– Господин мэр тоже хочет потолковать с юным Тоддом. – Мистер Прентисс-младший повышает голос. – Выходите сейчас же, слышите? Ничего вам не будет, мы просто поболтаем. Бен кивает в сторону черного хода, решительно и твердо, и на сей раз спорить с ним бесполезно. Мы начинаем медленно продвигаться к двери, но терпение Манчи к этому времени кончается, и он лает: – Тодд? – Вы ведь не думаете удрать через черный ход? – кричит нам шериф. – С дороги, Киллиан! – Убирайся с моей земли, Дейви. – Я два раза повторять не буду. – Да ты уже трижды повторил, Дейви, так что твои угрозы не работают. Наступает молчание, но Шум обоих становится громче, и мы с Беном понимаем, что сейчас будет. Все происходит очень быстро: в дверь громко ударяют, потом еще и еще, а мы с Беном и Манчи летим на кухню, но не успеваем туда добраться, как все уже кончено. Мистер Прентисс-младший лежит на полу, зажимая рукой рот, из которого течет кровь. Его винтовка в руках у Киллиана, и он целится ею в шерифа: – Убирайся из моего дома, Дейви. Мистер Прентисс-младший переводит взгляд на нас, все еще зажимая ладонью окровавленный рот. Как я уже говорил, он всего-то на два года старше меня, его голос постоянно ломается посреди фразы, но по закону он уже стал мужчиной, а заодно и нашим шерифом. Кровь течет на светлые коричневатые волосики, которые он сам зовет усами, а остальные не зовут никак. – Ты знаешь, что так на вопросы не отвечают, верно? – Шериф сплевывает на пол кровь и выбитый зуб. – Ты знаешь, что это еще не конец. – Он смотрит мне прямо в глаза. – Что ты нашел на болоте, а, малыш? Киллиан приставляет дуло к его голове: – Вон. – Мы строим на тебя планы, малыш. – Мистер Прентисс-младший кроваво улыбается и встает на ноги. – Последний ребенок. До дня рождения остался ровно месяц, верно? Киллиан громко и угрожающе взводит курок. Мистер Прентисс-младший снова смотрит на нас, сплевывает и говорит: – Скоро увидимся. Голос у него хрипит и срывается, поэтому он быстренько улепетывает в город. Киллиан хлопает дверью: – Бежать надо немедленно. Через болото. – Знаю, – отвечает Бен. – Я надеялся… – Я тоже. – Эй-эй! Погодите! – кричу я. – Какое еще болото?! Там спэки! – Думай тише, – осаживает меня Киллиан. – Все куда серьезней, чем тебе кажется. – Мне вообще ни черта не кажется! – отвечаю я. – Никуда я не пойду, пока не получу объяснений! – Тодд… – начинает Бен. – Они скоро вернутся, – говорит Киллиан. – Дейви Прентисс вернется, он будет не один, и мы уже не сможем тебя защитить. – Но… – Никаких «но»! – Пора, Тодд, – говорит Бен. – Манчи пойдет с тобой. – Совсем здорово… – Тодд… – Тон Киллиана немножко изменился. В его Шуме я слышу что-то новое, какую-то печаль, почти горе. – Тодд, – повторяет он, а потом вдруг крепко-крепко меня обнимает, задевая воротником разбитую губу. Я вскрикиваю и отшатываюсь. – Быть может, ты возненавидишь нас, – говорит он, – но постарайся поверить: мы делаем это только из любви к тебе. Хорошо? – Нет, – отвечаю я. – Нехорошо. Ничего хорошего тут нет. Киллиан, как обычно, не слушает. Он встает и говорит Бену: – Все, бегите, я постараюсь их задержать. – Я вернусь другим путем, – обещает Бен. – Может, удастся сбить их со следа. На прощание они долго жмут друг другу руки, потом Бен смотрит на меня, говорит: «Пошли!» – и тащит меня за собой к черному ходу, а Киллиан опять берет винтовку. Мы переглядываемся, и на лице у него написано – на лице и в Шуме, – что это наше последнее прощание, что мы вряд ли когда-нибудь увидимся. Я хочу ему что-то сказать, но дверь захлопывается, и его больше нет. 5 Все, что ты знаешь – Я доведу тебя до реки, – говорит Бен, когда мы в спешке пересекаем поле – второй раз за день. – Оттуда пойдешь сам – по берегу до болота. – Там же нет дороги, Бен, – удивляюсь я. – И всюду кроки. Ты хочешь, чтобы меня убили? Он глядит на меня ровным взглядом и, не сбавляя шага, отвечает: – Другого пути нет. – Кроки! Болото! Тихо! Ка-ка! – тявкает Манчи. Я давно перестал спрашивать, что происходит, все равно никто и не думает мне отвечать, поэтому мы просто бежим мимо овец, которые до сих пор не в загонах и, возможно, больше никогда туда не попадут. – Овцы! – говорят они, провожая нас взглядами. Мы идем дальше, мимо главного амбара, вдоль большой оросительной трубы, потом сворачиваем направо вдоль трубы поменьше и бежим в сторону дикой пустоши, туда, где в общем-то начинается остальная часть нашей огромной пустой планеты. Бен заговаривает, только когда мы добираемся до деревьев: – На той еде, что я тебе собрал, можно продержаться несколько дней, но растягивай ее до последнего: ешь фрукты, какие удастся найти, охоться. – А сколько мне надо протянуть? Когда можно вернуться? Бен останавливается. Мы только что вошли в лес. Река в тридцати метрах от нас, ее уже слышно, потому что течение здесь довольно бурное. Вдруг мне начинает казаться, что я попал в самое одинокое место на всем белом свете. – Ты никогда не вернешься, Тодд, – тихо произносит Бен. – Тебе нельзя возвращаться. – Почему? – спрашиваю я тонким голосом – выходит почти мяуканье. – Что я такого натворил, Бен? Он подходит ко мне: – Ничего, Тодд. Ты не сделал ничего дурного. Бен обнимает меня – очень крепко, – и мою грудь вновь спирает: я напуган, зол и растерян. Сегодня утром, когда я проснулся, все было как обычно, а сейчас меня выгоняют из города, Бен и Киллиан ведут себя так, словно я умираю, и это ужасно нечестно, не знаю почему, нечестно, и все. – Да, нечестно, – соглашается Бен, отстраняясь и пристально глядя мне в глаза. – Но этому есть объяснение. – Он разворачивает меня, открывает рюкзак и что-то оттуда достает. Книжку. Я опускаю взгляд. – Ты ведь знаешь, я плохо читаю, – вздыхаю я, чувствуя себя идиотом и сгорая от стыда. Бен немного нагибается, чтобы поравняться со мной. Его Шум ни капельки не успокаивает. – Знаю, – мягко говорит он. – Я всегда хотел больше времени уделять твоему… – Он умолкает и протягивает мне книжку: – Дневник твоей ма. Она вела его с тех пор, как ты родился. И до самой смерти.