– Ни то ни другое. Я литературовед. А писатель у нас Надежда. Поэт. Ты книгу свою не принесла? – Конечно, принесла. – Ой, подарочки! – обрадовалась Агнесса. – Люблю подарки. Слышь, Федь, мне тут книгу стихов подарят. Со стихами. – Круто, – вяло отозвался Федя. – Не завидуй! Агнесса набрала в машинку зеленую краску. – Слушайте, а хотите, я вам тоже тату сделаю? – повернулась она к Лялину. – Вы любите тату? – Вообще к татуировкам очень спокойно отношусь. Но если делать, я бы сделал профиль Бунина. Вы могли бы сделать мне Бунина? – Да, вполне. Я делала портрет Бена Аффлека, – похвасталась она. – Ну до таких высот нам далеко… – В общем, подумайте. Если что, я готова. На какое-то время в зале наступила тишина, слышалось лишь жужжание машинки, продолжающей наполнять цветом контуры и линии. Надя улыбалась, представляя на руке у Лялина тату с Буниным и как он показывает ее Весину и другим коллегам в институте. 39. Картина маслом К концу февраля Надя снова ощущала смутное беспокойство, объяснить которое она не могла. Вот и сегодня, едва проснувшись, сразу же поняла – это будет день, когда ничего не хочется, а мир кажется одиноким, чужим и враждебным. Теперь, после их соединения, вместе с радостью, которая возвращалась медленно, будто бы нехотя, пришел новый страх – Надя боялась опять потерять Повелителя. Ей казалось, однажды она проснется, а его не будет, и теперь уже навсегда. Когда позвонил Лялин, то сразу же понял, что с ней. – Вас посетил Дон Депрессио? – Как ты догадался? – По голосу. – Я старалась, чтобы ты не заметил. – Зачем? Хочешь, никуда сегодня не пойдем? Или наоборот, погуляем? – Я бы сходила в ту галерею, помнишь, на Покровке, со странным названием. – «Акростих»? Давай. А потом клюнем что-нибудь вкусное. – Как птички? – Да. Они договорились встретиться вечером возле метро «Чистые пруды». Надя отпросилась на работе уйти пораньше, никаких срочных дел не было, к тому же не хотелось встречаться со Славиком, которого после встречи с Повелителем она и вовсе перестала замечать, а еженедельные приглашения сходить куда-нибудь раздражали ее все сильнее. Надя приехала первой, но Лялин почти тут же подошел к ней. – О, что я вижу! Вы привели с собой Дона Депрессио! Какой удар! Стреляться! Немедленно! Через платок! – Что, так заметно? – улыбнулась Надя. – Еще как заметно! Очень меняется лицо, когда тебе плохо. У тебя очень живые глаза, губы, а тут все черты замирают, и предо мной другой человек. Помнишь, когда я привез украшения из Якутии, а ты их еще так медленно перебирала, словно тебе тяжело. – Я испугалась, что ты опять… как будто пропал. – Ну я же говорил, это короткая командировка, всего три дня. А когда вернулся, ты даже не улыбнулась. Как будто на самом деле рада, но что-то эту радость держит внутри. Это как рука после перелома – человек знает, что умеет ее поднимать и махать в разные стороны – но пока не может. Вот и ты иногда временно не можешь радоваться. Но это не страшно! Лялин обнял Надю, и они пошли к пешеходному переходу. Она чувствовала тепло сквозь синий рукав его куртки и начинала жалеть, что не согласилась на предложение остаться дома. Наверное, лучше было бы просто побыть вместе, а не бродить по холодным улицам. К тому же они никак не могли найти галерею, хотя она точно должна была быть в каком-то из этих дворов. Начался снегопад, очень быстро превратившийся в настоящую снежную бурю, и Лялин с Надей зашли в ближайшее кафе, чтобы переждать его. Но внезапный буран и не думал стихать, наоборот, он становился все сильнее, быстро падая вниз, полностью захватывая улицы. Устав ждать, они вернулись к поиску. Брови и борода Лялина стали белыми, Надя чувствовала, что ее ресницы также облеплены крупными снежинками. Они зашли во двор, который пропустили в начале, но и там галереи не оказалось. – Где же она? – спросила Надя, закрываясь рукой от снега. – Должна быть здесь. Может, мы просто дверь не замечаем? Надя