Мягкий халат с капюшоном в виде овечки давал приятное тепло, хотя, конечно, и не сравнимое с тем, когда редактора изредка обнимали после крайне редкого секса. Редактор некстати вспомнил, что он - девушка 29ти лет с опухолью в левой груди... ...И, хмыкнув, продолжил править текст о карьерном пути очередного лауреата престижной профессиональной премии. Как выглядит счастье Ей не нужно было уточнять, за каким именно столом он расположился. Конечно, у окна – чтобы смотреть на окружающий мир и пропускать все через призму своего чувственного творческого восприятия. Она тоже любила места у окна, чтобы так же, как он, созерцать, глядя глубоко в то, что упускается большинством. Разве что он, наблюдая из-за стекла, был един с бурлящей вокруг жизнью, тогда как она оставалась в стороне, наблюдая, но не соединяясь, не вливаясь. Замечал ли он эту ее черту? Безусловно. Считал ли настоящей, природной? Нет, никогда. Он видел в ней амбициозного публичного человека, как и он, опаленного всяческими талантами и сполна награжденного тщеславием. Она влетела в кафе, запыхавшись, раскрасневшись, на ходу развязывая ярко-розовый шарф, контрастировавший с осенней серостью, заполнившей собой каждый уголок Москвы. Он улыбался. «Ты торопилась», - констатировал он, целуя ее в щеку. «Я не хотела тебя задерживать», - ответила она, подразумевая «не хотела упустить наше совместное время». Они друг друга поняли. Они всегда друг друга понимали. Слишком хорошо. Разговор, начавшись с бизнеса, как всегда перекинулся на путешествия, потом на Москву и Петербург. «Чем больше я живу здесь, тем больше понимаю, что это довольно бездушный город. Я думаю, ты поймешь, о чем я. В Петербурге из каждой улицы, каждой подворотни, каждого перекрестка, который проезжаешь в машине, веет духом. Своим, настоящим, ни на что не похожим. А здесь этого нет». «Как поживает твой роман? Ты пишешь его?». «Нет. И если честно, все, что я сейчас пишу помимо, мне категорически не нравится. Я понимаю, что надо встряхнуть себя и начать, но никак не могу собраться». «С духом Москвы есть простое объяснение. Его почти не осталось – этот город полон приезжими. Они живут здесь по двадцать лет, но они сами не отсюда. Вспомним Гумилева-младшего – все пассионарные люди, безусловно, стягиваются туда, где есть возможность применить их энергию. Себя они и привносят, вытесняя то, что было до них». «Проблема в том, что эти люди приезжают не к Москве, а к себе. Многие из наших с тобой знакомых по бизнесу ничего не берут от города, кроме работы. Не ходят в театры, коих здесь просто Клондайк. И публика – какая здесь интересная публика! У нас если не очень нравится, народ и хлопать не будет толком. Могут вообще встать и уйти. А здесь… здесь выступать одно удовольствие. На ура, с овациями и цветами встречается практически все. Представляешь?» «А ты выступаешь?» «Нет, но подумываю об этом. Мне этого не хватает». Он рассказывает, как изменил свое представление о виде искусства, который вообще не воспринимал. Она улыбается и думает, что это всегда ее в нем восхищало – любознательность к жизни во всех ее проявлениях. Он всегда будет искать, он всегда готов открыть новые грани в том, что уже, казалось бы, набило оскомину. Он всегда дает жизни возможность себя удивить, никогда не дает строгих определений, претендующих на постулаты, и никогда не ставит окончательных точек. Он всегда зрит в корень. Им необязательно общаться каждый день, чтобы он задавал именно те вопросы, которые не задает никто другой. Она каждый раз надеется, что ей удается сохранять баланс между тем, чтобы говорить и чтобы слушать, потому что ей всегда, изо всех сил, отчаянно и радостно хочется слушать его, но в той же самой мере он хочет обратного – и она неизбежно позволяет ему управлять процессом, не увиливая, не отнекиваясь, не переводя тему. Она не делала бы так, даже будь темы неприятными – по той простой причине, что с ним не может быть неприятных тем. Он просит не жечь мосты с родным городом. Она улыбается – немного горько, потому что он опять уловил суть проблемы, понял то, что никак не могут уловить другие. «Я не езжу в Петербург, потому что мне это психологически сложно, - честно признается она. – Там та жизнь, которая у меня была, которая закончилась. Моя квартира – уже не моя, там живут мама с отчимом. Вроде все по-прежнему, и вместе с тем совершенно