Часть 26 из 55 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Да я сам офигеваю, Цыганка!
Это уже нихрена не смешно, потому что я начинают терять контроль над своей жизнью и чувствовать себя гребаной марионеткой в руках кукловода. Если, зараза судьба, так веселится, то мне ни черта не кайфово. Мне не кайфово от того, что я чувствую к этой молодой девчонке влечение, от которого не могу получить тот самый кайф. У нее на лбу пылает табличка «Не трогать», а я ничего не могу с собой поделать и жру ее изгибы глазами, напрочь забывая сколько ей лет, зачем сюда пришел и о том, что я — адвокат ее парня-наркомана.
— Как вас зовут, молодой человек? — оборачиваюсь на голос женщины.
— Константин Ни…— запинаюсь, — Константин.
Твою мать, я разучился представляться одним именем и слышать свое имя без отчества.
— Прекрасно, Константин, — улыбается женщина, и мне она уже не кажется милой, потому что я жопой чувствую, что это неангельское создание хочет втянуть меня в то, что мне не понравится. — Я — Марта Михайловна, хореограф этой талантливой молодой танцовщицы Юлии Суриковой, — указывает рукой на стоящую мертвым столбом девчонку.
Я не смотрю.
На Юлию, чертову, Сурикову! Которая несколько дней не покидает моих снов, вытворяя в них своей танцевальной растяжкой неприличные па.
— Нам нужна ваша помощь! — складывает умоляюще бровки домиком, а я посматриваю на дверь, решая, как бы тактично свалить, потому что в этом зале нет неподъёмного рояля, который нужно было бы сдвинуть или стульев, чтобы перенести в другой кабинет.
В этом помещение есть только ОНА и я понимаю, что от меня хотят! Но, блть…
— Простите, — качаю головой, хватаясь за лоб и выдыхаю шумно воздух из легких. — Я не танцую…не умею и … в общем-то я ищу… — Я — опытный адвокат и умело чесать языком — моя работа. Так какого хрена я стою и выискиваю такие слова, чтобы не оскорбить чьи-то чувства? Романов, да что с тобой происходит? Вали нахрен отсюда, пока ты не растерял себя и свою компетенцию начисто.
— Константин, — мягко перебивает Марта Михайловна. — А нам и не нужно ваше умение танцевать. — Она подходит ближе и проводит по моим плечам рукой. — Нам нужно ваше тело…ваши потрясающие плечи.
Это просто немыслимо!
Она со мной флиртует сейчас? Эта пожилая женщина возраста моей матери?
Бль, Романов, это — успех! Пользоваться популярностью у престарелых соблазнительниц — то еще достижение! Поздравляю, чувак!
— Вам ничего не нужно делать, просто будьте собой, — игриво пожимает плечами и тянет меня на середину паркета. — Хотя знаете, что я вам скажу, юноша? Человек многого о себе не знает, пока не начнет танцевать.
Юноша? Это просто жесткий каламбур, твою мать!
Когда моя жизнь стала давать протечку?
Когда я стал позволять собой управлять кому-то?
Когда я стал думать слишком часто не по делу, а о глупых навязчивых фантазиях?
Тогда, когда появилась она, Цыганка с сиреневым хвостом.
— Юленька, милая, подойди! — подзывает Марта Михайловна. — Познакомься с Константином, — женщина смотрит поочередно то на меня, то на девчонку. — Молодой человек великодушно согласился нам помочь, иди сюда, дорогая!
Ага, согласился я, блть. Всю свою жизнь мечтал стать чьим-то пилоном.
Она идет гордо, задрав подбородок и виляя бедрами. Шок отпустил и теперь в ее глазах разгорелось пламя азарта.
Опасно, цыганка, ох, как опасно.
— Добрый день, Константин, — мурлычет засранка и протягивает руку. — А мы с вами нигде не встречались? — хитро улыбается.
Даже так? Интересно.
