— Я уже взрослый, папа, — сказал Йонас. — Я знаю, сын, — грустно согласился Ганс, — вашему поколению слишком рано пришлось повзрослеть. Так вот, построено подземное сооружение для того, чтобы спрятать артефакт. Не переживай, я тебе всё расскажу и покажу, но сначала это, — он достал из кармана железный прямоугольник, полный разных символов. — Вот именно на нём и нарисована карта, как найти путь к артефакту. Его надо спрятать в другом месте, я и его тебе тоже покажу. Так наша ложа сможет найти артефакт, даже если мы все погибнем. Ганс обнял сына и погладил его по рыжей голове. В эту минуту засвистели пули, и отец стал падать на землю, придавливая собой Йонаса. Ещё минут десять они пролежали в полной тишине. — Папа, всё закончилось, — шёпотом сказал он, — папа, вставай. Он с трудом вылез из-под тяжёлого отца и увидел на себе кровь. Но это была не его кровь. Перевернув отца, Йонас понял, что тот сильно ранен. — Папа, папочка, вставай, — кричал он на весь лес, не боясь вновь привлечь внимание снайперов, — миленький, вставай, пошли домой! Он гладил отца, и от этого его белые перчатки стали алыми, словно обвиняя масонство в этой кровавой войне. Так он и сидел, завывая до самого вечера над остывающим телом отца, не подозревая, что в дом, где находилась его мать, попала бомба, и теперь он остался круглым сиротой. Глава 20 Современные принцессы, они такие Феликс проснулся от яркого солнца, бьющего лучами в окно. «Как хорошо-то, — подумал он, — а может, счастье не в деньгах, может, ну их, эти вымученные деньги, на которых жизнь друга Севки, скоропостижная смерть Николая и три года его молодой и полной энергии жизни псу под хвост. Ему, в отличие от дяди и друга, повезло больше, он жив, так, может, и не стоит больше искушать судьбу. Может, не стоит сразу ставить огромное шоу, а самому копя копеечку за копеечкой, заработать на него, подрабатывая в разных шапито». С прекрасным настроением и улыбкой на лице он спустился вниз, в доме стояла гробовая тишина. Феликс решил заглянуть в гостиную, чтоб узнать, как чувствует себя девушка, которую он вчера так героически спас. Зайдя туда, он увидел Эндрю, привязанного к стулу с кляпом во рту. Феликс на мгновение растерялся, но тут компьютерщик начал мычать и прыгать вместе со стулом, пытаясь что-то ему сказать. Когда же Феликс сообразил, что надо обернуться, было поздно — что-то тяжёлое опрокинулось на его затылок, и вокруг опустилась темнота. — Может, скорую вызвать, — услышал он голос Станиславы, глухо, словно она говорила из трубы или колодца. — Вот и спасай после этого девиц, — философски заметил где-то рядом Эндрю, и Феликс, поняв, что вокруг целое собрание, решил послушать ещё, как они переживают, и продолжил лежать бездвижно, — это тебе не детские сказки, где спасённая принцесса бросалась на шею принца. Современные принцессы теперь такие, они и убить тебя в благодарность могут. — Ну я же не знала, — всхлипывала девушка. Феликсу до невозможности стало интересно, и он решил, что пора торжественно воскреснуть. Три пары глаз уставились на него и не моргали, пытаясь понять, всё обошлось или нет. — Я цирковой, — улыбнувшись, ответил он на их немой вопрос и потёр больной затылок, — а мы бессмертные. — Фу, дурак, напугал, — улыбнулась Стася, — подумала уже, вот невезенье, только брата нашла и тут же потеряла. — У девушки по-прежнему было прекрасное настроение, которое сохранилось со вчерашнего вечера. — В смысле брата? — не понял Эндрю. — Не загружай себе мозг — названого, — беззаботно ответила она. — А ты, я смотрю, уже без кляпа, — спросил Феликс, улыбаясь