– Я пойду с тобой! – выпаливаю я. – Помогу вам драться. – Нет! – кричит в ответ Бен. – Ты должен бежать. Пообещай мне, что убежишь. Пройдешь через болото и убежишь. Секунду или две я молчу. – Обещай, – повторяет Бен, теперь уже повелительно. – Обещай! – лает Манчи, и даже в его голосе слышится страх. – Обещаю, – наконец выдавливаю я. Бен убирает руку за спину и что-то достает, дергает из стороны в сторону, пока оно не отстегивается совсем, и передает мне. Это его охотничий нож, большой, складной, с костяной рукоятью и зазубренным клинком; такой что угодно прорежет. Именно такой я мечтал получить на свой главный день рождения. Бен дает мне его прямо с ремнем, так что теперь я могу носить его сам. – Возьми. На болоте пригодится. – Я еще никогда не дрался со спэком, Бен. Но он не убирает нож – приходится взять. С фермы опять долетает БАХ! Бен оборачивается на звук, потом снова смотрит на меня: – Живо. Спустись вдоль реки к болоту и пройди его насквозь. Беги как можно быстрее и лучше не оглядывайся, Тодд Хьюитт. – Бен берет меня за руку и крепко сжимает. – Я найду тебя, если смогу. Клянусь, – говорит он. – Но ты не останавливайся, Тодд. Помни, что обещал. Вот и все. Это наше прощание. Прощание, о котором сегодня утром я даже не догадывался. – Бен… – Вперед! – кричит он и убегает прочь, оглянувшись всего один раз, – назад к тому, что творится сейчас на краю нашего света. 6 Нож в моей руке – В перед, Манчи! – кричу я и разворачиваюсь в сторону болота, хотя мне всей душой хочется броситься следом за Беном: он побежал в другую сторону, чтобы сбить с толку преследователей. На миг я останавливаюсь: из дома доносится несколько взрывов потише. Я вспоминаю про винтовку, которую Киллиан отобрал у Прентисса-младшего, и про винтовки мэра Прентисса и его людей, спрятанные в городе. Десятки ружей против одного украденного и нескольких наших… Долго Киллиан не продержится. Но что это были за взрывы? Тут меня осеняет: Киллиан взорвал генераторы, чтобы сбить с толку врагов, растревожить Шум города и спрятать мой шепоток во всеобщем гвалте. Все ради меня. – Вперед, Манчи, – повторяю я, и мы бежим к реке, а потом сворачиваем направо и спускаемся по берегу с холма, держась подальше от зарослей у самой кромки воды. Зарослей, в которых живут кроки. Я вынимаю нож и крепко стискиваю рукоять. – Что так, Тодд? – без конца лает Манчи (это у него вместо «Что происходит?»). – Не знаю, Манчи. Заткнись и не мешай мне думать. Рюкзак на бегу бьет меня по спине, но мы не сбавляем шага, продираемся сквозь высокую траву и перепрыгиваем через упавшие деревья. Я вернусь. Да, я непременно вернусь. Мне сказали, на болоте я сам пойму, что делать, – вот я и разобрался. Сперва убью спэка, если смогу, а потом вернусь на ферму и помогу Бену с Киллианом, и мы вместе сбежим в то место, о котором говорил Бен. Да, так я и поступлю. – Обещал, Тодд, – говорит Манчи. У него испуганный голос: заросли все ближе и ближе. – Заткнись. Я пообещал, что не буду останавливаться, но для этого мне сперва надо вернуться. – Тодд? Тодд? – повторяет Манчи, но мне все равно. На ферме нас теперь не слышно. Прежде чем превратиться в болото, река немного изгибается на восток, уводя нас еще дальше от города, и уже через минуту мы не слышим ничего, кроме собственного Шума и рева реки, который скрывает Шум охотящихся кроков. Бен называет это эволюцией, но почему-то не велит думать о ней рядом с Аароном. Я тяжело дышу, и Манчи тоже задыхается, как будто вот-вот отдаст концы. Солнце потихоньку начинает садиться, но вокруг все еще светло как днем: на таком свету не спрячешься. Местность вокруг становится ровнее, и мы подходим ближе к реке, которая уже начала