Такой отказ памяти поддерживает идеализированный образ родителя. 6. Идеализация Марк, босс высокого полета, только что пришел ко мне с точно выраженной просьбой: помочь ему выдерживать совещания в дирекции. Возглавив компанию, в которой работал, он сталкивается с большими трудостями с тех пор, как вынужден присутствовать на совещаниях в роли генерального директора. Действительно, стоит ему сесть в кресло, как его снедает тревога. Тревога, которая быстро переходит в ужас от того, что ему приходится оставаться там… Тогда его преследует желание бежать, которое он с трудом сдерживает. Он выходит под предлогом, что ему надо в туалет, – один раз, второй, а потом он уже не знает, что делать. Он сразу же подчеркивает: «Я знаю, что вы, психотерапевты, вечно отыскиваете причины всего в детстве. Но у меня-то было поистине золотое детство. Родители меня обожали. Я жил в Алжире, у нас был сад, кругом жарко и красиво. У меня действительно было идеальное детство». Не желая противоречить, я спрашиваю его про школу. Он, не смутившись, отвечает: «О, вот в школе было иначе, я был двоечником. Из-за этого отец каждый вечер порол меня ремнем. – Ах, так он порол вас ремнем? Каждый вечер? – Да, но за дело, я же был лентяем. Это было ради моего же блага. Да, кстати, вот вам и доказательство: благодаря этим поркам я теперь смог стать директором…» Я провела три сеанса, позволивших ему почувствовать, что эти порки причиняли ему боль. Что отца своего он боялся, а лентяем был, возможно, из-за того, что не имел права понимать, что эти порки (вместе с другими наказаниями) приносили ему вред. Кстати, позже он обнаружил, что в конечном счете никогда не испытывал желания становиться директором. Его сориентировали на жизненный путь, который на самом деле ему не подходил. И это не способствовало его расцвету. Оставив эту истину скрытой под вуалью забывания, ребенок выстраивает свою историю, идеализирует и детство, и своих родителей. Процесс идеализации – это защитный механизм от слишком сильных эмоций, которые нам запрещено осознавать. Посредством идеализации мы поддерживаем историю, рассказанную нам родителями: это было ради нашего же блага, они были добрыми родителями, а вот мы неизбежно оказывались злыми детьми, которых приходилось исправлять. Идеализация – сложный процесс выстраивания, когда вы в положении слабого, униженного и бессильного. Бруно Беттельгейм[20] прекрасно описывает его на примере узников концлагерей. В своей книге «Просвещенное сердце» он показывает, как жертвы склонялись к идеализации своих палачей – эсэсовцев, чтобы оправдать собственную беспомощность, испытывать чуть меньше боли, чтобы самим сохранить человеческий облик. Как обыкновенному человеку принять то, что он унижен, избит, обижен? Чтобы оскорбление было можно стерпеть – его должны были нанести сверхлюди с высшей властью. Такой же процесс происходит и в области психики ребенка, столь зависящей от родителей. Лоран сорок лет. Однако при мысли поговорить с собственным отцом она буквально цепенеет от ужаса и принимается плакать. Она воспринимает его громадным, грубым, обладающим супервластью… То есть он как будто отражается в глазах еще совсем маленькой девочки. Идеализация, процесс бессознательный, принимает разнообразные формы. От «мой отец такой громадный, все его боятся» до «мой папа такой добрый, его все любят, он лучший из людей». От «моя мать была шлюхой» до «моя мать была святая» – за всяким суждением, даже принижающим, видна идеализация. Презрение, отвращение – тоже защита от боли. Какой бы момент прошлого мы ни воскрешали, у Анри реакция всегда одна и та же: «Моя мать была святой». А она была всего лишь ужасно покорной. Если ей всю жизнь приходилось молча страдать – то потому, что не хватало духу сказать свое слово, крикнуть о несправедливости, противостоять ее собственной матери. Однажды потеряв ребенка, она еще укрепила свой статус жертвы. Анри предпочитает не чувствовать тоски маленького мальчика рядом с матерью, загипнотизированной своей болью. Разве можно назвать святой мать, запирающую сына на целые часы в подвале без света? Разве святая – та, что отказывает в ласке и утешении сыну, когда он только что пережил отцовскую выволочку? Святая ли та, что запрещает сыну всякие