И снова обмен торжествующими, сияющими в сумраке взглядами. — Высший класс! — Грандиозно! — Фантастика! Становиться на голову здесь было неудобно. На сей раз Ральф выразил силу чувств, прикинувшись, будто хочет спихнуть вниз Саймона, и вот уже оба катались в жидкой полутьме веселым клубком. Когда они отвалились друг от друга, Ральф первый очнулся: — Ну, надо идти. Лианы чуть подались от следующего утеса, и разведчики затрусили по тропке. Она выбежала в разреженный лес, и за стволами сквозило раскинувшееся внизу море. Стало солнечно; солнце сушило пот, пропитавший одежду в темной, сырой жаре. К вершине теперь вели только голые розовые скалы, и больше не приходилось нырять во тьму. Мальчики пробирались по ущельям и колкой осыпи. — Осторожно! В этой части остров протягивал к небесам редкие зубья своего каменного гребня. Они задели зубец, на который оперся Джек, и он вдруг со скрежетом шелохнулся. — Вперед! Но вершина недоступна. Перед штурмом ее троим мальчикам надо одолеть препятствие. Этот острый камень размерами не меньше машины. — Раз-два, взяли! Ну-ка, навались, ухватись, — раз, дружно, вместе — э-эх! — Взяли! Раскачали его, так, так-так-так, раскачали, раскачали, больше, шире, еще, еще, еще, та-ак… — Взяли! Камень дрогнул, качнулся, накренился, повременил, решил не возвращаться, двинулся вбок, рухнул, перевернулся и загрохотал вниз, вспарывая лесной покров. Всполошились птицы, эхо, взмыла белая, розовая туча, деревья внизу затряслись, будто перепуганные бешеным чудищем. И все стихло. — Мощно! — Как бомба! — Колосса-а-а! Целых пять минут они не могли оправиться после своей победы. Но наконец сдвинулись с места. После этого вершину взять уже были пустяки. На последнем подступе Ральф вдруг замер. — Вот это да! Мальчики стали на краю воронки на склоне. Она поросла какой-то горной растительностью, синими цветами. Они буйно затопляли воронку и разливались, растекались по лесу. Все пестрело бабочками, они носились, бились, метались. Сразу за воронкой были розовые глыбы, была вершина, и вот они на нее взобрались. Они и раньше догадывались, что это остров. Пробираясь среди розовых скал, обложенные морем и сверкающей высью, они каким-то чутьем понимали, что море их окружает повсюду. И все же последние выводы они приберегали до той минуты, когда окажутся наверху и им откроется водная синь по всему кругу горизонта. Ральф повернулся к друзьям: — Это наш остров. Он был похож на корабль, вздыбился с этого края и за их спинами круто обрывался к морю. По бокам — скалы, скаты, верхушки деревьев и кручи, а впереди, вдоль корабля, отлого спускались леса в розовых прошвах — вниз, в густо-зеленые плоские джунгли, вдруг сводившиеся в розовый хвостик. И там уж остров таял в воде, и был еще островок, только скала, как форт, и форт смотрел на них из-за зелени крутым розовым бастионом. Мальчики оглядели все это, потом перевели взгляд дальше, в море. Они были высоко, и уже наступал вечер; вид уже не размазывался, не заслонялся миражной пленкой. — Это риф. Коралловый риф. Я картинки такие видел. Риф окаймлял остров с одного бока и еще загибался и шел примерно в расстоянии мили вдоль того берега, который они уже считали своим. Он был широко набросан по сини, будто великан наклонился с розовым мелком, хотел было обвести остров беглой, летучей чертой, но вдруг задумался, да так и не кончил. По эту сторону рифа была переливчатая вода, и все камни и водоросли видны, как в аквариуме; дальше стлалось темное море. Был отлив, от рифа туго и медленно растекались полосы пены, и на минуту им показалось, что корабль ровно движется кормой