– От тебя, Виноградов, так все женщины разбегутся, – заметила Надя. – Да я уже привык. – Хорошая же девушка. Вы же женаты всего ничего, а она уже убегает. – Ну что я могу сделать, вот такой я прекрасный! – улыбнулся Руслан. – А она вернется. Они сначала всегда возвращаются. – У всех налито? – перекрывая гул неформального общения, прозвучал громкий голос Вирова. – Кому водки? Поэты потянулись к столу, протягивая свои стаканчики, словно цветы, распускающие листья и бутоны перед солнечными лучами после дождя. 41. Тайные двери Когда Надя пришла сюда с Лялиным, Дом Брюсова показался ей другим, словно она попала в незнакомое место. Возможно, сыграло свою роль время, как будто днем дом, в котором жил поэт, существовал под видом степенного старичка-музея, вечером же наступало время иных сил, открывающих для писателей другие двери, ведущие в измененное пространство. Она сама захотела сходить сюда с ним в субботу, чтобы отвлечься от ужасного случая на работе, случившегося по ее вине. В редакции давно привыкли, что на Надю можно полностью положиться, она всегда соблюдала сроки и находила общий язык даже с самыми капризными авторами. Ее непосредственная руководительница, Клавдия Матвеевна, особо в Надину работу не вникала, доверяя ей как специалисту. И тут совершенно неожиданно для всех и особенно для нее самой случилось то, чего она невероятно боялась, когда только начинала работать редактором. Надя забыла отправить на верстку файл с последними правками автора, и книга ушла в печать без них. Все бы ничего, если бы это не была работа Карловича – худого въедливого историка на пенсии, дружившего с Кубениным. На самом деле его звали Карл Алексеевич, но в редакции называли Карлович, никто уже не помнил почему. От работы с его книгами старались отказаться, потому что он постоянно правил свой текст и жутко скандалил, если что-то упускали. Книга «Забытые тайны Гражданской войны» ушла в печать. Надя, потерявшая голову от вернувшейся любви, не вспомнила об этом злосчастном файле, даже когда книгу привезли из типографии. Обнаружилось это так. Клавдию Матвеевну срочно вызвал к себе Кубенин, из его кабинета она вернулась малинового цвета, и только когда начальница, задыхаясь от возмущения, выговаривала Наде, та с ужасом вспомнила о своей ошибке. На пятничную планерку она шла как на казнь, однако все обошлось, Виктор Григорьевич лишь призвал всех быть внимательнее в работе с авторским текстом. Надя и Лялин прошли мимо лестницы и большого зеркала в гардероб. – Я сто лет тут не был, – сказал Лялин, помогая Наде снять желтую шубку из искусственного меха. – И что тут раньше было интересного? – Ну как – музей. Кто бы мог подумать, что после пожара я приду сюда только сейчас. Да еще и не один… – А что за пожар? – Был пожар. Его хорошо потушили, но все, как ты понимаешь, залили водой. И вот мы, старшеклассники, помогали спасать книги. Я тогда у мамы попросил, помню, холщовые мешки, трудно было достать большую тару, а она работала на хлебозаводе. И в эти мешки грузили книги и вывозили. – Ничего себе! Не знала про это. А сейчас все восстановили, как было раньше? – Нет, раньше музеем был только первый этаж, и то не весь. На втором, по-моему, библиотека, а на третьем, мансардном, сидело правление Московского отделения Союза журналистов, вот у них-то и загорелось. Говорили, пожар от маленькой плитки случился, такие спиральные плитки, представляешь? Они иногда коротили. Надя сначала представила каменную стенную плитку в виде спирали, которая никак не могла загореться. Но сразу же вспомнила, как в старших классах ездила к однокласснику на дачу и там видела маленькую электрическую, со спиральными конфорками. – Да, представляю. А зачем им плитки? – Ну как, чай вскипятить, суп подогреть. – Представляю, как журналисты греют суп. Курили, небось! – Может, и курили. Лялин достал из внутреннего кармана темно-коричневый кошелек, собираясь расплатиться за билеты. – Не надо, не надо! – почти подбежала к нему, неожиданно появившись из глубины зала, женщина в черном платье с короткими седыми волосами. – Я вас узнала, вы – Андрей Лялин. Она поправила белую вязаную шаль на плечах. – Пойдемте, я вам все покажу. Меня зовут Екатерина Рудольфовна. Рада видеть вас, – она внимательно посмотрела на Надю, – и вашу спутницу в нашем музее. Предлагаю начать осмотр с кабинета. Втроем они вошли в комнату, где обычно поэты общались после мероприятий. Высокие белые двери, которые по вечерам были закрыты, и Надя никогда не обращала на них внимания, оказались входом в рабочий кабинет Брюсова. Кабинет писателя походил на многие другие – письменный стол с зеленым сукном, чернильница, листки рукописей, шкафы с книгами, бюсты и статуэтки. – Извините, я вас на минуту покину, – сказала их сопровождающая и вышла, оставив Лялина и Надю наедине. Когда стук ее каблучков стих, Надя, обняв его за шею, подняла голову для поцелуя. – Ты представляешь, я здесь никогда не была! Тысячу раз приходила, а вот в кабинете – впервые! Интересно, а может, они тут где-то еще и спальню прячут… – Сейчас мы спросим, – рассмеялся Лялин, – меня сюда как-то друг привел к Чудецкой, он тогда писал диссертацию по Брюсову. Мы пришли на какое-то заседание, и я чуть с дуба не рухнул – там была дочь Бальмонта! Ну вот, тогда Чудецкая Елена Владимировна рассказала нам много интересного. Жена Брюсова ей говорила, он предложил