В следующий момент дедушка приветливо потрепал меня по голове и похвалил моё скромное (тети Лилино) платье: «Пошли обедать, тётя уже ждёт, – сказал он, с трудом поднимаясь с кресла. – Жозефина, я отвезу Мари, вы свободны, спасибо, – обратился он к девушке, которая нас привезла в его комнату, и, не переставая шутливо болтать с Мари, повёз нас в столовую. – А твоя Шурочка (так называл он меня на французский лад) не боится зверей? Ты скажи своему тигру, что посадим его в клетку, если он на неё зарычит». – «О! Шурочка очень смелая, она ничего не боится», – ответила Мари и тут же выдумала невероятную историю, как я спасла кошечку во время пожара. «Да, да, это уже всем известно, – подхватил дедушка её выдумку. – Наши коты решили даже ей подарить за это ожерелье из камушков, на которых изображены кошачьи глазки». Мари радостно рассмеялась. Ну, с такими фантазиями не соскучишься, подумала я. Приехав в столовую, они замолчали и приняли серьёзный вид. Там нас всех поджидала, по-видимому, тётушка Мари – дама в очках, затянутая в чёрное закрытое платье, несмотря на жару, чем-то всё же напоминавшая мне ту, на портрете. «Оставь твою куколку в коляске», – сказала она строго Мари, когда увидела, что девочка не выпускает меня из рук, с трудом пересаживаясь из коляски на стул. «Но Шурочка с утра ничего не ела», – робко заметила Мари. Тетя улыбнулась, но не позволила всё же мне сидеть на руках у Мари. «Ей веселее обедать с другими куклами», – сказала она, смягчившись. Обед прошёл в полном молчании. Только уже вставая из-за стола, тётя спросила дедушку, как прошёл сегодня урок гимнастики. На что дедушка с готовностью ответил, что доктор очень хвалил сегодня Мари и был удивлён, с какой покорностью Мари выполняла новое, трудное упражнение. Тут уж тётушка растаяла и поцеловала Мари в лобик и прибавила ласково: «Умница ты моя!» Мари была довольна. Дедушка подвёз нас к маленькому столику, где стояла целая батарея бутылочек, скляночек, стаканчиков. Я заметила, что лицо Мари приняло напряжённое выражение. Она даже, опустив меня, вцепилась ручками за поручни коляски, открывая с отвращением рот. А дедушка, всё с той же сияющей улыбкой и без устали болтая какую-то чепуху, накапывал (тоже без напряжения) лекарство и осторожно ей выливал в рот то одно, то другое. А тут уж стояла Жозефина с приготовленными фруктами на тарелочке и подставляла Мари быстро со словами: «На здоровье, на здоровье, вот и хорошо! Умница, Бог сил прибавит послушным деткам!» Опять новая жизнь Теперь вы знаете людей, от которых я завишу, папу вы уже тоже знаете. Он поздно возвращается из какой-то Сорбонны, где читает лекции. (Учёный, значит.) А какова же компания кукол, с которыми мне предстоит общаться? Первое впечатление пёстрое: тут и нарядные красавицы, и замухрышки. Но, к счастью, не в корзине, как у наших шведов. Для них даже построена целая квартира из четырёх комнат, кухни, ванны, гимнастического зала и… представьте!.. что-то вроде оранжереи, где даже аквариум для рыбок. Каждая комната имеет три стены и пол, потолка нет, чтобы можно было в них переставлять жильцов-кукол разных размеров, менять обстановку, убирать. А в стенах – окна с занавесками. Так что не как в музее, где всё – навечно. Это – дом для игры. Но, к сожалению, там беспорядок, а куклы сидят, как истуканы, на диванах, чинно, в ряд. Некоторые – в пальто, а лежат в спальне на кровати. Платья не повешены в шкаф, некоторые на полу, а красивые. Что такое? Мари, с ее фантазией? Неужели не играет? А потом одумалась, глупая! Ведь она на коляске, она зависит от того, кто её подвезёт к этому прекрасному