и потирая огромную шишку на затылке, — зря, он тебе очень шёл. — Шутишь, значит, здоров, — сказал Эндрю, — пошли завтракать. Стася и Эндрю, сварив всем кофе, уплетали завтрак, не обращая ни на кого внимания, Феликс же рассматривал свою обидчицу. Девушка не очень хорошо выглядела. Её, видимо, и без того прозрачная кожа была бледной. Волосы грязными сосульками свисали на лицо, а одета она была по-прежнему в пижаму. — Мне Стася объяснила, что ты вчера меня спас, — начала говорить она, не смотря на него, — прости, я не знала. Я проснулась в чужом доме, ничего не помню, они мне в больнице успокаивающее поставили, не верили, что меня хотят убить, думали, я ненормальная. Мира говорила очень сбивчиво, при этом теребя пальцы. — Ну, сначала-то досталось мне, — усмехнулся Эндрю с полным ртом, — это уже потом ты огрела Феликса. Хорошо хоть Стася смогла тебя успокоить и всё объяснить. — Да, это я молодец, кстати, ребята, вы мне должны, — при этом она подняла палец вверх, но, взглянув на свою руку, девушка перестала улыбаться и на глазах помрачнела. — Но ведь Матильда должна была дежурить и, когда Мира очнётся, всё ей объяснить, — сказал Феликс. — Точно, — поддержал Эндрю, — но когда я пришел её сменить, в зале кроме Миры никого не было. — Да, и когда я встал, то тоже её не видел, — согласился Феликс. — Стася, а ты Мотю не видела? Та отрицательно помахала головой, но как-то рассеянно, постоянно глядя себе на руку, а в её глазах было горе. Обыскав весь дом и не найдя ничего, кроме оторванной плитки в ванной, Феликс набрал номер Зинки. — Привет, — сказал он быстро, — шеф, у нас проблемы, пропала Матильда. Глава 21 Всё из детства Феликса со Стасей Зинка буквально вытолкнула на улицу со словами: «Миссию никто не отменял». Через десять минут после звонка, запыхавшиеся, они уже были в гостевом доме. Алексей меж тем был подавлен и ходил по замку, заглядывая в разные комнаты в надежде, что они могли не заметить Мотю где-нибудь на диване и тревога ложная. — Феликс, — осторожно начала Стася, когда они вышли из калитки, — подмени меня. — Что опять случилось, ты же обещала взрослеть, мне тоже не очень хочется идти и разговаривать со стариками. — У меня беда. Феликс был озабочен исчезновением Моти и не заметил, что девушка очень резко перестала улыбаться. Сейчас это отчетливо бросилось ему в глаза. — Я потеряла кольцо, — всхлипнула Стася, — вчера сняла с руки на кухне, когда пальцы опухли от порезов, и положила там на полку. — Что, очень дорогое было кольцо? — спросил Феликс. — Я думаю, тебя после того, как ты вчера сбежала, больше туда не пустят, брось, на гонорар купишь себе новое. — Это мамино, — сказала Стася и расплакалась, — мой талисман, который остался от неё на память. — Прости, я не знал, — извинился Феликс, и у него, как всегда, заболела голова при воспоминании о своих погибших родителях. — Давно мамы нет? — Пятнадцать лет, я уже и не помню, как она выглядит, представляешь? Вспоминаю, а в голове лишь фотография, которую я вижу каждый день, а её вспомнить не могу. Это кольцо, как мне кажется, хранит её тепло, я не могу, мне надо хотя бы попробовать его вернуть. — Иди, но только осторожно, чтоб тебя не побил рассерженный шеф-повар. Если что звони, — сказал Феликс, — ты меня вчера прикрыла, а я тебя сегодня. — Спасибо, — поблагодарила Стася, вытирая слёзы. — Перестань реветь, всё будет хорошо. Феликс уже подходил к нужному адресу, но по-прежнему у него не шла из головы Стася, он начинал понимать, почему эта девчонка так быстро стала для него своей. Просто в ней он в одночасье почувствовал родную