Часть 20 из 46 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Пасмурно
Иногда он оказывался у неё дома. Он выглядит по-разному, но всегда чуть моложе, чем есть на самом деле, и значительно худее. Она с удивлением обнаруживала его на кухне, он готовил, наполняя квартиру непередаваемой гаммой запахов, и напевал что-то себе под нос. Он мог суетиться в большой комнате или в прихожей, но никогда не лежал без дела, бездумно уставившись в телевизор. Он не говорил ни слова о её матери, не повышал голос, не вступал в полемику по поводу репортажей на Первом канале. Он вообще особо не пытался вести диалог, но все время обращался к ней по тому или иному будничному поводу, и в его голосе сквозило живое, веселое и по-доброму шутливое тепло.
В такие моменты в нём не было ничего общего с человеком, уходившим от них с матерью семь лет назад, и с тем, кто хладнокровно вышвырнул её из дома прошлым летом, когда она была в отчаянии, лишилась работы и здоровья в один миг и нуждалась в его помощи. Не столько финансовой, сколько моральной - она была напугана и не знала, что делать с жерновами жизни, впервые решившими перемолоть её до состояния неравномерно раздробленного зерна. Он не стал её слушать, грубо посоветовал кончать истерику и решать проблемы, как взрослая. В конце концов, она была замужней женщиной.
Как будто этот статус - наличие мужа - автоматически отменяет другие статусы, например, "дочь".
Но когда он неожиданно появлялся в её доме, ничего этого нет и в помине - ничего привычно равнодушного, неприятно знакомого, запомнившегося с плохой стороны.
Наверно, поэтому она никак не могла с ним поговорить, даже перекинуться парой слов. Она попросту не понимала, о чем разговаривать, но от одного его присутствия рядом было хорошо и уютно.
А потом она просыпалась и осознавала, что его здесь, конечно, нет, и быть не могло - и быть не может. Здесь не может быть никого, кроме её самой, капризной, но ласковой шотландской вислоухой кошки с шерстью дымчато-серого цвета, свернувшейся калачиком рядом. Ах да, ещё справа улегся огромный плюшевый медведь - его подарил муж на день Святого Валентина, дурацкий, притянутый из мира американских фильмов праздник влюбленных, на который принято дарить цветы, конфеты и мягкие игрушки.
Она бы предпочла украшение - например, браслет или колье - а вместо конфет, к примеру, поход в хороший пивной ресторан, и чтобы рулька, и колбаски, и праздник живота, а потом неделю на разгрузочном питании и как следует налегать на тренажеры в спортзале.
А лучше всего уехать. Уехать вместе, на пару дней, и чтобы никаких домашних дел, работы, дрязг, рутины, и даже не нужно протирать пыль и застилать кровать.
Но - плюшевый медведь так плюшевый медведь, тоже хорошо. Пушистый зверь из детского магазина должен был охранять её до возвращения мужа с работы.
В окно светило яркое солнце, с крыш капала талая вода, и очередной сон улетел, оставив после себя легкую тучку грусти, которая вот-вот растает в этом чудесном утре. Чудесном ровно до тех пор, пока она не сядет за ноутбук и не откроет там сайты с вакансиями, не провалится в череду описаний условий, требований, функций и зарплат, и эти четыре компонента оказываются в правильной для нее пропорции чуть чаще, чем никогда.
И так уже долгих три месяца, и начинается четвертый. И она смотрит такое огромное количество вакансий, что уже совсем не понимает, что из этого может, к чему из этого пригодна - и чем больше смотрит, тем больше понимания, что ничего из этого не хочется. Совсем. До глубины души. До тошноты. До приступов тоске по предыдущему месту работы, которое тоже не было ни интересным, ни вдохновляющим, но оно было - в течение трех лет, каждый будний день, с 9-00 до 18-00, плюс-минус час, и это было так же нормально и правильно, как ранее ходить в институт, ещё ранее - в школу, а до этого - в детский сад. День был простым и ясным, в нём нужно было проснуться, собраться и отправиться в точку назначения, там делать то, что положено, а спустя восемь часов выйти и жить свою жизнь в оставшиеся часы. Встречаться с друзьями, ездить в гости к родственникам, ходить на спорт или в театр, а порой просто добираться до дома, вытягивать ноги и лежать перед телевизором, глядя какой-нибудь хороший фильм.
Простая, удобная, предсказуемая жизнь, в которой нет места ни страху неопределенности, ни ежедневным терзаниям о том, кем хочется быть и зачем.
Вдруг дверь спальни неожиданно открылась.
- Не пора ли завтракать, лежебока? - спросил он.
Она часто-часто заморгала от изумления, потянулась за очками. Хотелось задать много вопросов, первый из которых "Ты здесь? Но как? Ах да, у тебя же до сих пор есть ключи, а замки мы так и не поменяли...". Но она промолчала, вглядываясь. Действительно, он, смотрит на неё, словно отвечая "А где мне еще быть?", в уголках рта затаились смешинки.
Поэтому она ответила: "Да, пора завтракать" и опустила голову, пряча невозможно-счастливую улыбку. Он рядом. Всё будет хорошо. Ответы найдутся, потому что у него они были и есть всегда, и они были правильными. Она помнила.
А потом она проснулась по-настоящему. В ногах свернулась дымчато-серая кошка, к правой руке прижался большой плюшевый медведь. Муж на работе, а отец не переступал порог этой квартиры вот уже семь лет - и едва ли когда-нибудь его переступит. С кухни не доносится никакой запах завтрака, а на столе дожидается ноутбук с сайтами поиска работы.
За окном пасмурно.