не так. И много такого. Ты прав, мне надо через это переступить. Я любила ту жизнь, по-прежнему люблю тот дом, мое пианино. В Петербурге много близких людей, которые очень по мне скучают. Я знаю, что должна начать приезжать. Удивительно, как ты всегда попадаешь в яблочко. Все про меня знаешь». Они говорят о том, что это только кажется, будто переезд решает какие-то проблемы. Наоборот, еще больше их обнажает, сталкивает в новых стрессовых ситуациях с самим собой, заставляет по-новому взглянуть на весь багаж под названием «собственное я», который неизменно отправился следом. Он рассуждает о собственном переезде в новую квартиру, а она смотрит на него, понимая с радостным отчаянием или отчаянной радостью, что, скорее всего, никогда не сможет полюбить другого мужчину, потому что никто не может быть так близок, дорог, важен, нужен и физически осязаем даже тогда, когда находится далеко. Они обмениваются долгими, глубокими взглядами, и ей кажется, что он думает о том же самом. «Скажи честно, ты планируешь остаться в Москве навсегда? Или уехать дальше? Или… вернуться в Петербург?» Она пару секунд молчит, а потом отвечает предельно прямо, что ничего не загадывает, что сейчас идет определенный этап ее жизни, которому положено пройти в Москве. А дальше покажет жизнь, и «навсегда» в ней – несуществующее понятие. Но да, она допускает вероятность возвращения домой когда-нибудь, и если это произойдет, это будет взвешенное, зрелое решение, вызревшее внутри полностью и абсолютно. «Впрочем, если бы ты позвал меня, я бы вернулась прямо сейчас. А если бы ты позвал, а не оттолкнул меня полтора года назад, я бы и не уезжала», - это не произносится вслух, но он, кажется, и так это слышит. Два часа пролетают незаметно и вместе с тем необъятно. Им обоим надо возвращаться к работе, они рассчитываются и выходят в московскую осень, где дороги привычно расходятся в противоположные стороны. Они обнимаются – долго, близко, горячо, с излучаемой радостью и без болезненного надрыва, потом целуют друг друга на прощание, несколько раз, стараясь задержать мгновение и память друг о друге. «Я был очень рад тебя видеть». «Я знаю. Я тоже». Он идет в свою сторону и оглядывается. Она стоит и смотрит ему вслед, и только когда такой родной, узнаваемый из тысячи затылок исчезает в отдалении, закуривает и уходит. Перед тем, как погрузиться в подземный этаж огромного московского муравейника, она достает телефон и фотографирует свое лицо, делая акцент на глаза, чтобы зафиксировать и запомнить, как выглядит счастье. Ворота Вокруг темно и очень тихо. Лишь тусклый свет фонарей освещает путь. Что-то подсказывает: это здесь. Неожиданный двор с огромными коваными воротами. Она ловит себя на том, что никогда прежде не замечала этого места, хотя, кажется, проходила рядом миллион раз. Но это точно они, да. Ворота, за которыми ждут дорогие люди. Они не виделись очень много лет, и это изо дня в день отравляло её существование. Близкие, родные, любимые не могли вернуться, потому что волей обстоятельств оказались слишком далеко. Их уже давно разделяло расстояние, слишком напоминающее бесконечность. Она бессильно страдала от невозможности это изменить. Страдала, пока вдруг не снизошло простое озарение: можно отправиться к ним самой. Странно, что это не приходило в голову раньше. Скорее всего, раньше было нельзя. Теперь - можно. И вот, она идёт по плохо освещённым пустынным и неприятно тихим улицам, направляемая одним лишь внутренним ощущением, интуицией и отчаянным желанием преодолеть преграду, увидеть, обнять, услышать голос и наконец-то поговорить живьём, как в старые добрые времена. Она слишком давно не слышала их голоса. Пересматривала видеозаписи, чтобы не забывать, но память играла дурную шутку: казалось, что в жизни их голоса звучали совсем иначе. А потом исчезли и видео. Вместе с устройствами, на которых их было можно просматривать. Видеодвойка, проигрыватель, куда можно было одновременно вставить и кассету, и диск, держался долго, но всё-таки вышел из строя и ремонту не подлежал. "Для этого мертвеца уже и деталей нет, деточка, - сказал ей мастер в службе по ремонту телевизоров. - Сдай ты его на запчасти, может, что-то когда-то пригодится. Он всё равно уже не оживёт. Мертвецы не оживают, да. Видеодвойка умерла. Кассеты оставались живыми, но безмолвными. Чем они отличаются от тех же