дому. А вечером я видела, как Жозефина поспешно, почти кое-как, рассовывала кукол «по местам», как она говорит. Конечно, не будет она им придавать какие-то позы, сажать за стол, за рояль… Ах, как хочется, чтобы девочка скорей поправилась и сама навела порядок с кукольной жизнью! А у зверей (отдельный уголок) – полный хаос! В углу тигр злобно скалит зубы. И тут же пёсик-чёрный носик, маленький, трогательный, такой домашний. Разве можно? – ведь его же тигр обидит! А вот обезьянка хитро посматривает, сосёт банан. Тут же большой, добродушный медведь лежит, задрав ноги. Ужасный беспорядок! Меня поселили с одной красавицей, современной, почти барышней, в модных джинсах и майке. Волосы распущены, личико немного неестественно румяное, а глаза смотрят сквозь длинные ресницы с кокетством. Подружусь ли? «Почему это сегодня меня не взяли к дедусе, а повезли новенькую? Ведь сегодня моя очередь», – сказала она капризным голосом. «Вот и взяли новенькую с дедушкой знакомиться, – ответил смешной циркач, сидевший рядом с красавицей. – Мари нас всех с дедушкой возила знакомиться. Помнишь?» Этот разговор я случайно услышала, когда утром мы ехали к дедушке. Как неприятно! Вдруг куколки меня невзлюбят за то, что Мари выбрала меня в подруги. Я же не буду им объяснять, почему я ей приглянулась там, в музее. Это же тайна наша с Мари, дедушкой и папой Полем… А всё же замечательно, что Мари, как прежние мои мамы, со мной не расстаётся! Представьте! Взяла меня на прогулку в самый прекрасный, может быть на всем свете, парк со старинным дворцом (Версаль называется), где когда-то жили французские короли (как наши цари) – о них в сказках читаете. Этот парк так понравился Петру Первому, что он по его образцу Петергоф затеял, с фонтанами. Но этот, пожалуй, лучше, правда фонтаны редко бьют, но зато всё остальное! А пространство какое необъятное! Представьте, например, простор величиной в три Марсовых поля, прибавьте ещё три Дворцовых площади. И всё это разукрашено, как гигантский ковёр. То уютный сад с белоснежными статуями (ну, как в Летнем саду у нас), то средь широких газонов, как зеркало, пруд-бассейн, обрамлённый мрамором, небо и облака отражает, а в середине – фонтан, который какое-то морское чудовище выплёвывает. А вот коридор зелёных стен из постриженных высоких кустов – не верится, что растёт. Стены образуют проходы, закоулки, где приятно посидеть на скамейке, отдохнуть в тени от моря света, отражённого в прудах-зеркалах. Чудо! А людишки, как букашки, рассыпаны тут по километрам этой красоты. И вспомнилась мне фраза из Маргошиной песни: «Париж – красотка-дива!» Но больше всего понравились мне скульптуры (фигуры), которые на некоторых прудах-бассейнах будто из воды на островках всплывают. На одном островке, смотрю, лежит, отдыхая, бородатый властитель всех вод (Нептун называется) в обнимку с дельфином, который мощную струю выплёвывает; в другом пруду – опять островок, и там царица цветов засыпана вся розами так, что только плечи и красивая её головка виднеется, а вокруг голенькие младенчики ей ещё розы протягивают, смеются. Вот ещё островок посередине пруда. Им уж совсем завладели ребятишки, шалят, камушками бросаются друг в друга, а один еще только из воды выплывает на остров. А какой-то озорник в него пускает изо рта струйку воды. Расшалились! Подходим к большому пруду. Там уже совсем другое. На колеснице, запряжённой четвёркой лошадей, в пруд въезжает красавец-юноша, всеми четырьмя конями ловко правит. Мари даже удивилась, ну, и я тоже: «Зачем же он колесницу в воду направил? Утонут!» – воскликнула Мари. Дедушка объяснил: «Не утонут! Этот