замужество, но при условии, что с его стороны это будет свободный брак – музы нужны ему для творчества. Иоанна всю ночь проплакала и согласилась. Под окнами росли густые кусты сирени, Брюсов закрывался на ключ, говорил, что работает, и к нему в кабинет через окошко, этими кустами пробиралась очередная муза… – Я бы в жизни не согласилась! – А я и не сомневаюсь, – Лялин обнял Надю, но тут же отпустил – они услышали приближающийся стук каблучков смотрительницы. Пока Екатерина Рудольфовна рассказывала про экспонаты, Надя представляла сиреневые кусты, пройдя через которые, здесь, в объятиях поэта оказывались горячие женские тела, от которых пахло цветами… О чем думала его жена в это время, плакала, злилась, или когда-то ей стало все равно? И так странно, что все эти люди сейчас мертвы, и теперь все страсти будто бы не важны… – Пойдемте на второй этаж, – Надя услышала голос Екатерины Рудольфовны, и они пошли за их проводницей. Смотрительница была счастлива, что встретила Лялина, оказалось, она знает и любит его работы. Улыбаясь, хранительница музейных сокровищ любовно рассказывала о коллекции. Книги, рукописи, бюсты, портреты, рисунки, подлинные автографы писателей. Следуя за ней из зала в зал, Надю не покидало чувство, что она в каком-то незнакомом месте. И даже там, где они обычно читали или слушали стихи, все выглядело как-то иначе, словно музей открыл для них с Повелителем тайные двери, которые окажутся запертыми, когда Надя вернется сюда одна. – А как вообще музей сейчас поживает, может, помощь какая-то нужна? Я многого не обещаю, но телевидение все еще великая вещь, как вы понимаете. – Да все в порядке, спасибо, – ответила Екатерина Рудольфовна, восхищенно наблюдавшая, как Лялин переходит от стенда к стенду. На третий этаж она не пошла, сказав, если им что-то понадобится – она рядом. На последний этаж Надя тоже никогда не поднималась. Ей даже не приходило в голову пойти по этой лестнице выше. Зачем – если вечера проходят на втором. Помещения мансарды оказались небольшими – там проходила выставка детских рисунков, видимо, одной из секций музея. Когда они вернулись на лестницу, Надя остановилась. – Представляешь, никогда здесь не была. А вот с тобой – все посмотрела. Иногда у меня появляется ощущение, что мы из параллельных вселенных, которые никогда не пересекутся. – Но как же, вот мы вместе стоим, – Лялин обнял ее. – Сейчас вместе. А вечером? Это твой мир! А где же наш? – Надик, мы всего лишь видим разные стороны одного мира. Ведь мы же оба писатели. А как мы на лыжах ходим, это чей мир? Этой зимой Надя с Лялиным начали кататься в Измайловском парке. Они вместе выбрали для нее лыжи, а заодно красную куртку и теплые спортивные штаны в «Спортмастере» рядом с Арбатом. Надя обнаружила, что штаны для зимнего отдыха, которые в ее детстве назывались болоньевыми, сейчас стали гораздо удобнее, с высокой талией, или даже с лямками, перекидывающимися через спину. В таких падать на снег не страшно, внутрь ничего не попадало. Надя неоднократно это проверила, скатываясь с небольших горок. Однажды, когда они заехали особенно далеко, почти до МКАДа, встретили настоящего глухаря. Это был один из теплых дней последнего времени зимы, когда весна, еще несколько недель назад робко напоминавшая о себе будто бы случайно, теперь явственно заявляла о неотвратимости своего прихода. Снег, еще вчера бывший высоким и пушистым, будто бы сдулся и к утру покрылся хрусткой нетвердой корочкой. До проталин дело еще не дошло, но почки, до того времени замершие, казались ожившими, словно крохотные жучки, нетерпеливо ожидающие, когда можно будет разъять коричневый панцирь и раскрыть нежные зеленые крылышки. – Смотри, кто там? Надя первой заметила крупную черную птицу на березе. – Да это тетерев! – ответил Лялин. – Или глухарь? – А может, и глухарь, – согласился он. – Отсюда не видно. – Не знала, что они сидят на деревьях. Какой огромный! Надя высунула язык, чтобы поймать падающие снежинки: – А вы так делали? – А как же! Бежишь, ловишь, открыв рот, кажется, будет полный рот воды – а там ничего нет, какая-то холодная искра. – Вот так и с любовью, – представила Надя, – гонишься за человеком, кажется, сейчас начнется жизнь, полная счастья – а там ничего нет. – Ты не боишься, что я похищу у тебя этот образ? – Хороший образ? – Отличный! – И напишешь стихотворение? – А почему нет. – У тебя хорошие стихи. А сейчас ты так и не пишешь? – Нет. Наверное, мои книги всю творческую энергию забирают. Тетерев или глухарь начал ходить по ветке туда-сюда. – Надо же, – удивилась Надя, – он как будто нас подслушал. Неужели у них уже весна? Он, наверное, свою самочку ждет. Давай к нему подъедем? – Он улетит. – А может, не улетит. Они свернули в глубокий снег и начали медленно пробираться к березе. Надя шла первой. Темноперая птица слетела с ветки, когда до дерева оставалось порядка десяти метров. – Улетел, – Надя обернулась назад и обнаружила, что Лялина рядом нет. Она сразу же заметила его серую куртку, выглядывающую из-за большого дерева неподалеку. Надя решила ему подыграть. – Андрей! – громко крикнула она, но серая куртка за деревом не пошевелилась. – Андрей Мстиславович! – снова позвала она, и из ветвей ели неохотно вылетела птица, похожая на сороку. – Ну где ты! – нетерпеливо позвала она и довольный своим удачным розыгрышем Лялин, улыбаясь, вышел из-за дерева.