— Это вряд ли, — прищуриваюсь, мысленно спрашивая, в какие игры она вздумала играть. — Я бы запомнил, — пожимаю ее холодную ладонь и смотрю точно в глаза.
Нервничает под этой напускной бравадой.
Но я не собираюсь облегчать ее же придуманную игру, поэтому удерживаю руку в своей.
Сжимаю, не собираясь выпускать.
Маленькая, жилистая, цепкая ручка без намека на маникюр и ухоженность тонет в моей лапе, запуская фейерверки во взгляде.
— Замечательно, замечательно, — слышу удаляющийся удовлетворенный голос Марты Михайловны.
Она подходит к музыкальной системе и включает трек, погружая зал в мелодию.
— Что? — хмурит брови Цыганка, разворачиваясь к женщине. — Это не моя музыка, — крутит головой, возмущается, пыхтит словно недовольный бычок.
— Импровизируем, Юля! Работаем, — кивает женщина в сторону нашей чокнутой пары.
Смотрю, ухмыляюсь.
Ну и где твоя дерзость, бунтарка? Сдулась?
Знакомый женский меланхоличный бархатный голос ласкает своей чувственностью. Мелодия пропитана сексуальностью, и в моей башке просто напрочь отключаются мозги, когда смутьянка сбрасывает с себя то ли балетки, то ли чешки, и остается босой. Остервенело выдергивает руку из моей ладони и подносит к волосам.
Медленно, с особым показным прищуром, не отпуская моего взгляда, стягивает резинку точно под вкрадчивые, мяукающие интонации песни.
Это действие похоже на стриптиз.
Для меня.
Ее волосы распадаются по плечам, переливаясь сиренью в лучах дневного бьющего света. И меня это заводит.
Затяжным кошачьим мягким шагом подходит близко и обнимает одной рукой за шею. Это касание далеко не невинно. Оно порождает покалывание на затылке и запускает жар по всему телу.
Второй рукой упираясь в грудь, закидывает ногу мне на бедро.
Я хочу дотронуться до этой острой коленки, но смутьянка прогибается в спине и ее волосы подметают паркет, а я разглядываю ее тонкую шейку, которую мне хочется схватить обеими руками и сдавить.
Задушить.
Чтобы не смела играть со мной.
Эта шея…черт.
Сглатываю.
Жар в груди становится невыносимее и срывается вниз, делая мои джинсы тесными.
Это возбуждение.
Это гребаное, мать его, возбуждение.
Она резко поднимается и ее волосы ударяются о мою грудь, а дыхание касается моего подбородка.
Черничное табачное амбре дурманит точно галлюциногенные травы, перемещая меня в задымленную вип-комнату. Я расслаблено сижу на кожаном прохладном диване, наслаждаясь извивающейся передо мной девушкой с сиреневыми волосами.
Я касаюсь ее открытого живота и провожу ниже вдоль внутренней стороны бедра, а потом притягиваю к себе, забирая вкус ее черничного выдоха.
В моих фантазиях…далеких…
А в действительности я стою неподвижно, как шест, не смея ее коснуться даже мизинцем, потому что не остановлюсь.
Ее коньячный омут глаз топит, затягивает с головой, и я даю ей себя утопить.
Красивые… какие красивые ее глаза.
Кто ты, Цыганка?
Кто намешан в твоей бунтарской крови: ведьмы, шаманы, колдуньи?
— Прошу прощения, молодые люди, — музыка стихает и всё вокруг начинает приобретать реальные форму, цвета, звуки. Меня возвращает.
— Я выйду на пару минут, важный звонок, — крутит телефоном Марта Михайловна и направляется к двери.
22. Юля
— Ты плакала? — смотрит сверху вниз. Моя нога по-прежнему обнимает его бедро, а рука крепко вцепилась в его мощное плечо. Мы смотрим друг другу в глаза, и эта обездвиживающая близость поднимает во мне неведанные ранее ощущения.
Боже, я действительно его касаюсь.