Солнце выходит из-за туч, заливая нас обоих светом. Я смотрю на Лу, восхищаясь его скулами. Невольно задумываюсь, как он выглядит без огромной бороды. — На что уставилась? — спрашивает он. — Как ты понял? — Угол наклона твоего тела сместился. Ты нашла что-то отвлекающее? Да. Тебя. Но я извлекла урок из того, что происходит с женщинами, которые преклоняются перед мужчинами. Если возвести мужчину на пьедестал, это раздует его эго. Даже если он вносит очень незначительный вклад в домашнее хозяйство, он начинает считать, что ему должны за это. Моя ошибка в отношениях с Сайласом заключалась в том, что я дала ему понять, что приму его, даже если у него нет работы, даже если он зарабатывает на жизнь мошенничеством и даже если он никчемный мудак. Ругань и попытки изменить его не помогали, ведь, что бы он ни делал, я никогда не выгоняла его. Поэтому я и говорю: — Я проверяла твою повязку. Выражение его лица тускнеет. Движение настолько незначительное, что мне, возможно, показалось. — Думаешь, я не смогу завязать бинт без твоей помощи? — Только не говори, что ты и это практиковал? Уголок его губ приподнимается. — Ты удивишься. Пока мы идем к высокой белой беседке, он рассказывает мне, что начал изучать шрифт Брайля, когда выздоравливал после потери левого глаза. Мы проходим мимо деревянного строения и направляемся к массе заросших живых изгородей, составляющих лабиринт. — Сколько тебе было лет? — спрашиваю я. — Восемнадцать, — отвечает он. — А сколько тебе сейчас? — Угадай. — Не могу, ведь ты прячешь свое лицо под огромной бородой. Тебе… где-то от тридцати до сорока. Он смеется. — Мне двадцать восемь. У меня отпадает челюсть. — Надо же, ты почти одного возраста со мной. Между вами с Танатосом возникло напряжение еще в юности или у вас были деловые разногласия? — Мы ходили в одну школу. На одной из вечеринок подрались из-за девушки, и он проиграл. Позже, после того как все напились, он застал меня врасплох и проткнул глаз. — Черт. — Точно, — бормочет он. — Потом ублюдок затаился, пока все, кроме меня, не забыли о нем, и вернулся под защиту своего отца. — И что ты сделал? — Я выжидал время. Подходящего случая. — А потом? — Я выбил из него все дерьмо и отрезал ему яйца. Одна нога спотыкается о другую. Лу хватает меня за руку и удерживает на месте. —Осторожнее. —Ты серьезно? — спрашиваю я. — Если бы я убил его, то началась бы война между двумя семьями, а если бы проткнул ему глаз, то это не было бы тем самым посланием. — Каким? — Наврешься на меня - потеряешь свои яйца. Моя рука поднимается к горлу. — Черт возьми. Так вот почему тебя называют Зверем? Он хихикает. — Расслабься, милая. Я никогда не причиню тебе вреда. — А когда ты... ну, знаешь... кастрировал Танатоса? — Пять с половиной лет назад, — он кивает. — Примерно тогда. — Как он стал отцом Гермионы? Лу резко останавливается, и я застываю на месте. Я оглядываюсь по сторонам, размышляя, не сделала ли ошибку, произнеся ее имя вслух на публике, но мы одни. — Что случилось? — спрашиваю я. — Она уже была беременна до того, как я отрезал ему яйца. Она стала причиной того, что он лишил меня глаза. — Ария? — шепчу я. Он дергает головой в сторону, как будто звук ее имени слишком болезненный, что не имеет смысла, ведь вчера он упоминал ее без такой реакции. Если только... Если только звук ее имени не причиняет боль из-за той ночи с Танатосом, что не имеет смысла, но... — Ты знал ее, — я подвожу итог. Его челюсть напрягается, что я воспринимаю как «да». — Вы были близки? — Она была моей девушкой, пока не вернулся Танатос, — рычит он. — Наша вторая ссора произошла, когда он пришел в мой спортзал с ней за руку, выставляя напоказ, как боевой трофей. У меня замирает сердце — и от предательства, и от его маски боли. Я прижимаю его руку к своей груди. Эта история слишком ужасна. — И тогда ты отрезал ему яйца? — Когда он сказал, что она беременна, — рычит он. — И ребенок от него. — Это правда? Он сжимает зубы, и вена на его шее вздувается. По тому, как покраснело его лицо, я понимаю, что он заново переживает эту встречу. — Это не имело значения. Они оба выглядели довольными собой. Она точно трахалась с ним за моей спиной. — Мне очень жаль, — говорю я и крепко сжимаю его руку. — Ужасное предательство. — В конце концов, все обернулось против него, — говорит он с горечью. — Теперь невинная женщина оплакивает свою дочь, а маленькая девочка стала сиротой. Каждая статья в новостях, которую я читала о жестоком убийстве Арии, всплывает в голове, приобретая совершенно новый смысл. Я не могу заставить себя спросить, как он относится к ее смерти, потому что он не виноват. Ария изменила, причем с человеком, ответственным за лишение Лу глаза, но никто не заслуживает такой участи. На телефон Лу приходит сообщение. Голосовой помощник в телефоне зачитывает слова: — От: Неизвестный номер. Перевод завершен. — Как ты хочешь получить деньги? — спрашивает он. — На счет в швейцарском банке или куда-нибудь еще? — Никуда. Он напрягся, сжимая губы.