отношения с товарищами по школе? И святая ли та, что угрожает возвращением отца, сама добиваясь послушания? Лидия говорила мне: «Мой отец был Богом». Для нее отец – само совершенство, она обожает в нем все. Годы она прожила, прежде чем увидела несчастную реальность, скрытую за ее идеализацией. Он, может быть, и был самим совершенством, но его никогда не бывало дома. Это отсутствие окружало его тайной и ощущением власти. А возвращаясь, он никогда не говорил с нею, никогда не спрашивал, как она провела день. Никогда не говорил ей комплиментов. Даже никогда на нее не смотрел. Он лишь просматривал ее школьные дневники, чаще всего молча. Лидия больше намечтала в их отношениях, чем это было на самом деле. Боль от его отсутствия она замкнула глубоко внутри себя и полностью вписалась в семейный миф. Она всегда слышала о том, как ее обожает отец, и она-де свет его жизни. Как подвергнуть сомнению такие слова? Это было чистой правдой: отец обожал ее, но он ее не любил. Он ее идеализировал. Та, кого он видел, была не ею, а ее он никогда не слышал и никогда не смотрел на нее. Это был образ, который он сам себе создал. В этой семье идеализация заняла место интимной задушевности. Сознательно Лидия остается верной мифу: папа обожает меня. Бессознательно – по-прежнему совершает поступки, понятные мужчинам: с ними она ведет себя, как с отцом. Ни отец, ни мать не слышали ее, не смотрели на нее, не следили за ее жизнью. Из этого она нарисовала дрянной образ самой себя. И если сегодня Лидия думает, что почти недостойна интереса, не завязан ли такой недостаток интереса с тем, что принесла ей первая любовь ее жизни? Если она так боится мужчин, боится, что ее используют, не говоря уж об угрозах ее матери, не связано ли это с ее живейшим согласием подчиняться? Она не умеет оставаться наедине с потенциальным влюбленным. Она может быть непринужденной со многими людьми, но стоит ей залюбоваться каким-нибудь мужчиной, как ее охватывает ужас при мысли подойти и заговорить с ним. Она не отваживается даже поискать его взгляд – ибо «знает»: на ней «взгляд» не остановится. Этот симптом в отношениях, вытекающий из идеализации, придерживает крышку над подавленными эмоциями, позволяя им выплеснуться, но перемещенными на других… Страх, испытываемый Лидией перед мужчинами, очень похож на ее страх перед взглядом отца. 7. Затянувшееся напряжение приводит к симптому Подавленные эмоции не пребывают послушно в бессознательном. Они кипят и в один прекрасный день возникают вновь в форме физических, психологических, психических или реляционных симптомов. В психическом плане невыраженные эмоции остаются в напряжении. Слишком часто забывают, что эмоции прежде всего физиологичны, а уж потом – психологичны. Эмоция – процесс, протекающий в трех фазах: заряд, напряжение, разрядка. Последнюю часто принимают за саму эмоцию вообще. Если разрядки не происходит, организм сохраняет информацию о напряжении. Чтобы понять, как такое напряжение оказывается причиной многих симптомов, опишем способ, которым разрядка может быть заморожена. Выражение эмоции обязательно требует кислорода. Чтобы контролировать разрядку, достаточно перекрыть дыхание. Все знают: чтобы, например, остановить слезы, надо задержать дыхание. Диафрагма, этот мускул, обеспечивающий глубокую вентиляцию наших легких, блокируется, ограничивая поступление воздуха в верхнюю часть легких. Мускулы, мобилизованные напряжением, получают противоречивую информацию, они напрягаются, чтобы сдержать сокращения, что может стать причиной воспалительных процессов. Артерии и вся венозная система, до предела напрягшиеся, чтобы и качать кровь, и сдерживать одновременно, утомляются. Клетки макрофагов, вынужденные защищать организм, приходят в высшую степень мобилизации… И появляются физические расстройства. В психическом плане подавленный гнев питается и заряжается ненавистью. Бессознательная ненависть, которая воздвигает стену, чтобы не выпускать эмоции ужаса, ярости, боли… Мы боимся выбросов таких аффектов, которые кажутся нам опасными – с одной стороны, поскольку они пробуждают осознание страдания, а с другой – поскольку мы понимаем, что опасно выражать чувства, касающиеся поведения наших родителей. Аккумулируемые ненависть и страх