О нет. Наш с Джеральдом выбор свершился много лет назад, в глубоком детстве, когда демоны впервые за полвека перешли границу. В ночь гибели родителей. Я вошла. Странно, но дверь не скрипнула, хотя ее петли были настолько ржавыми, что я ожидала самого отвратительного скрежета. Помещение было абсолютно пустым. Видимо, нечисть не нуждается в мебели. В стене зияло два ободранных окна без стекол, в которые падал тусклый дневной свет. Здесь нечего бояться… и искать. В противоположной стене вырисовывалась так же приоткрытая дверь. Я устремилась к ней, стараясь не поддаваться панике. Все это слишком сильно напоминало ловушку. Войдя, опять-таки, без скрипа или шороха, я очутилась в другой пустой комнате. Окно было только одно, около двери, так что остальная часть помещения оставалась в тени. Именно там, в этой тени виднелась лестница наверх. Может быть, там хранится нечто важное? Если так, оно должно надежно охраняться... Слишком темно, ни одного лучика света. Помни, Вирджиния, выбора нет. Ты должна идти туда. В конце концов, у тебя есть фонарик. Пару раз он выручал, поможет и сегодня. Я пересекла комнату и оказалась в зловещей тени. В темных закоулках домов, там, где никогда не бывает светло, прячутся черные обитатели, в любой момент готовые разделаться с незваными гостями, говорили старейшины. Поэтому в деревне круглосуточно держали освещенными даже погреба… Моя рука метнулась на пояс, где обычно висел фонарик. Его там не было! Забыла дома?! Потеряла в траве?! Бежать! Бежать, пока еще можно, пока они не добрались до меня! Я вернусь сюда завтра… Завтра? Маргарет не доживет до завтра. Ей осталась последняя ночь. Я уйду завтра и, вернувшись, обнаружу её мертвой. А потом они придут и расправятся с остальными. Сегодня или никогда. В конце концов, не зря я единственная уцелела в стольких передрягах! А значит, смогу и на этот раз. Должна! И потом, здесь не так уж и темно, глаза потихоньку привыкают… Я начала осторожно подниматься по лестнице. Шаг, еще один, третий, десятый - вот и середина. Можно немного перевести дух… Вдруг позади что-то скрипнуло. Успокойся, Вирджиния, этот звук произвела ты сама. А может быть, его нет вовсе, и тебя подводит голова. Вспомни, чему тебя учили. Обуздай воображение! А теперь я готова была поклясться, что нарастающий скрип идет откуда-то спереди … или сбоку… Липкие, холодные крючья страха сдавили сердце: если меня схватят, надежды нет! Это и была моя ошибка. Старейшины всегда напоминали: ни при каких обстоятельствах нельзя уступать страху, ибо это их основное оружие. Многие века демоны отступали перед людьми, по-настоящему сильными духом, и стирали с лица земли тех, кто поддавался страху. Все поддались… кроме меня. Именно поэтому я и осталась последней выжившей Защитницей. Я верила и не боялась, не сдавалась и твердо шла вперед – всегда, до сегодняшнего дня, до этой роковой минуты. Ибо едва в голове прозвучало отчаянье, столь явственное и ощутимое, что в секунды наполнило все мое существо, чьи-то ледяные пальцы сомкнулись на моей шее, и нечеловеческий голос прошелестел над ухом, слышать которым мне более не довелось: «Ты попалась, борец Вирджиния». - Конец, - объявила Лена, завершив чтение рассказа вслух. Голос при этом звучал гордо и даже несколько победоносно, несмотря на то, что главная героиня как раз проиграла. - Я разочарован, - сказал папа. - Одни штампы. Лена мгновенно помрачнела. Провал. Опять провал. Уже второй раз за день рассказ вызывает совсем не ту реакцию, на которую она рассчитывала. Вначале ей не поверила "англичанка", Маргарита Николаевна. Когда Лена прочитала рассказ на английском языке, как и задавали для домашки, училка сухо заметила, что задание было написать свою историю, а не перевести чью-то. - Но я сама