Часть 19 из 20 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Помощь от сестёр не жду,
Здесь хозяйство всё на мне,
Злобный смех я их терплю –
Руки у меня в золе.
Припев.
Над этим номером поработали и тётушка (в музыкальной части) и дедушка. Он прекрасно устроил декорации. Даже оба выдумали, чтобы оживить сценку, после песенки небольшой танец сестёр, которые нарочно неуклюже поворачивались бы в комичном танце, над чем Золушка от всей души должна была смеяться. Всё это – под другую веселую музыку. А когда они уйдут, вдруг появится принц с туфелькой, померит её, сорвёт косынку с головы и, распустив её чудные волосы, украсит её головку венчиком из роз. И тут она встанет и раскланяется с публикой, стоя за руку с принцем. Музыка перейдёт в торжественный марш. Больше всего помучались на репетиции устроители с мальчиком, будущим принцем, – уж больно неловко он всё это сначала делал, даже грубовато стаскивал с головы платочек, будто озорничает. Тут уж дедушка помучился, наставляя его. Хотели даже отказаться от этой затеи, но Мари настаивала. А я волновалась, как это всё будет…
Был ещё интересный номер с инсценировкой басни Лафонтена «Ворона и лисица». Эту басню вы знаете – её прекрасно переложил Крылов. Её две девочки читали на французском языке. Дедушка и здесь проявил свой талант в сооружении масок из картона. Будет, наверное, интересная сцена.
К сожалению, мне не удалось посмотреть всё это торжество. Я сидела «за кулисами»: Мари выдумала, что я приношу счастье, и все перед выходом должны были дотронуться до меня. (Вот это дедушка бы не одобрил.)
Но я слышала издали всё.
Вот расскажу вам про номер с «Подснежником». Когда Сонина сестра кончила выступление словами «и тихо спросил», все ждали – вот сейчас заговорит Соня… И вдруг – молчание. Мари смотрит на сцену через щель в двери и говорит нам: «Я так и знала – Соня может говорить свои слова только стоя»… В публике тишина. И вдруг Мари подсказывает Соне: «Встань… встань… не бойся, говори!» И зазвенел голосок Сони, да так звонко и с таким выражением, что мы замерли: «Я визу, погода тепла и ясна, ведь правда, что это весна!» И гром аплодисментов… – «браво, браво!», но и еле удерживаемый смех… Оказывается, когда она встала, из-под красивого зелёного ковра, изображавшего луг, все увидели, что она в трусиках, а зелёный чулочек на одной ножке. Голубой красивый платочек на её плечах не закрывал это неудачное зрелище. Это мы обнаружили, когда она, сияющая от счастья своего успеха, предстала перед нами «за кулисами» – все ахнули, и наш хохот и упрёк сестры: «Опять сказала «визу»!» несколько снизили Сонин угар от успеха. Но успех был очевидный, потому что аплодисменты не прекращались.
Не меньший успех имела и Мари со своей песенкой.
«Поразительно», – говорил потом дедушка, как Мари разнообразными движениями оживила свою грустную песенку – то будто огонёк в камине поправит, то на полу что-то подметет веничком. И всё с грустью, нет-нет и посмотрит на свои потемневшие пальчики. Уж не говоря о том, что для многих из публики было неожиданностью, что под конец она смело встала рядом с принцем и изящно раскланялась в реверансе. Ведь многие не верили в выздоровление Мари, аплодисменты долго не прекращались…
Принц тоже, в общем, не сплошал. Ну, немножко слишком нахлобучил венок на голову своей избранницы, но Мари сумела незаметным движением поправить этот промах «принца»…
Неудержимый смех сопровождал басню «Ворона и Лисица», что все и ожидали.
Праздник затянулся. Все устали и даже рады были сесть за ожидающий всех ужин. Рассказать всё это куклам я обещала только на следующий день. Устала и я от волнения за всех… Скоро в доме стало тихо.