мертвецов? И те, и другие уже никому и никогда не расскажут свои сказки... А вот и ворота. В десяти шагах перед ней. За ними непроглядная черная мгла, ничего не рассмотреть. Вокруг как будто становится ещё тише, кажется, она уже не слышит даже собственного сердцебиения, словно все звуки мира взяли и исчезли. На мгновение ей показалось, что за воротами - та самая чёрная дыра, о которой с удовольствием полемизируют физики-теоретики. Нет, поняла она, нет. Просто все звуки теперь там и только там. За воротами. И точно - из-за ворот раздавался гул. Он нарастал, и она прислушалась. Шестое чувство подсказывало: голоса её близких тоже там, в этом гуле, в этом облаке из разных голосов, и если она прислушается внимательно, различит их зов, разберёт слова, и её пропустят за ворота. Нужно только сосредоточиться... И вдруг голос раздаётся. В нём нет ничего от её близких. От этого голоса придавливает к земле, словно под ногами огромный магнит, настроенный на человеческое тело. Её тело. - Зачем ты здесь? - спрашивает голос. Без интонации, очень странным тембром, никак не соотносящимся с обычными звуками, издаваемыми живыми существами. Она не видит вопрошающего, он явно находится с той стороны ворот, в беспросветной мгле. В голове лихорадочно стучат мысли о тех, кого она должна была увидеть, но слова почему-то встают в горле и никак не хотят идти наружу. Она не может ни пошевелиться, ни откашляться, ни крикнуть. - Тебе здесь не место, - вновь раздается нечеловеческий голос, и её обдает могильным холодом. Сейчас и только сейчас она начинает догадываться, что находится за коваными воротами. Мгла на той стороне становится более прозрачной, превращается из черной в серую, и вот она уже не однородна, а соткана из сотен сгустков различной плотности и объема, от каждого из которых веет неизбывным и безмолвным, тем, во что совсем не хочется смотреть, но не смотреть невозможно, вопреки собственной воле. Никакой воли, впрочем, нет и в помине. Воля парализована. Воля стёрта. - Уходи отсюда и никогда больше не возвращайся, - снова обращается к ней голос. Она отчётливо понимает: это в последний раз, больше обращений не будет. Понимает она и то, что этот голос едва ли когда-нибудь получится забыть. И просыпается, с ощущением тревоги, учащенным сердцебиением и испариной на лбу. "Это точно был не рай", - шепчет она вслух и думает, что сегодня нужно обязательно сдать старые видеокассеты в оцифровку. Удовольствие Чёрт бы побрал эти псевдоделовые конференции с обязательной неформальной программой. Напоминает то ли великосветский раут, то ли парад эскортниц, то ли костюмированную вечеринку папиков и проституток. А самое главное, что на этом непременно надо быть, потому что в кулуарах и за бокалом на "неформалке" бизнес делается с куда большим успехом, нежели за столом переговоров или после панельной дискуссии на сугубо профессиональные темы. Увы и ах, в какие бы серьёзные и деловые костюмы ни облачились люди, они по-прежнему остаются мужчинами и женщинами. Мужчинами, обличёнными властью и желанием купить, и женщинами, жаждущими произвести впечатление и продаться. Ради клиента, ради спонсора, ради контракта, ради партнёрства, ради KPI, бонуса, плюсика в карму - и в последнюю очередь ради постели. Хотя и такие случаи бывают. Мужчины знают об этом и всегда держат это в голове. Флирт в рамках таких мероприятий - их бесконечная проверка собственной самцовости, любование в женских глазах, которые обязательно будут сиять ради собственных целей. А ещё будут взмахивать ручкой, когда надо - дотрагиваться до локотка, разрешать принести себе бокал и, конечно, смеяться над плоскими шутками так, будто это вершина искромётного юмора. Таковы негласные правила этой среды, которые обычно не озвучивают - но и не нарушают. Впрочем, бывают и исключения. На прошлой неделе, в самом начале торжественного вечера в честь очередной годовщины дня, когда грянул дефолт и в банковском мире родилась профессия "дилер", к Ольге откровенно «покатил шары» один мужчина. Дело обычное, скучное, утомительное, но неизбежное для молодой, красивой, ухоженной, нормально одетой женщины в наши дни и в такой обстановке - вне зависимости от наличия или отсутствия кольца на пальце. Особенно, когда герой уже выпил достаточно, чтобы ощутить себя абсолютным мачо. Начал с рассказа о своей работе - в России, конечно, уже давно