ищут выхода, и разряжаются в трудно сдерживаемых порывах насилия по отношению к собственным детям или вообще к любому человеку, зависящему от нас. Пощечины, шлепки и прочее рукоприкладство, пережитое нашими детьми, – вот куда более вероятная причина наших детских душевных ран, чем какая-нибудь совершенная глупость. Те же, кому некого ударить… и не над кем покуражиться, обращают насилие против самих себя. Психосоматические недомогания, бегство в наркотики и другие зависимости, профессиональные или любовные неудачи, нервные тики, даже самоубийство[21] – все это симптомы подавленных эмоций. Впрочем, одна тенденция не исключает другой, и, поднимая руку на детей, можно разрушать и самих себя. Наши симптомы, то есть то, что разрушает нас, родились от эмоций, которые не были поняты. Вот сводная таблица пути, ведущего от душевной раны к симптому: ПРОЦЕСС, идущий от раны к симптому[22] 1. Раны, фрустрации, несправедливое отношение вызывают: ярость, страхи, ужас, страдания, отвращение, чувство боли… 2. Гнев запрещается и не понимается. 3. Родители оправдываются тем, что «это для твоего же блага». 4. Родители требуют исполнения долга благодарности. 5. Ребенок забывает. 6. Ребенок воссоздает историю своей жизни, последовательно идеализируя родителей. 7. Сдерживаемые эмоции прорываются в виде симптомов, которые одновременно и скрываются, и пытаются выразить себя в страхах, ярости и отчаянии. V.Работа по исцелению Работа по исцелению происходит пункт за пунктом. Сначала необходимо определить симптом как душевную рану, а не как часть нашей идентичности. Рассмотреть проблему – сделать первый шаг к ее решению. Изменить можно лишь то, над чем мы властны. Следовательно, нужно выйти из роли жертвы, в которой мы часто замыкаемся, и принять ответственность за наше поведение и симптомы. Мы один за другим вскроем механизмы пассивности, бессознательно включающиеся, дабы обуздать страдание. Нам будет нужно отбросить идеализацию наших родителей, чтобы по-настоящему исследовать нашу правду и отважиться, несмотря на боль, увидеть все, что нами пережито, жертвой чего мы стали. Вспоминая забытое, мы обнаруживаем корни наших поступков и симптомов. Единожды вытащив на свет душевную рану, можно дальше запустить весь естественный процесс исцеления, то есть дать подавленным эмоциям вырваться и покинуть нас… Страх, ужас, гнев, ярость, отвращение, печаль, боль… разряжаются. Исцеление душевной раны закрыто для нас из-за скорби, которую мы испытываем по тому, чего не имели. Только тогда можно начинать работу по примирению, нацеленную на восстановление отношений с родителями. 1. Рассматривать травмы как симптомы Чаще всего те, кто приходит ко мне лечиться, начинают с жалоб на свою жизнь, проблемы, окружение. «Меня удручает, что я женился», «У меня адская работа, коллеги надо мной смеются, я козел отпущения», «Как несправедливо, что меня уволили», «Я проклята, у меня рак», «Меня обманывает жена, она…», «Мной не интересуются мужчины», «У дочки плохие оценки в школе», «У сына склонность к насилию», «Я подавлен». Жалоба – необходимый этап. Она – свидетель того, что есть желание жить лучше. Слишком многие люди терпеливо переносят, никогда не жалуясь, ситуации совершенно нетерпимые. Пациенты приходят со словами «мне больно», «я страдаю». Они еще не сознают, ни от чего, ни как на самом деле они страдают. Они полагаются на поверхностную видимость и думают, что им больно от безразличия мужа, непослушания детей, из-за свекрови или коллег. А корнем зла считают собственную скромность, впечатлительность, свои фобии и склонность к бурному выражению эмоций… И они представляют себя жертвами ситуации, но редко – жертвами истории собственных жизней. Для многих трудности тут лежат в области виновности и фатальности. «Это по моей вине» и «Ничего с этим не поделаешь». Они думают, что их симптомы – часть их самих, что они есть неизменяемый, врожденный элемент их характера или что они – жертвы проклятия. Первый этап процесса исцеления можно было бы назвать «от жалоб к ответственности». Речь об осознании истинных причин своих трудностей, о том, чтобы увидеть, как наша жизненная история формирует наши поступки, и снова взять в руки штурвал нашей жизни. Наши сегодняшние поступки основываются