сказочный юноша изображает солнце, которое каждый вечер опускается как бы в море. Утром оно же опять встаёт. Так же вечно колесница бросается в воду». – «Интересно придумал художник. Да, в этом парке – всё сказка», – подумав, добавила Мари. А громадный светлый дворец отражался в воде, действительно, как в сказке. У его подножия – всюду цветы в вазах, а на газонах устроены клумбы, как ковры, сотканные из разноцветной шерсти. Но пора домой. Все, кажется, довольны прогулкой. Даже папа Поль оживился. Легко поднял Мари (со мной на руках) и пересадил нас в машину, как всегда впереди, рядом с собой (он за рулем). Как фокусник, быстро превратил коляску в сложенный зонтик с колёсами, сунул в багажник: «Скорей садитесь, собирается дождь». Дедушка и тётя (сегодня даже не в черном) сзади. Поехали. «Неужели, я никогда не смогу побегать по этим чудесным дорожкам? – вдруг сказала Мари. – Так хочется!» Она увидела детей, весело бегущих под накрапывающим дождиком к выходу. Папа тронул машину и весело сказал: «Есть прекрасная пословица – Vouloir s'est pouvoir. А ну-ка, папа, переведи», мотнул он назад головой дедушке. «Складно не получается, – ответил, подумав, тот. – А смысл её такой: если человеку чего-то очень хочется, то, собрав все силы, он добьётся желаемого». «Д-а-а?» – протянула Мари и задумалась. Машина выскочила на широкое шоссе. Все молчали и думали (я уверена) об одном… Не могла я не поделиться с куклами своим восторгом от поездки. Но и тут моя красавица губки надула: «Русские всегда восторгаются всем у нас. У них ничего такого нет». Мне стало стыдно – а Нева, а Павловск! А Петергоф! Но я не люблю препирательства и только заметила: «Между прочим, я не совсем русская, хоть и прожила всю жизнь в России, родилась-то я в Марселе». – «Как! – встрепенулась Красавица. – Почему же ты в России оказалась?» И, переменив тон, уже просительно: «Расскажи!» – «Нет, сейчас я устала, как-нибудь потом». Я закрыла глаза, будто сплю. А сама всё вспоминаю увиденное в Версале… Усталая, я действительно уснула… Мучительные усилия и первый успех (не без моего участия) Да, дружба с Красавицей не получается, – подумала я, проснувшись. В этом доме я и не искала особого сближения с кукольным миром. Я жила миром людей, мне довольно было дружбы с Мари, хоть я и не могла, увы, с ней говорить. Я в глубине души ждала её выздоровления. Так этого хотела! Утром я всегда прислушивалась, что делалось в соседнем гимнастическом зале. Там неустанно, под руководством строгого тренера, Мари делала прописанные врачом упражнения. «Раз, два, три… – выше ногу, ещё… другой ногой… нажимай на педаль… сильней, ещё сильней!» Слышу Мари: «Не могу… можно отдохнуть?» Ответ: «Это упражнение надо делать без отдыха… Ещё раз… Теперь передохни… Вчера ты лучше делала. Устала от прогулки?» – «Нет, там было так прекрасно!» – «Теперь давай попробуем на трапеции. Твои мышцы в полном порядке, сделай усилие…» – «Я не могу», и плач… Бедняжка! Плачу, конечно, и я. Обе мы в отчаянии. И так каждый день… вот уже две недели. И только утренние поездки в дедушкин кабинет развлекают Мари. Но сегодня придёт ещё соседняя девочка, с которой они поиграют немного с нами, куклами. Вздумали во время игры посадить меня на трапецию. Конечно, кукольную. «Да, да, Шурочке тоже надо упражняться, у нее одна ножка плохо сегодня танцевала, – заявила Мари. – Укрепи её, будто она качается», – просит она подругу. Та с трудом меня устроила, но не очень прочно усадила. В это время позвали пить чай. Через некоторое время Жозефина привезла Мари одну. Оставив коляску посредине комнаты, она поспешно вышла (её