превращаться в болото. Ноги вязнут, идти очень тяжело. Да и зарослей вокруг намного больше. Ничего не поделаешь. – Слушай кроков, – говорю я Манчи. – Слушай внимательно. Вода здесь не так грохочет, и, если немного сбавить свой Шум и хорошенько прислушаться, можно услышать этих тварей. Земля становится еще мокрей. Мы месим грязь и едва тащимся. Я сжимаю нож крепче и держу его перед собой. – Тодд? – говорит Манчи. – Ты их слышишь? – шепотом спрашиваю я, стараясь смотреть под ноги, приглядывать за зарослями у воды и за Манчи одновременно. – Кроки, Тодд, – говорит пес как можно тише. Я останавливаюсь и прислушиваюсь. Да, они там, их много, я слышу их мысли. Мясо, думают они. Мясо, и пир, и зубы. – Вот черт! – говорю я. – Кроки! – повторяет Манчи. – Идем. Мы продолжаем путь, хотя земля вовсю хлюпает и ноги теперь проваливаются в грязь при каждом шаге, а из ямок выступает вода, и пройти дальше можно только через заросли. Я начинаю размахивать ножом из стороны в сторону, пытаясь резануть по каждому кусту на пути. Я смотрю вперед и вижу, куда надо идти: вперед и направо. Мы прошли мимо города, здесь от школы начинаются дикие поля, переходящие в болото. Если перебраться через эту топь, мы будем в безопасности: на одной из тропинок, что ведут в глубь болота. Неужели я был там только сегодня утром? – Поторопись, Манчи, – говорю я. – Мы почти дошли. Мясо, и пир, и зубы… И клянусь, Шум приближается. – Живо! Мясо. – Тодд? Я прорезаю кусты, вытаскиваю ногу из грязи и… Мясо, и пир, и зубы. А потом – Ну-ка, песик… Все, нам конец. – Беги! – ору я. И мы бежим, Манчи испуганно скулит и припускает вперед меня. Я вижу, как прямо под его ногами из кустов вырастает крок. Он прыгает на Манчи, а тот со страху прыгает еще выше, выше, чем может, и зубы крока щелкают в пустом воздухе, а сам он с плеском падает в грязь рядом со мной, взбешенный и растерянный. В его Шуме раздается Ну-ка, мальчик, и он прыгает на меня, и я даже не думаю, а просто поворачиваюсь и тычу рукой в воздух, и крок падает на меня, пасть у него открыта, когти выпущены, и я сейчас умру, но я выбираюсь из грязи на сухой клочок земли, а он на задних лапах бросается за мной, и только через минуту я понимаю, что никуда он не бросается, что крок умер, что мой новый нож торчит у него из головы и тварь дергается лишь потому, что я трясу ножом. Я вытаскиваю нож, и крок падает на землю, и я тоже падаю – от радости, что не умер. И только когда я начинаю хватать ртом воздух, чувствуя стук крови в голове, а Манчи лает, лает и лает и мы оба смеемся от облегчения, только тогда я понимаю, что мы слишком шумели и кое-чего не услышали. – Куда это ты собрался, малыш Тодд? Аарон. Стоит прямо надо мной. Не успеваю я и рта раскрыть, как он бьет меня кулаком в лицо. Я падаю обратно на землю, рюкзак впивается в спину, и я становлюсь похож на перевернутую черепаху. Я не успеваю даже шевельнуться: Аарон уже хватает меня за воротник и кожу под ним и рывком ставит на ноги. Я ору от боли. Манчи злобно тявкает: «Аарон!» – и кидается ему на ноги, но тот, даже не глядя, пинком отшвыривает пса с дороги. Аарон держит меня и заставляет смотреть себе в лицо. Я могу открыть только один глаз. – О святые небеса, что ты делаешь на болоте, Тодд Хьюитт? – Изо рта у Аарона несет мясом, а в Шуме безумная мешанина, какую и врагу не пожелаешь услышать. – Ты должен быть на ферме, мальчик. Свободной рукой он бьет меня в живот. Я скрючиваюсь от боли, но Аарон все еще держит меня за воротник и кожу под ним. – Немедленно возвращайся домой. Тебя ждут. Я хватаю ртом воздух, но вдруг замечаю, каким тоном он это произносит, приглядываюсь к его Шуму и по некоторым картинкам узнаю всю правду.