В самолете
... А вообще, все дело в том, что состоялся конец. Что-то закончилось, закончилось еще позавчера, но в этом до сих пор приходится находиться.
Я не вполне понимаю, что именно. Я просто чувствую, что сижу в самолете, который должен взлететь, но, к сожалению, пока уже не первый час ждет своей очереди. А я сижу в нем и жду, пристегнутая ремнями.
Я сижу так долго, что уже не могу слушать музыку, не могу читать, не могу разговаривать, болтать ногами и выражать нетерпение. Дремать тоже не могу. Есть, пить. Я просто жду, когда он, наконец, взлетит, и не хочу ничего другого.
Мне не страшно, мне не тревожно, я не бегу, я не возмущаюсь. Мой самолет, который летит туда, куда мне нужно, стоит в ожидании сигнала к началу движения по взлетной полосе. И я в нем, и я жду.
Нет, душа моя, нет. Это не усталость. Это не решится перезагрузкой - будь так, после моря я вернулась бы воодушевленная. Нет. Именно там я почувствовала, что что-то происходит, поняла, что нахожусь в этом самолете уже довольно долго, поняла, что что-то важное окончилось - без сожалений, без негатива, без трагедии, но и без возврата.
По возвращении домой это чувство еще больше укрепилось и усилилось. Отпуск не решил эту проблему. Он сделал ее более явной. Мне пора. Я из чего-то выросла, что-то переросла, что-то завершилось лично для меня. Какие странные чувства.
Мой самолет должен полететь. Я давно купила на него билет. Я хочу улететь. Я уже сдала вещи в багаж. Я уже пристегнула ремни.
Что со мной? Что со мной происходит?
Мне нужен твой совет. Ты ведь понимаешь меня. Чувствуешь. Всегда понимал, подчас даже лучше, чем я саму себя.
Ты мой создатель, мое вдохновение, мой творец, сделавший меня такой, какая я есть. Мой друг. Мой родной человек. Мое сердце и душа.
Ты всегда оказываешься прав. Ты умный, чуткий, мудрый. Ты чувствуешь меня. Ты видишь.
Что со мной? Что происходит?
В какой момент жизнь, которой я живу, которая очень мне нравится и интересна, превратилась в ожидание вылета внутри самолета?
От кого, чего или к кому, чему мне пора улететь?
Ты спрашиваешь, бегу ли я? Нет. Что-то закончилось, и я улетаю дальше.
Я стала реагировать остро и чувствительно. Я устала сидеть в самолете, он должен полететь. Как можно скорее. Желательно - несколько часов назад.
Я нетерпелива, ты знаешь, ты знаешь, как никто. Впрочем, тебя я ждала очень долго.
Я уже не здесь и еще не там. В моей голове стучит одна мысль: скорее бы. Скорее, скорее, скорее.
Помоги мне.
Помоги мне сделать правильный шаг. Направь меня, поверь в меня, как ты всегда это делаешь, так, что я. потом безгранично верю в себя.
Я знаю, у тебя сейчас свои заботы. Их много, они напоминают снежный ком, способный поглотить тебя целиком.
Я знаю, что ты чувствуешь, знаю, как ты. Я знаю все и знаю, что сама очень сильно хочу тебе помочь и направляю максимум своей душевной энергии на то, чтобы ты справился.
Но сейчас ты нужен мне. Мне нужна твоя помощь. Мне нужен твой совет.
Мне нужно, чтобы этот самолет взлетел. И нужно понять, почему я в него попала... В каком месте, после чего, на каком моменте мое бессознательное купило туда билет, раньше моего мозга поняв, что так, как раньше, больше не может продолжаться, потому что требуется что-то качественно, принципиально другое.
Ты же знаешь, что если я хочу уйти, меня не удержать, даже если я физически привязана к батарее - уйду вместе с ней, значит. И точно так же меня не прогнать палкой, если я решила оставаться. Если я покупаю билет на самолет, летящий прочь оттуда, где я принципиально и добровольно находилась - что-то изменилось. Что? Когда? В какой момент? Что случилось? Что я упустила из виду в своем бесконечном беге?
Я чувствую, что скоро потеряю сознание в ожидании этого вылета. В самолете душно и темно. Мне очень сильно хочется пить.
...Пить томатный сок, находясь высоко в небе.
А потом холодное шампанское, там, куда самолет прилетит.
И ведь я сейчас совсем не о личном. Совсем не о нем. Ты же понимаешь?..
И пока я пишу тебе это письмо, я начинаю понимать, куда полетит мой самолет. Кажется, туда, где все знают, кто такой Джон Голт без риторических вопросов.
Помоги мне. Помоги мне не потерять сознание в ожидании сигнала к началу движения самолета.
Он улетит, я точно знаю.
Мне только нужно понять, почему я в нем.
Просто вместе курят
У Веры была подруга. Про них можно было сказать фразой из рекламы 90х: мы такие разные, но все-таки мы - вместе.
Разные очень, и правда.
Дружили они, между прочим, уже год с лишним - время, как всегда, летело незаметно и стремительно. Они познакомились на одной работе, с которой обе друг за другом и ушли по одинаковой причине: плохо влияли на микроклимат сложившегося коллектива. Есть, знаете ли, места, в которых микроклимат важнее объективных показателей вроде выполненных в срок задач и принесённых компании доходов. В таком вот и работали Вера с Наташей.
По мнению ничего не смыслящих в отношениях окружающих, друг на друга они тоже влияли плохо, не только на микроклимат.
"Я все-таки понял, почему вы общаетесь! - выдал Вере как-то раз бывший коллега, относившийся к их дружбе отрицательно. - Вы же просто курите обе!"
Курили, да. Уже год с лишним просто вместе курили.