Гермиона поднимает пистолет, спускает курок и пускает воду в лицо. — Попался, дядя Лу! Он отшатывается назад, его рука подлетает к щеке. Хихикнув, Гермиона подбегает к Лу и обхватывает его за талию. — Ты маленький дьявол, — рычит он. — Это жульничество. — Эй, Гермиона, можно одолжить один из твоих пистолетов, пожалуйста? — спрашиваю я. Она одаривает меня солнечной улыбкой. — Ты хочешь замочить дядю Лу? — Что-то вроде того, — отвечаю я с ухмылкой. Притянув его к себе и поцеловав в щеку, она протягивает мне через стол один из своих пистолетов. — Спасибо, — говорю я. — Гермиона, — говорит Леда с порога, ее голос резок. — Не мешай мистеру Конмаку. Девочка застывает на месте, ее глаза расширяются. — Извини, бабушка. — Пойдем, — говорит Леда. Лу сжимает ее плечо и позволяет ей бежать через всю комнату к Леде. Они вдвоем исчезают за дверью, которая захлопывается, и Лу поворачивается ко мне, наклонив голову. — Что планируешь делать с водяным пистолетом? — спрашивает он. — Ты хочешь потренироваться с кем-нибудь в бою. Я хочу попрактиковаться в стрельбе из пистолета по движущейся мишени, — он раздвигает губы, предположительно, чтобы возразить, но я добавляю: — Я знаю, что есть большая разница между настоящим оружием и водяным пистолетом, но давай поиграем. Глава 31 Лу отлучается, чтобы разобраться с прибытием очередной посылки, а мы с Ледой возвращаемся в подвал, где она помогает мне тренироваться на движущихся мишенях. Первая — это неподвижная платформа, на которой манекен шатается из стороны в сторону, а вторая — это рельсы, где мишень скользит по комнате. В обед Лу зовет меня наверх и просит провести его к входу в лабиринт. Когда мы идем рука об руку по саду, его грудь вздымается, но это ничто по сравнению с тем, как колотится мое сердце. Не могу поверить, что соглашаюсь на то, чтобы за мной охотились, как за героиней мрачной романтической книги. На бумаге это всегда звучит заманчиво, но что, если все окажется слишком? При мысли о том, что Лу повалит меня на землю и возьмет то, что ему нужно, меня охватывает жар, и мне приходится обмахиваться руками, чтобы сохранить спокойствие. — Ты в порядке? — спрашивает он. Я поднимаю голову к солнцу. — Да. Я не привыкла, что здесь так тепло. Уголок его губ приподнимается в ухмылке. — Помнишь правила? — Ты медленно считаешь до десяти, и я прячусь в лабиринте. Если поймаешь, то мне конец. От его глубокого смеха у меня бегут мурашки. — А если это окажется слишком? — Я говорю «сдаюсь». — А если не сможешь говорить? — Три резких удара, основанием ножа или водяным пистолетом в жизненно важную область. — Хорошо. — Ты делал это раньше? — мой голос поднимается на октаву. — Не в лабиринте, — говорит он. Я прикусываю нижнюю губу, размышляя, разрешала ли Ария Маркос ему гоняться за ней по квартире, которую он для нее снял, или они делали это до того, как она изменила ему с Танатосом. Может быть, эта женщина даже не была Арией. Такой мужчина, как Лу, может заполучить самых разных подружек. — Не думай о ней, — говорит он. — Я и не думала, — отвечаю я. — Ты злобно выдохнула. Я потираю затылок. — Ладно, может быть, я и думала, но мне просто интересно, была ли у тебя целая вереница женщин с сумасшедшими причудами... — Хелен, — он останавливается. — Что? — Я был с Арией с шестнадцати лет до того дня, когда она сказала мне, что беременна ребенком от другого мужчины. После этого никого не было. — Даже когда ты позволил ей жить в твоем доме? Его губы сжались. — Даже тогда. Она могла трахаться с кем угодно, но выбрала ублюдка, который лишил меня глаза. После этого я перестал обращать внимание на женщин. — И поэтому ты предложил мне родить от тебя детей? — спрашиваю я. — Возможно, это был момент безумия, — бормочет он. — Я не должен был ставить тебя в такое положение. Я сужаю глаза. В тот день он говорил по-другому. Я не могу понять, идет ли он на попятную, приходит ли наконец в себя или меняет тактику. — Но ты все еще хочешь иметь семью? Он кивает. В горле у меня пересыхает, и я сглатываю, пытаясь подобрать нужные слова. Лу — это все, что я могла бы пожелать в мужчине. Он сильный, добросердечный, решительный, в его характере есть редкостная глубина, перед которой трудно устоять. Мне нравится, как он нежен с Гермионой и как он заботится о тех, кто нуждается в защите. Нравится, как он выглядит, как целуется и как может превратить меня в лужицу вожделения. Но какие бы чувства я к нему не испытывала, я никогда не смогу стать для него суррогатной матерью. — Я много должна тебе, — говорю я. Он отпускает мою руку и проводит ладонями по моим плечам. — Я подумал об этом, и мы квиты. — Как это понимать? — Ты могла бы оставить меня на той парковке с Танатосом, но спасла мне жизнь. Ты мне ничего не должна. От удивления у меня открывается рот. — Но... — Давай сосредоточимся на охоте. Я смотрю на него, пытаясь заглянуть сквозь повязку в его душу. Может быть, черты лица Лу и являются нейтральной маской, но он все еще мечтает о семье. Я хочу помочь ему, но не могу представить, что мне придется девять месяцев вынашивать ребенка, кормить его, лелеять, пока буду беременна другим, делать все это снова, лишь бы уйти. — Ты прав, — я заставляю себя улыбнуться. — Нужно сосредоточиться на практике. Я снова беру его за руку и веду вдоль лабиринта, который сейчас прекрасно ухожен и выглядит как миниатюрная версия того, что находится во дворце Хэмптон-Корт23. Живая изгородь, украшающая вход, достигает семи футов в высоту, а железные перила видны сквозь подстриженную листву. Мое сердце начинает учащенно биться, и все мысли о предстоящих неприятностях с Танатосом и ревности к Арии Маркос ушли на задворки сознания. Вчера вечером он намекнул, что планирует трахнуть меня, а сегодня утром попросил сделать тест на овуляцию. Поскольку он оказался отрицательным, я могу только представить, о чем он думает. — Мы пришли, — говорю я. — Ты уверена в этом? — спрашивает он.