Огонь блестит на горлышках бутылок… Мы разучились ссориться вчера. Войдёт отец, обнимет крепко-крепко, До хруста сладкого, и скажет: «Здравствуй, сын!» И счастье будет цельное, как репка, А не по долькам, словно апельсин. Это стихотворение Надя читала в журнале «Корабль». А вот следующее еще не слышала. Давай я напишу тебе письмо. Оно – смотри! – отправится само По воздуху тягучему, ночному, Как рыба подо льдом – над самым дном, Письмо вплывет, покачиваясь, в дом И к подлокотнику прильнет ручному, И ты уже не отвернешься, нет, — Но бережно возьмешь листок на свет: Вот я вернулся, как ты и просила. И все. И все. И плакать позабудь. Ну, может, нарисую что-нибудь… Обратный адрес не имеет силы, Что ж, почты геометрия проста: Разлука запечатает уста, Мой голос станет точкою морозной. Лишь форточку открой, вдохни, вглядись: Я улыбаюсь всей судьбой беззвездной… Но только ты, смотри, не простудись. Пока Поль подписывал книги, Надя спустилась вниз, в зал, где проходило общение после вечеров. Там, в окружении стеклянных витрин с экспонатами, автора и зрителей уже поджидал накрытый стол: водка, вино, пара пакетов сока, бутерброды, соленые огурцы, порезанные яблоки и прочая незатейливая закуска. Здесь на стенах висели плакаты – афиши творческих встреч в Политехническом музее начала двадцатого века: «Диспут на тему: Искусство, взирающее на современность», «Чтение о современной поэзии», «Лекция “Поэзия и революция», «Вечер всех поэтических школ и групп» и прочее. «Интересно, а как они выступали?», – подумала Надя и взяла со стола кусок яблока. – Отличная презентация! – к Наде подошли Лида с Куликовым. – А где Лаврин? – Придет, куда он денется! К нему сейчас какой-то зритель обиженный подошел и говорит – вот что вы так про евреев, я и сам еврей… – А Лаврин к нему повернулся и говорит: ты – не настоящий еврей! – Прекрасно! – засмеялась Лида. – Ой, какое у тебя колье! – она дотронулась до Лидиного массивного серебряного украшения с фиолетовым камнем. – А у тебя волшебные розочки, – Лида погладила кожаные цветы на Надиной шее. – Ты прекрасна! – бухнул Куликов, глядя в розочки. – А я? – кокетливо повернулась Лида. – А с тобой я работаю! Но и ты, конечно, прекрасна! – А я вот что думаю, – Надя надкусила яблочную дольку, – как у них проходили вечера? – она кивнула в сторону плакатов. – Ве-чер по-э-тесс, – по слогам прочитал Куликов. – Я думаю, так же. – А по-моему, было немного иначе, – не согласилась Лида. – Мне кажется, то время, оно и на них сказывалось… В общем, им хотелось больше наслаждаться жизнью из-за того, что жить было сложнее, чем сейчас. Вот взять хотя бы быт… – Ага, квартирный вопрос, – подсказал Куликов. – Да даже не это, вот кухня там, керосинки, где одежду стирать, чем гладить, а если дети, так это пеленки и вообще ужас… – «Я люблю, когда в доме есть дети и когда по ночам они плачут», – засмеялась Надя, и все засмеялись вместе с ней. – Вот за что я вас люблю! – она обняла Лиду и Куликова. – Вам можно сказать про детей, и никто не смотрит на меня как на ненормальную! А то я недавно процитировала среди одноклассников, ведь самое простое, хрестоматийное: «О закрой свои бледные ноги!» – так люди не считали цитату, это для них просто набор странных слов, представляете… – Что набор странных слов? – к ним подошел Ларичев. – Недотыкомка серая! – Антон, мы обсуждаем нормальных людей, – ответила Лида. – А, это отличная сплетня. Нормальные люди! Все мы слышали о них, – Антон поднял указательный палец вверх. – Отличный браслет! – Лида приподняла очки и взяла Ларичева за руку, чтобы лучше рассмотреть серебряные черепа. – А мне футболка нравится. Где ты такую одежду находишь? – Надя потрогала мягкую белую ткань с черными завитками и оранжевыми черепами. – Чем-то напоминает русские узоры, – заметила Лида. – Да, есть немного, – согласился Антон. – А где ты, такой красивый, жену потерял? – поинтересовалась Надя. – Не знаю. Они сами все время теряются. Кстати, предлагаю переместиться ближе к столу. И действительно, Виров уже начал разливать водку. – Друзья! – сказал он. – Я предлагаю выпить за замечательного поэта и его книгу, которая вышла в издательстве «Вьюмега», чему все мы очень рады. Пожелать удачи, процветания издательству и его авторам. Чтобы этот тираж и все остальные тиражи разошлись как можно быстрее… Павел Камышников! Издатель! Мы пьем вообще-то за тебя! Паша, увлеченно о чем-то говоривший с Ларичевым, замолчал и повернулся к Вирову. Тот продолжил свой тост. – Чтобы мы с вами еще много раз могли вот так собраться на презентации замечательных стихов, а стихи в «Вьюмеге» выходят исключительно замечательные, все это знают. Аполлон, у тебя прекрасные стихи, я надеюсь, у тебя будет еще много книг, в общем, ура! Маленький прозрачный глоток побежал вниз по телу, отзываясь крошечными, еле заметными искорками грядущего удовольствия, которое вскоре, поднимаясь из неведомых недр тела к сердцу, вспыхнет ярким цветком счастья, красочным и недолгим. Надя взяла бутерброд с колбасой и подошла к Руслану и Насте, которые о чем-то спорили. – Ты представляешь, – взмахнул руками Руслан, – ей нравится «Красота» в переводе Кобылинского! Настя, это же чистая попса! – А тебе какой нравится? – Ну Бальмонт, конечно! – А Брюсов? Он неплохо переводил Бодлера, нет? – Ну Брюсов, на мой взгляд, не очень. Ему не хватает самостийности. – Чего не хватает? – спросила Настя. – О господи, на ком я женился! – воскликнул Руслан. – Насть, ты куда? Ну вот, обиделась.