Подслушанный разговор и неожиданная встреча
Однажды Мари меня оставила в дедушкиной комнате, торопясь на прогулку с подругами. Дедушка сидел за столом, погруженный в работу. В дверь постучали. «Входи, входи!» – радушно откликнулся дедушка, угадав по стуку, что это сын. «Извини, что отрываю тебя от работы, – сказал папа Поль, – хочу с тобой посоветоваться. Карл Иванович (так звали врача) советует везти Мари на южное побережье, подлечить её в детском санатории и морскими купаниями. Он указал Ниццу. Но, ты знаешь, это шумный курорт с толпами людей… страшно дорогой… Этот месяц – единственный мой отпуск, хочется и мне отдохнуть в тиши…» Оба задумались. «Да, этот год был для тебя трудным, – раздумчиво сказал дедушка. – Да почему обязательно Ницца? Для купания нужно уютное, тихое место вблизи Ниццы, чтобы оттуда ездить на процедуры в санаторий… А-а, постой, – один мой друг живёт в уютнейшем местечке между Тулоном и Mapселем. Это близко от Ниццы. Хочешь, я спишусь с ним? Может, он вас примет, он знает о всех наших бедах, откликнется». – «Если это удобно… я был бы благодарен… напиши ему, пожалуйста», – обрадовался Поль. Ах, дети, как меня взволновал этот разговор! Недалеко от Марселя! На южном, теплом побережье! Я, как Лягушка-путешественница, полюбила переезжать туда-сюда, побывать в новом месте, а ещё на настоящем, на родном море! Ведь в Комарово-то море не настоящее. Там даже бурь не бывает…
И опять я в мечтах. Милый дедушка, пиши, пиши, попроси нас приютить! Может, в Марселе побываем… А вдруг меня не возьмут?!
Вот, девочки, что я услышала, а поговорить об этом мне, болтушке, не с кем… А тут еще одно событие взбудоражило меня. Слушайте!
Я говорила, что звонки из Швеции частенько напоминали, что моё пребывание здесь не окончательное. Так вот – заявился оттуда к нам живой человек. Как вы думаете, кто?.. – Малинда. Приехала меня навестить. Я ахнула, когда она вошла, и сразу ко мне: «Шурочка! Как поживаешь? Какая ты нарядная! А подруг у тебя сколько! И не в корзинке… ха-ха-ха… знаю, слышала от Мари о твоих подвигах… А нас помнишь?» Господи! Да как не помнить! Только сказать ничего не могу.
А приехала она не одна, а с мужем. Вот еще новость! Рассказывает, что в Париже у неё много друзей, она часто здесь бывает, вот и зашла. Но о том, чтобы меня взять, не говорит, во всяком случае при мне, да и видит, как Мари ко мне привязалась. А шведским девочкам я ни к чему – большие уже.
И вспомнилась мне вся моя жизнь в Швеции, и девочки милые, и, конечно, мои друзья-куколки! Прежде всего Дюймовочка…
Дальнейшее
Звонки из Швеции раздаются всё чаще и чаще. Оказалось, что молодая пара (Малинда с мужем) тоже собираются на южное побережье. Ну, уж им, конечно, Ницца интереснее. И вот затеяли шведы с парижанами там встретиться. Малинда берет с собой Лизочку, ей тоже надо подкрепиться морскими купаниями. «Слабенькая она у нас», – говорила Малинда. Вот это хорошо – компания для Мари, ведь они ровесницы, только языки разные, ну, по-русски говорить будут. «Им обеим тренироваться в разговоре на русском языке следует», – считает дедушка. Словом, сговорились встретиться в Ницце. Только бы меня взяли! Ведь я тоже девочек как-то соединю. Обе – мои мамы.
И вот слышу разговор между ними. «Ты берёшь с собой кого-нибудь из игрушек?» – спрашивает Мари. «Если мама позволит, возьму нового Зайчика, он такой смешной, тебе понравится», – отвечает Лиза. «А я хочу Шурочку взять. Знаешь, почему? – она приносит счастье. Только это секрет, никому не говори». – «Вот и хорошо, Зайчику веселее будет. А разве позволят? Нам не позволяли её никуда брать», – шепчет Лиза. – «Я добьюсь: «Хотеть, – значит мочь», – есть такая пословица».
Обрадовал меня этот разговор. Думаю, позволят, в Версаль же позволили взять. Ну, конечно, купаться нельзя с куклами ходить, – посидим дома с Зайчиком, мне бы только море повидать, ну, а если в Марсель попаду, то уж всё там узнаю (память у меня хорошая), и мастерскую, и магазин. Наверно, кукол делают уж не таких, как я, а как Красавица, современных. Вот уж и опять размечталась.
