Она даже в лице не меняется, взгляд остается каким был. – Ладно, – говорю я и пячусь. – Ладно, стой на месте, хорошо? Просто стой на месте. Я делаю несколько шагов назад, но глаз с девочки не свожу, а она не сводит глаз с меня. Я опускаю руку с ножом и стягиваю с себя одну лямку рюкзака, потом наклоняюсь и скидываю его на землю. Не выпуская ножа, открываю рюкзак и выуживаю книжку. Она тяжелей, чем полагается быть вещи, полной одних слов. И пахнет кожей. А внутри множество страниц, исписанных моей ма… Придется им обождать. – Смотри за девочкой, Манчи, – говорю я. – Смотрю! – лает пес в ответ. Я заглядываю под обложку и вижу там сложенный вчетверо листок бумаги, как Бен и говорил. Разворачиваю. Это нарисованная от руки карта, а с другой стороны – сплошной ковер из слов, которые я даже не стану пытаться разобрать в таком Шуме. Наш дом на самом верху, чуть ниже город и река, по берегу которой мы с Манчи только что спустились. Она ведет к болоту, и мы сейчас именно здесь. Но на этом карта не заканчивается, верно? Болото снова превращается в реку, и Бен нарисовал вдоль ее берега стрелочки, она приведет нас к… БАЦ!!! Мир на секунду вспыхивает, и что-то тяжелое ударяет меня по голове – прямо по тому месту, куда бил Аарон. Я падаю, но успеваю взмахнуть ножом и слышу крик боли. Мне удается развернуться, и я с размаху шлепаюсь на собственный зад, прижимая руку с ножом к больной голове. Смотрю в ту сторону, откуда на меня напали, и вот он – мой первый урок: бесшумные твари умеют подкрадываться, как будто их и нет вовсе. Девочка тоже сидит на земле и стискивает плечо, между пальцев течет кровь. Она выронила палку, которой меня шибанула, а лицо ее искажено гримасой – видимо, ей очень больно. – ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛА?! – ору я, стараясь не прикасаться к лицу. Ох, ну когда же кончатся эти тумаки? Девочка все еще смотрит на меня, морщась и зажимая рану. Кровищи там будь здоров. – Палка, Тодд! – лает Манчи. – Черт, а ты-то где был?! – Ка-ка, Тодд. Я свирепо рычу. Пес отбегает, а потом принимается непринужденно нюхать какие-то кустики. Внимания у собак с наперсток. Тупые, никчемные твари! Начинает смеркаться, солнце село уже по-настоящему, а болото, и без того темное, становится еще темней. Но ответа я по-прежнему не нашел. Время идет, сидеть на месте мне нельзя, возвращаться тоже запретили, и вообще тут не должно быть никакой девочки. Ух, кровь у нее хлещет только так. – Эй… – говорю я дрожащим от волнения голосом. Меня зовут Тодд Хьюитт, думаю я, и я почти мужчина. – Эй, – повторяю как можно спокойней. Девочка поднимает взгляд. – Я тебе ничего не сделаю, – говорю я, тяжело дыша, как и она. – Слышишь? Я ничего тебе не сделаю. Только ты больше не кидайся на меня с палками, хорошо? Она смотрит мне в глаза, потом на мой нож. Неужели понимает? Я убираю нож от лица и кладу на землю. Но не отпускаю, вот еще! Свободной рукой я опять начинаю рыться в рюкзаке и достаю оттуда аптечку, которую положил мне Бен. Показываю ее девчонке. – Аптечка, – говорю. Выражение ее лица не меняется. – Ап-теч-ка, – повторяю я по слогам и показываю на свое плечо там, где у нее рана. – У тебя кровь. Бесполезно. Я вздыхаю и начинаю подниматься. Она вздрагивает и отползает назад. Я снова вздыхаю, но уже громко и сердито: ничего я тебе не сделаю!!! Поднимаю аптечку: – Это лекарство. Оно остановит кровь. По-прежнему ноль эмоций. Может, она вообще ничего не чувствует? И не думает? – Слушай, – говорю я и с щелчком открываю коробку. Одной рукой шарю внутри, вытаскиваю кровоостанавливающую повязку и разрываю упаковку зубами. У меня наверняка идет кровь из того места, куда меня сперва ударил Аарон, а потом эта девчонка, так что я беру повязку и тру ей над бровью. Ну точно, кровь. Протягиваю повязку девочке, чтобы она получше разглядела. – Видишь? – Я показываю на свою бровь. – Видишь? Кровь остановилась. Делаю шаг вперед – всего один. Девочка отшатывается, но не отходит. Я делаю еще шаг, и еще, и вот я уже рядом с ней. Она не спускает глаз с ножа. – Нож я не уберу, даже не думай, – говорю я и протягиваю ей повязку. – Эта штука залечивает даже глубокие раны, поняла? Я хочу помочь. – Тодд? – лает Манчи. – Погоди, – говорю ему я и продолжаю: – Слушай, у тебя кровь хлещет. А я могу ее остановить, ясно? Только не вздумай бить меня палками. Девочка смотрит. И смотрит. И смотрит. Я пытаюсь напустить на себя спокойный вид. Не знаю, зачем я пытаюсь ей помочь – она меня чуть не убила, – но я теперь вообще мало что знаю. Бен сказал, я найду ответы на болоте, но никаких ответов тут нет, только девчонка с кровоточащей раной. Это я ударил ее ножом, она сама напросилась, но все-таки надо помочь ей – хоть какое-то доброе и полезное дело. Не знаю. Я не знаю, что делать, поэтому делаю вот что. Девочка все еще смотрит на меня и тяжело дышит. Но она хотя бы не убегает и не шарахается в сторону, а едва заметно подставляет мне плечо, чтобы я мог дотянуться до раны.