ее написала! Сама придумала! - запротестовала Лена, и это было чистой правдой. Она хотела написать маленькую сценку, но потом увлеклась, и в голове сложилась целая история, которую она зафиксировала сразу на английском и ни разу не заглядывала в словарь. Круто же. Само по себе круто. - Да? - с недоверием переспросила Маргарита Николаевна. - Ну допустим, допустим. Одноклассники, мальчишки, которые толком не слушали сюжет, потом всю перемену дразнились, что она сочинила историю про Джастина Тимберлейка. Лишь бы сказать глупость - и самим посмеяться так, как будто это шутка на миллион. Кто виноват, что на их уши явно наступили медведи, и "джЮстИн" с двойным ударением слышится им как "джАстин"? Придурки. Дома она первым делом переписала свой рассказ по-русски. Убрала из него финальную сцену диалога Вирджинии, ставшей призраком, с дочерью от Джеральда, потому что это хоть и выглядело интересным и многое объясняло по поводу природы чудищ из дома на окраине, но снимало интригующее послевкусие, когда читатель может сам домыслить, что это за призраки, почему герои вообще полезли в этот дом, как они выглядели и так далее. Лене хотелось бросить читателя в сюжет, окутать его липкой атмосферой страха и недосказанности, как бывает, когда, переключая каналы по телевизору, вдруг натыкаешься на какую-то сцену в фильме, и она приковывает тебя к экрану. Ты не знаешь, кто эти герои, что у них за предыстория, от кого или за кем они бегут, что будет дальше - но ныряешь в происходящее здесь и сейчас, проживая это вместе с ними, глядя их глазами, и - если это ужастик - покрываясь их мурашками под тревожную музыку на заднем плане. Переписывание рассказа на родном языке принесло ей не меньшее удовольствие, чем когда она создавала сюжет на английском. Это оказалось интересным процессом - помимо перевода пришлось изменить структуру фраз, порядок слов, разбивку на фразы, вычистить притяжательные местоимения, подоборать более экспрессивные синонимы... Она не заметила, как пролетело время, кажется, часа два, и как только закончила, побежала делиться с папой, который вроде как поощрял её творческие шаги - в отличие от мамы, которая считала, что филологический талант в семье закончился на ней лично, и от бабушек, которым вообще не было интересно, какие у Лены хобби, лишь бы была накормлена до отвала и вовремя возвращалась из школы... И папа говорит, что разочарован и тут одни штампы. Что ж, сегодня явно не день Бэкхема. Перед сном Лена перечитала оба варианта своего рассказа и подумала, что штампы не штампы, а сюжет интересный. И что сам факт, что из банальной домашки по английскому на отработку согласования времен вырос полноценный сюжет, да ещё и с элементами ужастика - это круто. И бог с ним, что не оценил папа, что посмеялись мальчишки, и что "англичанка" прилюдно обвинила ее в попытке выдать перевод чужого рассказа за свой. Шли бы они... в дом на окраине. И она уснула, надеясь увидеть во сне продолжение приключений своих героев, а потом проснуться и записать так, как запомнит. Потому что ничего интереснее и увлекательнее этого в жизни Лены не было за все шестнадцать прожитых лет. Разве что исследование заброшенных домов в деревне летом. Домов на окраине, в которых, конечно, жило очень много призраков, которые прятались от света днём и творили свои страшные дела ночью в полной уверенности, что о них никто не узнает и не напишет. Особенно девочка Лена из 10го класса физико-математического лицея с сильным английским. Так закончилось детство - Если Аришу отдадут в другой класс, я не буду работать, - искренне, но категорично заявила Светлана Игоревна, её первая учительница. Они полюбили друг друга с первого взгляда, с первого дня подготовительных курсов. Аришу, конечно, отдали