не живёт, приехал в командировку и навестить старых друзей, а тут новое лицо, и всех его друзей знает, а он не знаком. Конечно, нужно познакомиться. Кто ж спорит, нужно - бизнес-знакомства никогда не лишние, хоть с иностранным финансированием сейчас и криво всё так, что для маленьких сумм типа рекламного модуля в журнал, лучше даже не заморачиваться. Но, кто знает, может быть, на экспертный комментарий товарищ пригодится. А может, и персона номера. Ольга включила привычный вежливый интерес, но довольно быстро поняла, что о предметного разговора о работе не будет. Поняла - и мысленно зевнула. Дальше всё, конечно, пошло по абсолютно стандартной схеме. Пара банальных комплиментов с кратким смыслом «надо же, блондинка - и с мозгами», потом что-то про глаза и фигуру, обязательно про естественность, губы, мол, не накачаны, ресницы не наращены - и, в анамнезе, грудь не силиконовая. Обязательный пассаж о том, как с ней удивительно легко и приятно общаться. Потом чем-нибудь угостить. А потом уклон в сторону «продолжения банкета». Без потери времени на намёки - он же командировочный. Клише. Ольга едва заметно усмехнулась, ожидая фразы про "познакомиться поближе". Вуаля! Не выдержала, рассмеялась. Герой-любовник из-за океана явно счёл это одобрением и повторил своё предложение. Ольга, отсмеявшись, испытующе посмотрела на него и поинтересовалась, чем же заслужила такую честь. С фирменной правой бровью вверх, куда же без этого. И наступила кульминация. "Я доставлю тебе удовольствие", - заявил собеседник, сияя, как начищенный медный таз. ...Границы пространства и времени размываются, реальность плывёт. Как будто слово «удовольствие» что-то вроде «Волдеморт» в финальном «Гарри Поттере». Я ДОСТАВЛЮ ТЕБЕ УДОВОЛЬСТВИЕ. Калейдоскоп картинок несётся перед глазами. Щёлк - десятый класс школы. Папа дарит ей первый мобильный телефон с фотокамерой, который стоит дороже её поездки в Испанию в том же году... Щёлк - она сидит на песке на берегу моря, волны плещут по ногам, над головой звёздное небо... Щёлк - Ольга впервые видит своё имя на обложке издания, созданного и воплощённого в жизнь её собственным разумом, волей, талантом и руками... Щёлк - она впервые поёт с настоящей группой на сцене как приглашённый вокалист, и зрители в зале после выступления аплодируют, подходят похвалить и поддержать... Щёлк - Ольгу как профессионала в своей области рекомендуют люди, с которыми она лично не знакома... Щёлк - она качается на качелях на даче, громко распевая песни, и дедушка с бабушкой ещё живы, идут мимо, подпевая ей, и она спрыгивает и бежит их обнять... Щёлк - они с мужем узнают, что ждут ребёнка... и в тот радостный миг ещё ничто не предвещает ни выкидыш, ни развод... Щёлк - последние августовские дни перед началом первого в жизни учебного семестра в университе. Она идёт по Красной площади, слышит бой часов на Спасской башне, по лицу катятся слезы, а в голове мысль: "Я здесь живу, теперь это мой город, наконец-то, мой, мой, мой!.." Щёлк - она видит родной Невельский залив и заливисто смеётся от ощущения счастья и свободы.. ...Запах свежескошенной травы, полевых цветов, свежеотпечатанных изданий, плеск воды под веслом, шелест листвы в лесу, солёный морской бриз, шум волн, стук колёс в поезде... картинки бегут, они бесконечны, они, они... Я ДОСТАВЛЮ ТЕБЕ УДОВОЛЬСТВИЕ. "Портал из Гарри Поттера" снова сработал. Теперь - в обратную сторону. Праздничная пьянка, подвыпивший заокеанский мачо грозится доставить ей удовольствие - имея в виду свой член, свои слюни, своё сопение ей в ухо и жамканье сисек с комментариями об отсутствии силикона. Я ДОСТАВЛЮ ТЕБЕ УДОВОЛЬСТВИЕ. Мужик, что ты вообще о нём знаешь. Вслух, впрочем, Ольга сказала совсем другое. Она поблагодарила его за предложение, сообщила, что вынуждена отказаться, сослалась на то, что ей нужно поздороваться со спонсором, и привычно растворилась в толпе. В тот вечер ей впервые в жизни показалось, что она занимается совсем не тем, находится не там и не с теми. Ей показалось, что она проживает не свою жизнь, что суррогат эмоций, которые приходится контролировать, извращать, перекраивать и переиначивать в зависимости от обстоятельств, отдает фальшью, вонючей, приторной и липкой фальшью, не имеющей ничего общего с искренним счастьем, с пресловутым удовольствием, которое так некстати задел этот набитый долларами павлин...