— Жалуешься? — Нет, — шепчу я, затаив дыхание. — Просто растерялась. Он делает еще один шаг, и мы оказываемся лицом к лицу. Мое сердце ударяется о грудную клетку, словно пытаясь запрыгнуть в его тело. Его руки опускаются к моим бедрам, удерживая на месте. — Что постыдного в моем языке на твоей мокрой киске? Мой клитор запульсировал, одновременно от шока и потребности. Я кладу руки ему на грудь, пальцы исследуют его твердые мышцы. Его сердце бьется так же сильно, как и мое, а тепло его кожи будоражит мою кровь. — Лу, — бормочу я. — Это не... — Я жду ответа. — Хорошо, — я облизываю губы. — Мне показалось, что ты дразнишь меня. — В том, как ты кончала мне на лицо, не было ничего притворного, — говорит он, приподнимая уголок губ в усмешке. Мой желудок скручивается. — Но ты оставил меня на взводе. — Правда? — спросил он с усмешкой. — Вряд ли это так же плохо, как мои синие яйца. — И кто виноват в том, что ты ушел? Он наклоняется ко мне так близко, что его борода касается моей кожи. Она такая мягкая, что мне хочется провести по ней пальцами. Я сдерживаюсь, дыхание замирает, все мое тело готово к его ответу. — Я не трахну тебя, пока ты не будешь готова, — рычит он. — Пока не будешь умолять об этом. — А если я никогда не буду готова? — шепчу я. Лу выпрямляется, забирая свое тепло. — Тогда ты останешься со мной, пока два миллиона не будут полностью выплачены. Мои плечи опускаются. Это не та свобода, на которую я рассчитывала, но, по крайней мере, он дает мне хоть какую-то надежду. Раздается тихий стук в дверь, и он делает еще один шаг назад. — Войдите. Входит Леда, ее взгляд скользит по фигуре Лу. Я изучаю ее черты, находя теперь некоторое сходство с бедной Арией Маркос. У них одинаковые зеленые глаза и черные волосы, хотя у Леды они с сединой. Теперь я понимаю, почему у пожилой женщины всегда такое суровое выражение лица. Она потеряла свою дочь самым жестоким образом, и неизвестно, потеряет ли она свою внучку из-за Танатоса или его могущественной семьи. — Можно я возьму поднос? — спрашивает она. — Да, — отвечает Лу. — Помощь нужна? — спрашиваю я. Она отмахивается от меня, и мы остаемся стоять в тишине. Лу повернул голову в сторону Леды, как будто концентрируясь на звуке ее движений. Когда она наконец уходит, он снова обращает свое внимание на меня. — Твоя комната — соседняя с моей, — говорит он. — Что же это значит? — Уходи. — Но тебе понадобится помощь. — Уходи, — рычит он. Ему не нужно повторять дважды. Будь я проклята, если останусь там, где меня не хотят видеть. — Тогда спокойной ночи, — бормочу я. — Приятных снов. Лу не отвечает. Даже не ворчит. Он просто стоит посреди комнаты, сложив руки, с напряженным выражением лица, как будто я чем-то его обидела. Разочарование бурлит внутри, словно скороварка, требующая разрядки. В одну минуту этот человек поглощен мной, а в следующую — отталкивает. Он яростно противоречит мне, и от этого голова идет кругом. Я выхожу, сопротивляясь желанию хлопнуть дверью, и возвращаюсь в комнату, куда он привел меня сегодня утром. Она лишена индивидуальности по сравнению с его мужской пещерой, которая была полна клетчатых орнаментов и приглушенных цветов. Я сажусь на край кровати и делаю долгий вдох. Что изменилось? Мы так хорошо ладили, и он резко переменился. Откинув голову, я распускаю по плечам занавес черных волос. — Почему меня это так беспокоит? Потому что под этой суровой внешностью скрывается человек, который заботится о других. Он приютил мать и дочь убитой женщины, хотя это может спровоцировать войну с мафией. Он дважды спас меня от убийцы, и, возможно, лишился зрения. А теперь он огрызается на меня, как раненый зверь. Раненый зверь. Может быть, он злится, потому что ему больно. Может быть, это я причиняю ему боль. В голове всплывают злобные слова Сайласа — человек может вынести столько отказов, что потом сломается. Я отвергла его, когда предположила, что, возможно, никогда не буду готова к сексу с ним. И сегодня утром я пришла в ужас при виде его члена. Большинство парней, конечно, похвастались бы и восприняли мой страх как комплимент, но только не Лу. Черт. Вскочив с кровати, я пересекаю комнату, хватаю еще одну из этих викторианских ночных рубашек и выхожу в коридор. Может, Лу Конмак и не хочет моей помощи, но она ему нужна. На этот раз, если он прогонит меня, я не уйду. Глава 17 Я нахожу его сидящим на мягкой тахте у кровати и снимающим ботинки. Он поднимает голову, когда я вхожу в комнату. — Ты уже подготовился к потери второго глаз, да? — спрашиваю я. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает он. — Пришла помочь. — Возвращайся в свою комнату, — огрызается он. — Никому не нужна твоя жалость. Остановившись у его ног, я кладу обе руки ему на плечи. Даже если он отрицает это, все, что он сказал и сделал до сих пор, говорит о том, что он тренировался жить без зрения. Ему не нужна моя помощь или жалость, но ему нужно кое-что другое. — Я боюсь. Он насмехается. — Большинство женщин сломались бы после всего, что с тобой произошло, но ты еще держишься. — Можешь поблагодарить мое нетрадиционное воспитание, — цежу я. — Смерть была нередким делом, но это не означает, что я не боюсь. Его губы поджимаются. Мне не нужно читать его мысли, чтобы понять, что он настроен скептически. Он знает, что я не типичная девушка, попавшая в беду, и что я скорее буду бороться, чем прибегу к нему за помощью. — Чего ты хочешь? — спрашивает он. — Я знаю, что ты можешь о себе позаботиться, но мне нужно чувствовать себя полезной. — Снова предложишь пососать мой член? — спрашивает он, скривив губы. — Это была не моя идея, — я легонько подталкиваю его. — В тот момент я еще не оправилась от наркотиков, а у того мудака был электрошокер. Его улыбка сходит на нет. — Ладно, — рычит он, — только не мешай мне. Я провожу рукой по его плечам до бороды и обнаруживаю, что часть ее залита кровью. Как и предполагалось, она пышная и мягкая. — Давай я наберу ванну, чтобы ты помылся.