вперед. Джек показал вниз: — Мы во-он там высадились. За утесами и увалами лес прорезала глубокая рана — там были покалечены стволы, и дальше проехалась широкая борозда, оставив только бахромку пальм у самой лагуны. Там же выдавалась в лагуну площадка, вокруг которой муравьями сновали фигурки. Ральф, волнообразно помахав рукой, показал путь с того места, где они стояли, вниз, мимо воронки, мимо цветов, и кругом, к той скале, возле которой начиналась просека. — Так мы быстрей всего назад доберемся. Блестя глазами, открыв рты, сияя, они смаковали свои хозяйские права. Головы кружила высота, кружила дружба. — Тут нет ни дыма, ни лодок, — трезво рассудил Ральф, — после проверим точней. Но, по-моему, он необитаемый. — Мы будем добывать себе пищу, — крикнул Джек, — охотиться, ловить… пока нас не подберут. Саймон переводил глаза с одного на другого, молчал и все кивал, так что металась черная грива. У него горело лицо. Ральф посмотрел на другой склон, где не было рифа. — Тут еще круче, — сказал Джек. Ральф сложил ладони, как бы что-то зачерпывая. — Там лес… гора его вот так держит. По всем торцам горы были деревья, цветы и деревья. Вот лес всколыхнулся, забился, загудел. Вздохнули и оттрепетали цветы, и лица мальчиков охладил ветерок. Ральф раскинул руки: — Все это наше. Они захохотали, затопали, еще подразнили гору криками. — Я есть хочу. Как только Саймон упомянул о своем голоде, и другие сразу сообразили, что проголодались. — Ну, пошли, — сказал Ральф. — Мы узнали все, что хотели. Они стали спускаться, нырнули в цветочные заросли, прошли под деревьями. Потом остановились, с любопытством рассматривая кусты вокруг. Саймон заговорил первый: — Как свечи. Кусты в свечах. Это такие почки. Кусты были темные, вечнозеленые, сильно пахли и тянули вверх, к свету, зеленые восковые свечи. Джек ударил по одной свече ножом, и из нее хлынул острый запах. — Почки как свечи. — Их не зажигают, — сказал Ральф. — Они только так, похожи на свечи. — Зеленые свечи, — скривился Джек. — Есть их не будешь. Ну, пошли. Они уже углублялись в чащу, шлепая усталыми ногами, когда услыхали звуки — визг и частый стук копыт. Они кинулись на визг, а он все взвивался, становился неистовым. Они увидели застрявшего в занавесе лиан поросенка, он рвался из упругих пут, трепыхался и бился. Полоумный, дерущий визг был надсажен ужасом. Мальчики бросились вперед, Джек снова выхватил сверкающий нож. Он уже занес руку. Но тут наступила пауза, заминка, только свинья все визжала, и лианы тряслись, и все сверкал в тощей руке нож. Но вот свинья вырвалась и метнулась в чащу. Они смотрели друг на друга и на то страшное место. Лицо у Джека побелело под веснушками. Он спохватился, что все еще держит поднятый нож, опустил руку и сунул его в ножны. Все трое сконфуженно рассмеялись и стали подниматься обратно на тропку. — Я примерялся, — сказал Джек. — Я как раз выжидал момент. — Надо было заколоть, — выпалил Ральф. — Я точно знаю, их закалывают. — Нет, им надо горло перерезать и выпустить кровь, — сказал Джек. — А то мясо есть нельзя. — Так чего же ты… Они прекрасно знали, чего же. Из-за того, что даже представить себе нельзя, как нож врезается в живое тело, из-за того, что вид пролитой крови непереносим. — Я хотел, — сказал Джек. Он шел впереди, и они не видели его лица. — Я примерялся. Ну, уж в следующий раз… Он выхватил нож и всадил его в дерево. Уж в следующий раз пощады не будет. Он оглянулся вызывающе — не угодно ли, мол, поспорить. Но тут они вышли на солнце и занялись добыванием и поглощением пищи, пока спускались просекой, к площадке, опять созывать собрание.