позвали), неосторожно хлопнув дверью. Моя трапеция дрогнула, и я упала лицом вниз… «Ай! Какое несчастье!» – вскрикнула Мари… А через минуту я чувствую, что меня кто-то поднимает… Мари?! Да, да, она стоит и прижимает меня к себе, и необычно громко кричит: «Жозефина!» Первым вбегает в комнату папа, оторопело останавливается в дверях, увидев пустую коляску, бросается к Мари. А Мари спокойно: «Шурочка упала, но не разбилась». Папа обнимает нас: «Как же ты? Коляска же далеко…» «А я соскочила, поднять ее… Не разбилась Шурочка…» повторяет она, смеясь. И вдруг всё поняла… Все мы трое, обнявшись, плачем… от волнующей радости… В комнату сбежались. Вот тётя протирает очки, мигая влажными глазами. Жозефина крестится: «Бог не без милости». А дедушка-выдумщик подхватил меня, усадил в кресло и, глубоко раскланиваясь, как в глубокую старину придворные перед королем, помахивая, будто передо мной, шляпой, говорит: «Сударыня, приносим глубокую благодарность, за то, что вы… упали… и притом не разбились!» Мари улыбнулась. Остальные сосредоточенно следят, как папа ведёт Мари, держа её перед собой, к коляске. Мари сделала шагов пять, но перед самой коляской ноги подкосились… Папа быстро её подхватил и усадил в коляску. «Молодец», – просиял он. «А знаешь, – залепетала Мари, – ведь она нарочно упала. Да, да, нарочно, я её знаю… чтобы заставить меня встать». Все исчезли в дверях. И здесь поднялся буквально гвалт в кукольном мире. «Нет, вы слышали? Новенькая (так она меня называла) нарочно упала! Она – герой!» – говорила одна куколка. «Ничего не нарочно, её плохо усадила подруга Мари. Это она – героиня», – возражала красавица. «Но вы видели, как дедушка ее благодарил! – кричала третья. – И Мари сказала, что нарочно». – «А я заметила, – сказала наблюдательная обезьянка, – что хлопнула дверь, и поэтому все случилось…» Ещё кто-то кричал… Наконец мишка загудел: «Хватит! Крик подняли, как на ярмарке… «нарочно» – «не нарочно» врач Мари спас, вот кто… Правильным лечением, да ещё тренер месяц с ней возился… Вот и результат!» Все притихли, но я долго слышала тихое «шу-шу-шу», переговаривание, пока не уснула в уютном кресле. А знаете, что разрешило этот долгий спор? – Мой сон… Вот слушайте. Под тихое «шу-шу-шу» я крепко уснула. И вдруг вижу – передо мной стоит Мяка и хитро улыбается. Но вот на его голове появляется корона… на плечах роскошная меховая мантия… Он превращается в короля, изображённого в дедушкиной книге, того, что построил себе Версальский дворец и парк. И вдруг он заговорил: «Я разрешил ваш спор! Госпоже куколке, называемой Шурочка, принадлежит важная роль во вчерашнем событии. Во-первых: больная начала правильное лечение лишь тогда, когда получила в своё пользование упомянутую Шурочку. Во-вторых: она решилась встать и сделать несколько шагов, чтобы поднять упомянутую Шурочку. В награду Шурочке полагается неувядаемая роза из рук царицы цветов, живущей на острове в пруду моего парка. Царица цветов желает Шурочке много счастливых дней в моем государстве». Король бросил розу к моим ногам и стал удаляться. «Король, король. Подождите! – закричала я. – Мой друг Мяка спас в Павловском парке мышонка. Он тоже заслужил розу». Король приостановился и вдруг стал превращаться снова в Мяку, который неудержимо расхохотался: «Ха-ха-ха! За сто с лишним лет жизни спас мышонка! И заслужил розу! Ха-ха-ха!» Он стал тоже исчезать. Но теперь… у него в руках была такая же неувядающая роза, как и моя. Тут я проснулась. Вот, какой удивительный сон может присниться!.. А вы знаете, во что превратилась моя роза и стала действительно неувядающая! Сейчас