посмотрела по сторонам и увидела, что к ним приближается длинноволосый бородатый мужчина. Рядом с прохожим трусила большая белая собака. – Что вы ищете, молодые люди? – спросил незнакомец. Он переложил поводок из одной руки в другую, и под фонарным светом сверкнул большой перстень. Надя удивилась, как ему не холодно без перчаток. – Галерея «Акростих», найти не можем, – ответил Лялин. – А, так ее все ищут. А тут еще снег. Вот смотрите, выйдете, направо, в арку, еще раз направо и чуть вперед – там она. Он поднялся на снежные ступеньки, открыл дверь, и они с собакой исчезли в теплом проеме подъезда. Галерея выглядела небольшой, но уютной. Это был светлый зал, заполненный картинами. Те, что не поместились на стенах, стояли на полу, легкие рисунки на бумаге лежали, сложенными друг на друга на длинном столе возле окна. У одной из стен висела подвешенная к потолку настоящая деревянная лодка. В углу за низким столиком, на котором стояла открытая бутылка вина, что-то негромко обсуждали несколько человек. Художники почти сразу узнали Лялина. С тех пор как он стал ведущим передачи «Час культуры», к нему иногда подходили незнакомые люди – кто-то просто здоровался, кто-то задавал вопрос, некоторые просили в следующей передаче поговорить на определенную тему. Если предложения оказывались интересными, Лялин выполнял просьбу. – Представляешь, я бы увидела тебя по телевизору! – воскликнула Надя, когда Лялин рассказал ей, что он теперь ведет передачу. – И запустила бы в экран чем-нибудь тяжелым? – Конечно, бутылкой вина! – Что, правда бы запустила? – В тебя – нет. Да и потом – у меня же нет телевизора. – А жаль, может быть, мы тогда встретились бы раньше. – Или вообще никогда. – Да что ты такое говоришь! Вот и сейчас, стоило Лялину снять кепку, к нему подошли знакомиться. – Вы Андрей Лялин? – Протянул ему руку седобородый мужчина в синем свитере. – Очень рад, Федор Буданин. – Лучший портретист наших дней, – добавил молодой человек в желтых очках и голубой рубашке в горошек. – Отрадно слышать такое от лучшего анималиста. Разрешите представить, Александр Анихин. Лучший анималист тоже протянул руку Лялину. – А вот эта прекрасная дама – Анна Елетова, – продолжал Буданин, кивнув в сторону девушки в длинной оранжевой юбке. На голове у нее был лихо накручен голубой платок наподобие чалмы или тюрбана. – Великолепный пейзажист, я бы сказал, певец нашего города. – Тогда я должен познакомить вас с Надеждой Милютиной, – ответил Лялин, – она тоже своего рода певец, только в другом жанре – она поэт. Ты с собой книгу случайно не взяла? – Нет, не взяла. Возьму в следующий раз, у вас же здесь постоянно проходят выставки? К тому же, – она еще раз посмотрела на зал, – можно было бы устроить здесь поэтический вечер… – Да, это были бы очень интересные вечера! – подхватил Лялин. – «Любите живопись, поэты!» – все мы помним это стихотворение Заболоцкого. И название у вас поэтическое. Потом можно будет сделать тематическую передачу… – Катя, ты слышала? Как тебе идея? – Буданин повернулся к девушке в зеленом свитере. – Это Катерина Архипова, наш галерист, хозяйка этого прекрасного места… Пока Надя обсуждала с владелицей галереи предстоящие вечера поэзии, на столе появились еще два бокала и новая бутылка вина. Из «Акростиха» они вышли с двумя картинами: Надя выбрала работу Анны Елетовой, Котельнический переулок с видом на высотку. Лялин купил подмосковный зимний пейзаж Буданина – река, маленькие домики, монастырь. За это время снег прекратился, и о недавнем буйстве холодной стихии напоминали лишь обильные сугробы на дорогах, которые уже начали сгребать дворники. Надино настроение переменилось, теперь она ощущала себя одной из снежинок, радостно парящей в том сумасшедшем вихре, под которым они искали эту галерею. – Я смотрю, Дон Депрессио покинул вас? – улыбнулся Лялин. – Бежал с позором. – В какой момент? Когда был приобретен роскошный московский пейзаж?