Сайлас хочет безопасной работы в офисе, но без скуки, и денег, как у гангстера, но без опасности. — И что же это за идея? — спрашиваю я. — Аукционные дома. Мои брови поднимаются. — А точнее? Он притягивает меня к своей широкой груди. — Они работают как автомобильные аукционы, но там нет бумажной волокиты, и продавец получает восемьдесят процентов от окончательной ставки. — Хорошо, но что продается на аукционе? — в моей голове возникают образы поддельных картин. Он убирает прядь черных волос с моего лица, заправляет ее за ухо и проводит пальцем по моей шее. Обычно, когда он это делает, по моей коже пробегают приятные мурашки, но сегодня я чувствую себя онемевшей. — Я уже говорил тебе, — отвечает он с улыбкой. — Мясо? — В некотором роде. — А что такого особенного в мясных аукционах? Отец притащил меня на один из них после того, как я закончила школу, чтобы я освоила мясной бизнес. Это было скучно, вонюче и не то, что я хотела бы повторить. Сайлас наклоняется ко мне и шепчет: — Человеческое мясо. Самое сексуальное. Я отстраняюсь, но рука на моей талии сжимается, внутренности скручиваются в узел. Сайлас знает все об аферах, страховом мошенничестве, воровстве. Он никогда не предлагал ничего насильственного. Мне хочется думать, что он планирует украсть что-то с аукциона, но взгляд его глаз говорит об обратном. — О чем ты говоришь? — спрашиваю я. — Ты слышала о Криусе Ванире3? — Это сутенер? Сайлас постукивает меня по носу. — Не просто сутенер. Он владеет сетью аукционных домов, где мужчины могут участвовать в торгах за возможность обладать самыми красивыми и экзотическими женщинами в мире. У меня пересыхает во рту, а в горле появляется боль. Я шатаюсь на ногах, кожа покрывается испариной. — Что? — шепчу я. Его брови поднимаются, как это бывает, когда он отказывается повторять. — Кого ты планируешь выставить на аукцион? — шепчу я. — Тебе действительно нужно спрашивать? — он поднимает бровь. — Но... Слова умирают на моих губах. Сайлас не может иметь в виду меня. Мы любим друг друга. Мы женаты. В голове всплывает воспоминание о том, как мы смотрели фильм, где сексуальный пожилой мужчина предлагает замужней женщине миллион долларов за ночь секса. Муж в конце концов соглашается, но это разрушает их брак. Сайлас смеялся и называл мужа придурком за то, что тот не провёл аферу с богачом. Тогда я не придала этому значения и отмахнулась от реакции Сайласа, потому что никто не предлагает женщинам целое состояние за секс. Теперь же от этих воспоминаний у меня мурашки по коже. Был ли этот фильм его способом проверить, как я отреагирую? Кухня кружится, и черные точки пляшут в глазах. Я не уверена, шок ли это или просекко, но сколько бы глубоких вдохов я ни делала, ничто не помогает избавиться от всепоглощающего чувства растерянности. Мои губы шевелятся, но я не могу составить связное предложение. — Свежий воздух. Я машу рукой, предлагая ему отойти в сторону, но он заслоняет собой дверной проем. — Останься, — говорит он. — Кто-то должен подхватить тебя, когда будешь падать. Подтекст его слов улетучивается из моего сознания в пустоту, хотя я уверена, что он зловещий. Как он вообще мог предположить, что я соглашусь спать с другими мужчинами за деньги? — Как ты себя чувствуешь? — Сайлас наклоняет голову и смотрит на меня с отстраненным любопытством. Не думая об этом, я опускаю руку на шею. Что-то восковое прижимается к моим пальцам. На ощупь это похоже на пластырь. Я отклеиваю его и смотрю на маленький губчатый кружок, прежде чем встретиться взглядом с Сайласом. — Это трансдермальный пластырь4, содержащий скополамин5, — говорит он, его глаза холодны. — Он должен хорошо реагировать на кетамин6, который я добавил в твой напиток. — Зачем? — пошатываясь, я отступаю назад, мой взгляд устремлен на дверь, ведущую в сад. Сайлас подходит ближе, совсем не похожий на человека, за которого я вышла замуж. Мне приходится несколько раз моргнуть, убедиться, что мне не привиделись его злобные зеленые глаза и дикость обнаженных зубов. — Я не хочу ребенка, — рычит он. — Ты мог бы просто сказать «нет». — Человек может вытерпеть столько отказов, пока не сломается. Я качаю головой из стороны в сторону, пытаясь побороть наркотик, но усилия бесполезны. Мои конечности словно кто-то залил свинцом, и я с трудом удерживаюсь в вертикальном положении. Мои колени подгибаются, но Сайлас ловит меня прежде, чем я падаю на пол. — Я никогда не отвергала тебя, — говорю я. — Не в сексе, — усмехается он и опускает меня на пол. — Ты всегда знатно трахалась. У меня к тебе не было никаких претензий на этот счет. — Ты меня пугаешь, — шепчу я, мой голос едва слышен. Комната кружится, и Сайлас превращается в размытое пятно. — Опять ты осуждаешь меня. Ты хотела, чтобы я стал лучше, хотя знала, что я из себя представляю, когда мы поженились. Я пытаюсь закричать, но огромная рука зажимает мне нос и рот, перекрывая доступ к кислороду. Черная мгла заползает за пределы моего зрения и затягивает в темнеющую бездну. Голос Сайласа плывет по краю моего сознания. — Я бы не стал этого делать, если бы ты не была такой навязчивой сукой. Удачи на аукционе. Если они не смогут продать тебя в качестве секс-рабыни, они извлекут твои органы. Глава 2 Так вот что чувствуют животные, ожидающие убоя? Последние несколько часов прошли как в тумане: грубые руки, холодная поездка в кузове фургона и тугие ремни. Наркотики заглушили мои чувства, а ужас заглушил предательство Сайласа. Теперь мои ноздри заполняет вонь крови, пота и металла, и все, о чем я могу думать, - это побег. Я смотрю на свои босые ноги среди ряда женщин, оказавшихся в таком же положении. Некоторые из них все еще всхлипывают и умоляют, другие молчат. Мое горло охрипло от крика, плача, вдохов через кляп, глаза тоже распухли от слез. Моя голова склонена, занавес из черных волос закрывает вид на секс-аукцион. Это единственная форма неповиновения, которая у меня осталась, учитывая, что мои руки скованы наручниками за спиной, а лодыжки - кандалами. Шансов сбежать нет. После того, как я упала, Сайлас вколол мне что-то, чтобы я была обездвижена и не сопротивлялась, когда он вызовет группу мужчин, чтобы увезти меня в фургоне. Сайлас. Отчаяние разлилось по моим венам, как кислота, сжигая то, что осталось от разбитого сердца. Я подозревала, что что-то не так, когда он привел меня в тот ресторан, но не думала, что меня так зверски предадут. Я не предвидела этого. Он назвал меня осуждающей и надоедливой. Только за то, что я хотела семью, а он не вмешивал свои махинации в семейный бизнес. Как можно знать человека десять лет и не видеть его настоящего? Удар молотка выводит меня из задумчивости, заставляя вздрогнуть. — Продано участнику аукциона номер восемнадцать за пятьдесят тысяч, — говорит аукционист. Черт. Я следующая.