расскажу. Проснувшись, я почувствовала что-то тяжёленькое на своих коленях. Смотрю – лежит маленькая коробочка, перевязанная ленточкой. Я же кукла – открыть не могу. Входит Жозефина. Она обычно с нами не разговаривает, а тут заговорила, как что-то заученное. «Это тебе подарок от дедушки», – открыла коробочку и вынимает прелестное ожерелье. Когда она одела мне на шею, все куклы ахнули. «Какая прелесть! – вскрикнула моя красавица. – Ты это вполне заслужила. Давай дружить!» Я улыбнулась и подумала, что ожерелье изменило её отношение ко мне. Это не настоящее дружелюбие, и я неохотно сказала: «Давай!», не веря в прочность такой дружбы. А розочка-то действительно оказалась неувядающей, превратившись в ожерелье. Вот как переплетаются сон и жизнь! На поправку С того знаменательного дня и начала́ Мари набирать силы. Я заметила, что весь режим нашей больной изменился. Через несколько дней после долгих попыток Мари встала на костыли. Давно она жаловалась, что ей надоела коляска, а ощутив силу в ногах, она то и дело стремилась расстаться с ней. И скоро слова «я не могу» стали заменяться нетерпеливыми «можно, я попробую сама?», что встречалось радостными улыбками её руководителей. Настроение в доме напоминало робкий приход весны: вот весна ещё стоит у порога и, несмотря на ненастье и непогоду, не отступает и посылает свои ласковые лучи ещё холодящих ветров и дождей. Но все уже верят – холодам конец. Так настал конец (отчаянию) неверию в возможность полного выздоровления Мари (измученной болезнью). Все дружно подхватили обретённую Мари весёлость. Погода в Париже способствовала частым прогулкам в парках, где коляска лишь сопровождала сначала робко, а потом всё смелее и смелее идущую на костылях Мари. Я, оставаясь в коляске, издали с радостью слушала, часто не разбирая слов, её весёлую болтовню то с дедушкой, то с тренером, реже с тётей, вечно пугающейся порывов Мари идти быстрее, попыток бросить один костыль, внезапно повернуться… «Vouloir s'est pouvoir» – повторяла теперь Мари часто, пускаясь в рискованную затею сорвать цветок, поймать бабочку. Папа Поль уж и не рад был, что подсказал дочери эту пословицу. Ведь врач предупреждал, что первое падение может вернуть девочку к прежней неподвижности. Но, слава Богу, всё шло хорошо… Между тем частые телефонные звонки с разных сторон – из шведской семьи, из петербургской, а еще чаще из музея – напоминали, что я в Париже временно. А я и не прочь была вернуться в любое из этих мест. Здесь я уже выполнила свою «важную роль», как сказал король. Пора вернуться в кукольный мир, от которого я оторвалась здесь. Я часто вспоминала уютную шведскую Дюймовочку, Молли, Линду да даже несносного Чёму. А в музее – Марго, Машу… Вот, с кем связала меня прочная дружелюбная ниточка. А здесь у меня кукольной жизни не завязалось. К Мари теперь часто стали приходить подруги. Затевались игры и без нас, кукол, сначала такие, которые не требовали недозволенной для Мари подвижности. Фантазии у Мари хватало, чтобы занять подруг. Но скоро игры стали оживлённее. Я с радостью замечала, что, увлечённая игрой, Мари бросала костыль, переходя небольшие расстояния в комнате. Видно, ей это разрешалось. Концерт Приближался день её рождения. И вот дети затеяли его отпраздновать «концертом», как они назвали, выхватив слово из телевизора. Каждый участник должен был придумать себе «номер» (тоже новое слово): кто прочесть стихотворение, кто выступить с танцем, а кто и спеть песенку. Руководителем охотно стала тётя, когда-то увлекавшаяся театром. «Но всё это должно быть интересно «инсценировано» (ещё новое слово), то есть разыграно, как