Выйдя из церкви, Лялин и Надя обошли ее вокруг и с другой стороны увидели мемориал – серебристую стелу со звездой, красный флаг и таблички с именами погибших сельчан в Великой Отечественной войне. – Удивительно – советский флаг в ограде церкви, – заметила Надя. – Да, – согласился Лялин, – и все вокруг ухожено, видно, что хорошо следят за памятником. На обратном пути они свернули немного правее и вышли к берегу пруда. Недалеко от воды росло большое облепиховое дерево, и Надя отломила веточку, облепленную рыжими ягодами. Обнявшись, они стояли возле воды. Отраженные деревья вместе с небом раскрасили ее гладь в зелено-синие тона. Надя захотела целовать Лялина, и она, хоть вокруг никого не было, потянула его в прибрежные кусты. Там они целовались, но когда она опустила руку вниз, нащупывая пряжку ремня, Лялин остановил ее. – Я тут подумал, а давай останемся здесь? – Где, в кустах? – Ну зачем же в кустах! Тут же должна быть какая-нибудь гостиница? Ты можешь по интернету посмотреть, ты же умеешь? – Могу. А что, давай, – согласилась Надя. Отель назывался «Хрустальный шар». Видимо, изящное название было призвано компенсировать внешний вид гостиницы, прямоугольное пятиэтажное здание из блеклого кирпича. Однако внутренние интерьеры оказались вполне приятными. Пока девушка на ресепшене оформляла бумаги для заселения, Надя с Лялиным осматривали просторный холл. На стенах висели картины, в основном букеты цветов или фруктовые натюрморты. Возле стены в большом аквариуме плавали золотые рыбки. С другой стороны висели несколько полок с книгами, на одной из них стоял небольшой бюст Горького. – Смотри, Горький! – удивилась Надя. – Да, точно! – ответил Лялин. – И неплохой бюст. Он подошел ближе. – Это наш директор принес, – заметила их оживление девушка. – Его часто командированные забирают в номер, чтобы с ним выпить. – Ну, Горький не так уж много пил, – заметил Лялин. – Для этого лучше взять Куприна или Леонида Андреева. – Или Есенина! – подсказала Надя. – А они тоже пили? – спросила девушка. – Еще как! – ответил Лялин и повернулся к Наде. – Сфотографируй меня с Горьким. – В институте покажем? – Повесим на доску объявлений. Лялин встал рядом с бюстом. – А вы возьмите его в номер, он с вами тоже выпьет, – девушка протянул им бумаги для подписи. – Не бери! – зашептала Надя. – Как мы уединимся, если на нас будет смотреть он! – А мы его полотенцем накроем, – прошептал Лялин в ответ и снял Горького с полки. – А что у вас за институт, если не секрет, – поинтересовалась девушка, возвращая им паспорта. – Литературный институт имени Горького, – ответила Надя. – Литературный? Это же в Москве? – Да. – Так вы что же, тоже писатели? Ой, я вас, кажется, узнала… Вы Андрей Лялин! А у меня есть ваша книга! А вы мне ее подпишете, если я завтра принесу? – С удовольствием! – ответил он. – А меня, как всегда, не заметили, – пробурчала Надя, поднимаясь по лестнице. – Но я же тебе говорил – поэзия, это другое. Если к прозе народ как-то приучен, к тому же я по телевизору мелькаю, а его люди охотнее смотрят, чем читают, к сожалению. – Но ты же не прозу пишешь! Зачем этой девушке книга по литературоведению? – Да может, она учится на филфаке! Надо будет спросить. И ты заметила, как она сказала? – Что именно? – Она сказала «командированные». Обычно их называют командировочными, хотя это неправильно, командировочные – это деньги выдаваемые в поездку. А командированные – это люди. А вот она знает. – А я, как я это слово говорю? Наверное, тоже командированные? Редко приходится его употреблять. Хотя наверняка я где-то ошибаюсь. У меня есть ряд слов, когда приходилось переучиваться. Например, одеть-надеть. Я говорила неправильно, пока ты мне не сказал, помнишь? Мы тогда по бульвару мимо Лита проходили, зимой… – Это же одно из первых свиданий было! – А, ты тоже помнишь! – Конечно, помню! У меня тоже есть такие слова. Например, позвоним и отключим. – Ты говорил позвОним? – Да, я же рос в заводском общежитии. А вот помнишь – в «Бриллиантовой руке» Нонна Мордюкова говорит, когда они продают лотерейные билеты: «А не будут брать, отклЮчим газ». Потому что простые люди не могли сказать «отключИм». – А кто тебе сказал, как правильно? – Учительница по русскому языку. – А я тебе не разонравилась, когда ты узнал, что я путаю одеть и надеть? – А такое бывает? – искренне удивился Лялин. – Да как бы ты ни говорила… Он перешел на шепот: – Предлагаю накинуть на дорогого Алексея Максимовича стратегическое полотенце… – Подожди… То есть нет, накидывай. Я хочу тебе кое-что показать. Надя порылась в сумочке и достала наручники: толстая цепочка соединяла две широкие бархатные основы с леопардовым рисунком, сверху были пришиты кожаные ремешки с застежкой, украшенные стразами. – Э-э-э… – протянул Лялин. – Ты всегда наручники с собой носишь? – Ну это… Я подумала… Если тебе не нравится, я уберу… – Нет-нет, – он взял их, рассматривая цепь. – Теперь я понимаю твое стремление прикрыть классика полотенцем. Это тебе или мне? – Да как захочется. Я думала – мне. – И давно ты их с собой носишь? – Давно! То есть я не ношу. Я на выходные принесла. А сегодня забыла выложить из сумки перед поездкой. Я же не знала, что мы тут останемся. Надя обняла его. – Хорошие, да? Помнишь, ты, наверное, не помнишь, я тебе рассказывала про Асю, как она купила ошейник с шипами? Ей еще в редакцию его принесли… – Асю? Может быть, смутно. – Ну вот я тогда их и купила. – И ошейник есть? – Ошейника нет. Но я куплю! – обрадовалась Надя. – Ну вот, я тогда их купила, но боялась тебе показать, вдруг не понравится. – Да я помню твое мнение о моем поколении в этом плане… – Да при чем тут это! Хотя да, наверное. В общем, а потом наступило лето и выпускной… – Ясно. Ну и куда тебя пристегивать? Он сгреб ее в охапку, прижав к себе. – Ты обещал Горькому стратегическое полотенце! – Да хоть стратегическое одеяло! Когда Лялин застегивал правый наручник, рука соскользнула и застежка проткнула кожу. Надя, заметив красную каплю, прижала палец к губам. Теплый соленый вкус распустился во рту огненным цветком. – Мы теперь одной крови? – прошептала она.