— На вот, полюбуйся. И всем показал левую руку. Рука была разодрана; не очень, правда, но до крови. — Это он клыками. Я не успел копье воткнуть. И снова в центре внимания оказался Джек. — Ты ранен, — сказал Саймон. — Ты высоси кровь. Как Беренгария. Джек пососал царапину. — Я в него попал, — возмутился Ральф. — Я копьем его, я его ранил. Он старался вернуть их внимание. — Он на меня, по тропке. А я как кину… вот так… Роберт зарычал. Ральф вступил в игру, и все захохотали. И вот уже все стали пинать Роберта, а тот комически уклонялся. Потом Джек крикнул: — В кольцо его! Вокруг Роберта сомкнулось кольцо. Роберт завизжал, сначала в притворном ужасе, потом уже от действительной боли. — Ой! Кончайте! Больно же! Он неудачно увернулся и получил тупым концом копья по спине. — А ну держи, хватай! Его схватили за ноги, за руки. Ральф тоже совсем зашелся, выхватил у Эрика копье, стукнул Роберта. — Рраз! Та-ак! Коли его! Роберт забился и взвыл, отчаянно, как безумный. Джек вцепился ему в волосы и занес над ним нож. Роджер теснил его сзади, пробивался к Роберту. И — как в последний миг танца или охоты — взмыл ритуальный напев: — Бей свинью! Глотку режь! Бей свинью! Добивай! Ральф тоже пробивался поближе — заполучить, ухватить, потрогать беззащитного, темного, он не мог совладать с желанием ударить, ранить. Вот Джек опустил руку. Прокатился ликующий клич, и хор изобразил визг подыхающей свиньи. А потом все повалились на землю и, задыхаясь, слушали, как перепугано всхлипывает Роберт. Он утер лицо грязной рукой и попытался вновь обрести собственное достоинство: — Ох, бедная моя задница! И сокрушенно потер зад. Джек перекатился на живот. — Ничего игра, а? — Вот именно что игра… — сказал Ральф. — Ему было стыдно. — Мне тоже один раз так на регби заехали — страшное дело. — Хорошо бы нам барабан, — сказал Морис. — Тогда бы у нас было все честь по чести. Ральф глянул на него: — В каком это смысле — честь по чести? — Ну не знаю. Нужно, чтоб был костер, и барабан, и все делать под барабан. — Нужно, чтоб свинья была, — сказал Роджер, — как на настоящей охоте. — Или кто-то чтоб изображал, — сказал Джек. — Надо кого-то нарядить свиньей и пусть изображает… Ну, притворяется, что бросается на меня, и всякое такое… — Нет, уж лучше пускай настоящая, — Роберт все еще гладил свой зад, — ее же убить надо. — Можно малыша использовать, — сказал Джек, и все захохотали. Ральф сел. — Ну ладно. Так мы в жизни ничего не выясним. Один за другим все вставали, одергивая на себе лохмотья. Ральф посмотрел на Джека. — Ну, а теперь на гору. — Может, к Хрюше вернемся, — сказал Морис, — пока светло? Близнецы кивнули, как один: — Ага. Точно. А туда утром пойдем. Ральф оглянулся и снова увидел море. — Надо же костер развести. — У нас Хрюшиных очков нет, — сказал Джек. — Так что это пустой номер. — Зато проверим, есть там кто-то на горе или нет. Нерешительно, боясь показаться трусом, Морис проговорил: — А вдруг там зверь? Джек помахал копьем. — Ну и убьем его. Солнце убавило жар. Джек выбросил копье вперед. — Так чего же мы тут ждем? — По-моему, — сказал Ральф, — можно пойти по берегу, до того выжженного куска, и там на гору подняться. И снова Джек пошел впереди — вдоль тяжких вдохов и выдохов слепящего моря. И снова Ральф размечтался, предоставив привычным ногам справляться с превратностями дороги. Но тут ногам приходилось уже труднее. Тропка жалась одним боком к голым камням у самой воды, с другого ее теснил черный непроницаемый лес, и то и дело она перебивалась камнями, которые они одолевали на четвереньках. Карабкались по скалам, обмытым прибоем, перескакивали налитые прибоем ясные заводи. Вот береговую полосу рвом рассекла лощина. Она казалась бездонной. Они с трепетом заглядывали в мрачные недра, где хрипела вода. Потом ее накрыло волной, вода вскипела и брызгами, взметнувшимися до самых зарослей, окатила визжащих, перепуганных мальчиков. Сунулись было обогнуть ее лесом, но их не впустила его вязь, плотная, как птичье гнездо. В конце концов, стали перепрыгивать лощину по очереди, выжидая, когда схлынет волна; но все равно кое-кого окатило еще раз. За лощиной скалы показались непроходимыми, и они посидели немного, выжидая, пока подсохнут лохмотья, и глядя на зубчатый очерк прокатывающихся мимо валов. Потом нашли фрукты, обсиженные, как насекомыми, какими-то пестрыми птичками. Потом Ральф сказал, что надо поторопиться. Он влез на дерево, раздвинул ветки и убедился, что квадратная макушка все еще далеко. Потом прибавили шагу, и Роберт ужасно расшиб коленку, и пришлось признать, что на такой дороге спешить невозможно. После этого пошли уже так, будто берут опасный подъем, но вот, наконец, перед ними вырос неприступный утес, нависший над морем и поросший непролазными зарослями. Ральф с сомнением глянул на солнце. — Уже вечер. После чая, это уж точно. — Что-то я этого утеса не помню, — сказал Джек. Он заметно увял. — Значит, я пропустил это место. Ральф кивнул: — Давай-ка я подумаю. Ральф теперь уже не стеснялся думать при всех, он теперь разрабатывал решения, как будто играл в шахматы. Только не силен он был в шахматах, вот что плохо. Он подумал про малышей, про Хрюшу. Ему живо представилось, как Хрюша один, забившись в шалаш, вслушивается в глухую тьму и сонные крики. — Нельзя малышей с одним Хрюшей оставлять. На всю ночь. Все молчали, стояли вокруг, смотрели на него. — Если назад повернуть, это же несколько часов… Джек откашлялся и проговорил странным, сдавленным голосом: — Ну конечно, как бы с Хрюшенькой чего не случилось, верно же? Ральф постучал себя по зубам грязным концом копья, которое он отобрал у Эрика. — Если пойти наперерез…