именно в класс Светланы Игоревны - потому что иначе быть не могло. - Могли бы найти девочку похудее, - ворчала бабушка тощего выпускника, взвалившего на плечо розовощекую, кудрявую, откормленную бабушкой за лето Аришу Смирнову, крепко сжимающую в руках звонок - тот самый, Первый. Давала Ариша и Последний - в конце первого года обучения, вооружившись грамотами и регалиями лучшей ученицы. Там уже никто не сажал на плечо - взяла за руку высокая медалистка. Звонок показался очень тяжелым, а актовый зал школы - огромным. Конечно, не чета их, "детскому" - начальные классы гимназии, где училась Ариша, занимались в здании бывшего детского сада, отданного школе. Основное здание, "старшая" школа, тем не менее, было хорошо знакомо Арише - она часто там бывала, выступая на всех ответственных мероприятиях, которых с первого по третий класс было предостаточно. Линейки, показательные выступления, тематические концерты. Отличницу с косичками, которая очень уверенно чувствовала себя на сцене, постоянно выставляли читать стихи, петь песенки и объявлять выступления в микрофон, как настоящая ведущая. Светлана Игоревна плакала, когда родители Ариши приняли безапелляционное решение забрать её в другую школу. Даже директор умоляла папу передумать, говоря, что они совершают ужасную ошибку - возможно, непоправимую, судьбоносную, роковую. Девочку прочили в "компьютерный" класс - девочка подавала огромные надежды в программировании, помимо всего остального, физико-математического. Но это никого не интересовало, родители определили дочери другой путь - тот, который виделся им наилучшим. Гуманитарный, с иностранными языками, и чтобы "сушка мозгов" не отвлекала от занятий в музыкальной школе. Ариша проплакала целое лето и, как выяснилось на медосмотре, потеряла почти две диоптрии зрения. Заглянуть в "маленькую" школу спустя полгода жизни в другом учебном заведении, другом коллективе и других изучаемых дисциплинах, было очень тяжело, даже несмотря на долгожданную встречу с любимой Светланой Игоревной. Несколько часов пролетели стремительно, словно их никогда и не было, оставив на память пару фотографий и счастье в глазах девочки и учительницы, смешанное с горечью. Им обеим так и не удалось принять, что Ариша стала учиться в другом месте другим вещам. - Ты не поверишь, кого я встретила! - в один солнечный весенний день с порога объявляет мама, светясь от радости. - Светлану Игоревну! Представляешь, она поправилась, такая пухленькая стала, я даже не сразу ее узнала! Спрашивала, как там ее девочка - то есть ты - и очень просила нас зайти. Ариша была счастлива это слышать. Она мечтала, что успеет заглянуть в "маленькую" школу повидаться до летних каникул и отъезда на дачу длиной в три месяца. Ариша купила открытку и написала своей драгоценной, обожаемой учительнице стихотворение, в надежде отдать лично в руки при встрече. Светлана Игоревна почему-то была уверена, что Ариша способна писать стихи, как она сама - и учила её это делать, и получалось очень с трудом, но Ариша старалась, раз любимая учительница в неё верила. Светлане Игоревне будет приятно прочитать этот стишок в открытке, несомненно. Но уже шли двадцатые числа мая, и папа решил отправить дочку в деревню раньше обычного, для чего пришлось сдать все экзамены за пятый класс досрочно. Двадцать второго мая Ариша ехала в поезде, с грустью думая, что увидит Светлану Игоревну, которую наедине с собой звала второй мамой, уже только в сентябре. Ариша возвращается тридцатого августа - и пропускает медосмотр. Учебный год наваливается стремительно, в музыкальной школе добавилось предметов - по субботам она уходит оттуда в десять вечера, вместе с вахтерами и замученной многочасовым ожиданием мамой. Зато они с родителями переехали в новую