на представлениях, привитых нам воспитанием, они вызывают реакции у других и сложные причинные связи. Мы должны осознать наши представления, более или менее сознательно, бесполезными и даже вредоносными (типа «Я ничтожество, окружающие опасны», «Никто меня не любит…»). И обнаружить их истоки. И единожды вытащив на поверхность причины таких представлений, мы сможем вновь взять ответственность за наше сегодняшнее поведение и сориентировать нашу жизнь в более приятном направлении. Жюльетте шестьдесят два года. Она незамужняя и отчаялась встретить своего прекрасного принца. Она ужасно мучается от одиночества. При терапевтическом лечении она осознает свою ответственность за эту ситуацию. С отчаянием вспоминает, как всю жизнь отталкивала претендентов. И в смятении полагает, что ее осудили и оттолкнули все мужчины, которые когда-то хотели быть с ней близки. Такое ясное понимание нашей ответственности в повседневной жизни может причинять боль. Так случилось и с Жюльеттой – стоило ей осознать, насколько иначе могла сложиться ее жизнь. Это фундаментальный этап. Мы способны изменить лишь то, что зависит от нас самих! Большая трудность этого этапа – заставить принять ответственность, при этом не обвиняя себя. Ибо другой способ избавиться от боли ответственности за свою жизнь – чувствовать себя виновными. Чувство вины – это уклонение. Оно очень далеко даже от первого шага к принятию ответственности, это – избегание. «Моя жизнь – катастрофа, я злюсь на себя, что женился на этой женщине; что вышла замуж за этого мужчину; что выбрал эту карьеру или такой образ. Я злюсь на себя, что я такой скромный, агрессивный, несдержанный» или «Я неудачник» – все абсолютно непродуктивные позиции. Наши симптомы – лишь верхушка айсберга наших внутренних конфликтов. Это последствия, а не причины наших несчастий. Мы те, кто мы есть, потому, что за всю нашу жизнь пережили некоторые события. Речь о том, чтобы перейти от «Я скромный» к «Я был в ужасе, когда мой отец осуждал меня, и боюсь, что сейчас другие тоже осудят меня, как он». От «Я несдержанный» к «Мои родители обманывали меня, и во мне клокочет страшная ярость». От «Я неспособен любить» к «Мне не хватало любви, и из-за ее отсутствия я боюсь пробудить нестерпимое страдание». Облегчение кроется уже в самом понимании: «Я не плохой». За этими симптомами личность начинает различать свои травмы. За осуждением самого себя она открывает потребности и эмоции. Тогда личность по-новому видит и свое детство, и своих родителей, в первое время – скорее, с мучительной болью. Каким или какой вы видите самое себя? Чтобы прояснить это, предлагаю вам взять бумагу и карандаш: 1. Подробно опишите ситуацию, часто повторяющуюся в вашей жизни. (Например: «Я даю, даю, а взамен ничего», или «Я оказываюсь козлом отпущения», или «Я никому не интересен»…) 2. Вспомните ваши поступки и поведение, осознайте вашу долю ответственности за все, что с вами происходит: «Я всегда остаюсь в стороне, я без спросу всем помогаю, я не проявляю своих чувств, не высказываю того, что думаю, я критикую…» 3. Прислушайтесь к тому, что вы сами себе говорите, когда ситуация повторяется: «Решительно, я…», «Решительно, меня никто не любит», «Решительно, я не интересна», «Решительно кругом все козлы…». Это «решительно» подтверждает одно из ваших представлений о самом себе или об окружающих. Одно из ваших представлений – это: (например: «Меня любить нельзя, я не интересная, так и не нашла своего места в жизни…»). Теперь взгляните, как действует это представление. Оно управляет вашими поступками. Какой тип поведения вы демонстрируете, какие отношения строите? Теперь посмотрите, как реакции окружающих отвечают на ваше поведение. Так вы констатируете способ, которым поддерживаете ваше представление. (Представление «никто меня не любит» предполагает отступление, неучастие, сомнение вместо действий, которые другими воспринимаются как отсутствие интереса по отношению к ним. Они отдаляются от вас. Вы говорите себе: «Решительно, никто меня не любит, – все от меня уходят…») Теперь – откуда берется ваше представление? Как вы его в себе выработали? Кто вам это сказал или внушил во времена вашего детства? Какие обстоятельства вашего детства привели вас к вере в это?