душу, ту, которая ещё в детстве перенесла потерю близкого человека. Видимо, такие люди ощущают единство на ментальном уровне, понимая друг друга без слов. Именно поэтому красивая девочка Стася не привлекла его как девушка, а сразу расположила к себе как младшая сестра, как сестра по несчастью, у которой отпечаток беды навечно остался в душе. Она прошла через те же душевные страдания в детстве, что и Феликс, но, видимо, именно тогда они запускают необратимый процесс, процесс взросления души. Дорога, которая связывала дом Важновых и жилой квартал, блестела от утренней росы, а солнце припекало, стараясь быстрее её высушить. В воздухе пахло морем и весной, пахло счастьем. Ощущение, которое Феликс поймал сегодня утром, не проходило. Выйдя из тюрьмы, он словно бежал без оглядки, не замечая самой жизни, по которой очень сильно соскучился, он её пропустил, как школьник пропускает уроки. Сейчас даже стало страшно при мысли, что та дверь, под которой он вчера сидел, открылась бы, и он пропел уродливую песенку. Тогда вернулся бы этот липкий страх, вернулась жизнь в постоянном беге, в постоянном страхе. Всё, что ни делается — всё к лучшему, пусть все старые тайны и деньги, на которых так много крови, остаются там, за закрытой дверью старого дома, а он с чистой совестью и этим запахом весны пойдёт дальше, в своё собственное, никем не прогнозируемое светлое будущее. Под радостные и такие простые мысли Феликс подошёл к обычному спальному району маленьких городов. Там однобокие хрущёвки перемешивались со строениями дореволюционными, которым уже минуло столетие, и не факт, что последние выглядели хуже. Феликс сверился с записями на листке, нужный ему дом был именно таким. Старая лепнина в них соседствовала с облупленной штукатуркой и облезлой подъездной дверью. Он стоял в окружении таких же домов, образуя небольшой двор. Конечно, в нём не было ярких площадок для детей, зато стояла покосившаяся ракета и песочница, в которой почему-то не было песка. На одинокой лавочке сидела старушка божий одуванчик, а вокруг её ног крутилась не менее старая болонка. — Доброе утро, — поприветствовал женщину Феликс и постарался обаятельно улыбнуться. Старушка не сразу поняла, что обращаются к ней, а когда Феликс сел рядом, стала внимательно вглядываться в его лицо, словно пытаясь вспомнить. — Я вас не знаю, молодой человек, — произнесла она, видимо, полностью утвердившись в этом. — Это правда, — вновь улыбнулся Феликс. — Разрешите представиться, я журналист местной газеты и хочу написать статью о местном бизнесмене, которого убили на прошлой неделе. Он выдающаяся личность, меценат, хотелось бы увековечить память такого великого земляка. Я узнал, что он жил в этом дворе, вот и хотел поговорить с кем-нибудь из старожилов, кто бы мог рассказать мне о Данииле Важнове, каким он был ребёнком, например. Пока он говорил, то заметил, как недовольно поджимались губы у старушки. Она и до этого, несмотря на его улыбку, не была благосклонна к незнакомцу, теперь же и вовсе демонстрировала пренебрежение к нему и к тому, что он говорит. — Так вы мне не подскажете, к кому я могу обратиться? — закончил свою версию появления здесь Феликс. — Данилка злой, жадный и ненормальный убийца, — выдавила из себя старушка. — Пойдём, Фима, — сказала она болонке, — день сегодня не задался. — Подождите, — остановил её Феликс, — а вы не могли бы мне рассказать про этого, как оказалось, страшного человека, — попросил Феликс и добавил: — я заплачу. Он смог оценить бедный наряд старушки и худые бока болонки, поэтому решил, что можно немного задобрить её деньгами.