квартиру, откуда близко до обеих школ, старой, физико-математической, и новой, французской, но Арише по-прежнему не разрешают ходить по улице одной. Четыре месяца пролетают незаметно, в постоянной учебе. Двадцать четвертого декабря, в день рожденья Светланы Игоревны, Ариша вновь ночует в музыкальной школе, а после выходных начинается подготовка к новому году. Визит к Светлане Игоревне сдвинулся в направлении восьмого марта, и Ариша, не будучи в силах что-либо с этим сделать, потихоньку рисует для нее пейзажи разноцветными фломастерами. Значит, при встрече она подарит Светлане Игоревне не одну открытку, а несколько. Может быть, удастся придумать ещё какой-нибудь стих. - Арин, тебе удобно говорить? - спрашивает Вера, соседка по парте, позвонив ей по домашнему телефону. Ариша отвечает, что да, равнодушно глядя в окно, за которым господствовует февральский мокрый снег. Они около получаса обсуждаем уроки и одноклассников, а потом Вера сообщает, что ее мама перевелась работать в гимназию, где раньше училась Ариша. - Ты ведь училась в классе Светланы Игоревны Корецкой? - уточняет приятельница. - Да! - воодушевленно подхватывает Ариша. - Как она? Пусть твоя мама передаст ей огромный привет! Я скоро к ней зайду! Следует пауза, после которой Вера произносит два слова, которые разом перечеркивают жизнь: - Она умерла. Трубка с грохотом падает из рук, Ариша оседает со стула на пол и заливается рыданиями. Она задыхается от слез, а потом начинает кричать от боли, разрывающей её изнутри. Мама находит дочку плачущей и сжимающей в руках открытку со стихами - которую она никогда уже не передаст адресату. Они обнимаются и рыдают вместе. Мозг Ариши отказывается понимать слова, которые произносит мама - "рак", "лейкемия", "она была обречена" и "все родители класса боялись, что это случится до вашего выпуска из начальной школы" - а душа не принимает мир, где нет Светланы Игоревны, ее чудесного голоса, прекрасного лица, любящих глаз, нежных, ласковых рук, удивительных стихов и огромного, доброго сердца. Так, в один совсем не прекрасный февральский день шестого класса закончилось Аришино детство. Исповедь "Я сижу в приятном одиночестве и допиваю вино. Белое. Нелюбимое. Наверно, поэтому совершенно не имеющее надо мной власти. От такого количества красного я была бы уже пьяной, а тут ничего. В употреблении алкогольных напитков я всегда гналась за опьянением, а теперь я выросла, предпочитаю вкус и отсутствие похмелья утром. Поэтому я пью белое вино, курю IQOS и остаюсь трезвой. А может быть, дело не в вине. Может быть, дело в том, что я думаю о тебе. Состоится ли твой 31й день рождения? Ты ещё жив? Полгода назад мне приснился сон. Тебя не должно это удивлять. Ты ведь снишься мне. Периодически. Чаще, чем положено в нашей ситуации. Реже, чем я хотела бы. Чаще всего мы рядом, но ты даже не смотришь в мою сторону. Идёшь в поле моего зрения, стоишь, пьёшь, куришь, говоришь с людьми. Твой голос, такой родной, такой дорогой, я вновь его слышу. Делаю вид, что не смотрю на тебя, но слежу за тобой боковым зрением. И знаю, что ты тоже. Как всегда. Следишь за мной. Но это не помешает тебе развернуться и пойти прочь, не оглядываясь. А мне - пойти ровно в противоположную сторону. С определенной периодичностью снится другой сон. Мы рядом. Мы смотрим. Мы близко. Я кидаюсь к тебе, я вцепляюсь в тебя, я бью тебя по лицу, я кричу, мое лицо перекошено, я в слезах и метаю молнии, я страшна в худшем проявлении истерики - ты, единственный мужчина мира, как никто другой, знаешь, что я так могу... В этой страшной, нелогичной, неуравновешенной обостренной эмоции я повторяю только одно. Как ты мог меня потерять?! Как ты посмел меня потерять?! Ты обещал, что больше никогда не потеряешь! Как ты посмел?