на сцене», – заявила Мари. Подготовка «номеров» проходила шумно, весело, но и не без трудностей. Всё это наблюдала я с интересом, сидя рядышком с маленькой Соней, русской девочкой трёх лет, приходившей со старшей сестрой. Её все любили, она была толковая, быстро всё усваивала и тянулась за сестрой. И вдруг она заявила: «Я тозе хочу играть в «номер»». – «Ты еще мала, вот опять говоришь «тозе», а надо «тоже»», – возразила сестра. «Я могу правильно говорить, – сказала запальчиво Соня и тут же предложила свой «номер». – Скок-скок на сучок, вот как прыгает сверчок». Все засмеялись, а сестра сказала: «Ну, твой «номер» нельзя ин-сце-ни-ро-вать» (с трудом произнесла это длинное слово). Соня огорчилась, и Мари её пожалела: «Девочки, Соня может выучить что-нибудь коротенькое. Она такая забавная, публике понравится». На следующий день Мари посоветовалась с дедушкой, который знал много стихов. Подумав, он предложил известное стихотворение «Подснежник»: «Его легко поставить на сцене: кто-то из старших детей прочтёт вступление: В лесу, где березки столпились гурьбой, Подснежника глянул глазок голубой. Сперва понемножку, зелёную выставил ножку, Потом потянулся из всех своих маленьких сил И тихо спросил: «Я вижу, погода ясна и тепла, Скажите, ведь правда, что это весна?» Вот Соня и будет этим подснежником и скажет последние слова – ей нетрудно их запомнить». Обрадованная Мари передала девочкам дедушкино предложение. Все одобрили. Тётя удивилась, с какой лёгкостью Сонечка запомнила слова и даже злополучное Ж в слове «вижу» после некоторых тётиных наставлений Соня произносила правильно. Дети принялись за инсценировку Сониного номера. Они научили её усиленно моргать при словах «глянул глазок голубой». «Зачем моргать глазами? – возражала тётя. – Ведь он сам голубой, на головке будет голубой колпачок». – «Нет, нет, пусть моргает, у неё голубые глаза», – настаивали дети. Затем её поставили на колени и велели сесть на пятки. «Теперь выстави зелёную ножку», велела Мари. «Она у меня не зелёная», – возражала Соня. «Мы наденем тебе зелёный чулочек, и будет зелёная», – уговаривали девочки. «Теперь выстави ножку!» – требовали от Сони. И тут-то и начались трудности: сидя на коленях, Соня никак не могла выпростать ножку, и попытки оканчивались опрокидыванием на бок. И смех, и горе. Никакие слова любимой пословицы Мари: «Вульуар с'е пувуар» – не помогали. Соня теряла устойчивость каждый раз. Наконец, тётя посоветовала подняться Соне с пяток, и тогда цель была достигнута: стоя на коленях, Соня могла «выставить ножку». Ура! И вот новое затруднение – с потягиванием при словах: «потянулся изо всех своих маленьких сил». «Я могу только в постельке потянуться, а как же стоя на коленях?» – хныкала Соня. «Вот так, смотри!» – изображали старшие девочки. И это было преодолено при упорстве всех. Но вот беда – Соня выучила слова, стоя перед тётей. А теперь, в трудном положении на одном колене после усилий потягивания, её внимание было сосредоточено на движении, и слова она забывала. Долго с ней бились девочки, а маленькая не раз принималась плакать. И вот наконец – всё было преодолено. Правда не закреплено, что и показало дальнейшее. Остальные «номера» были отработаны быстро и прочно. Мари, благодаря своей музыкальности, быстро одолела песенку Золушки, не требовавшую никаких движений, что предусмотрела тётя. Эту трогательную песенку она пела по-французски, но для вас, дети, я её перевела. Вот она: Я тиха, порой пуглива. Редко видит кто меня. Я сижу здесь молчалива У домашнего огня. Припев: Так вот, почему меня народ Вечно Золушкой зовет. /два раза/