А время идет, лето уж к осени клонится, там, на юге, как раз хорошо, не жарко. И вот стала наша семья в путь собираться. Перед отъездом у кого какие заботы, а у меня одна – возьмут – не возьмут? Что Мари хочет – вы знаете, а вот как старшие – не знаю. И подслушать не удаётся. Так, в неизвестности и пребываю вот уже несколько дней или даже недель – я это не разбираю.
И вот настал решающий день отъезда. Суматоха в доме ещё накануне. Узнаю, что тётя не едет (плохо себя чувствует), вместо неё – Жозефина. Раскрасневшаяся от неожиданной радости она суетится, подбирает наряды – ведь первый выезд, и сразу в модный курорт! Ей повезло, а мне всё ещё неизвестно. Вот уже заказывают такси на утро в аэропорт ехать. Так и засыпаю в неведении…
А утром вдруг слышу – Жозефина: «А куклу, что, на руках повезёшь? Или давай в мой чемоданчик уберу». А Мари: «Нет, я её уютненько в свой рюкзачок посажу между мягкими полотенцами»… Ура! Еду! Мари – молодец, добилась своего!
Впечатления
От поездки впечатлений, конечно, никаких. И показалась она мне бесконечной. Зато, когда вынула меня Мари – сразу восторг… Я сижу на окне (не так, как… помните?.. во дворце ораниенбаумском, где мыши да крыса…). Передо мной море света и совсем-совсем близко голубая, переливающаяся, вся сияющая бесконечность, уходящая в небо. Вот оно море!! А на нём паруса, не только белые, как раньше были, а разноцветные – это яхты, а совсем далеко плывет большое судно. Не корабль, конечно, на котором я в Кронштадт приехала, с парусами, а тяжёлый, современный. Никуда мне и ходить не надо, глаз не оторвать от этой лазури! Жаль только, что поделиться мне пока не с кем этой красотой. Вот теперь только вам, дети, рассказываю.
Оглядела я и комнату, а там все фигуры белые, сначала жутковато мне стало. Вон голова белая лежит, ещё глаз настоящих не видно. В углу фигура мальчика, – славный, что-то бросить хочет, рука не доделана… Собачка сидит, язык высунула… И догадалась я: хозяин – скульптор, и мы с Жозефиной в его мастерской поселились. «Может, он для Версаля такие фигуры делает?» – подумала. А его самого нет. Посмотреть бы, как он их лепит – интересно.
И пошли у меня дни довольно одинокие, но картина на море всё время меняется, не скучно: то оно в тумане утреннем, то нахмурится, и вот уже барашки побежали по поверхности, это ветер их взвихривает, а небо потемнело, низко нависает. Яхточек не видно нигде, только вдали еле различаю тяжёлое судно, оно из металла всё, надвигающейся бури не боится. А уж коли буря разгуляется, так темень всё закрывает, и слышно волны, как выстрелы, о берег ударяют. Даже в доме страшно становится! Тут я вспомнила бурю, что давно (при Наташе) пережила. Помните? Но здесь не часто это бывает – дни хорошие стоят.
Однажды слышу я: по лестнице к нам шаги необычные. Это не Жозефина, та быстра и легко бежит. А тут, «стук-стук», медленно приближается. И голоса детские слышатся. Вдруг в дверях вижу девочек, Мари и Лизу. А стук этот от костыля: теперь Мари одним пользуется. Но по крутой лестнице поднимаются! Вот этого я не ожидала! И сразу ко мне. «Смотри, я её, чтоб не скучала, на окно посадила – пусть морем любуется, – говорит Мари. – Давай и Зайчика сюда, пусть познакомятся». Зайчик смешной, одно ухо вверх торчит, а другое вниз загнуто, а сам улыбчатый, и зубки белеют. «Ты где родился?» – спрашиваю. «Не знаю», – говорит. «А тебя кто Лизочку подарил?» – «Не знаю», – отвечает. Славный, но глуповатый какой-то. Что ни спросишь – «не знаю». Девочки посмотрели все фигуры гипсовые, покрутились. «Пошли в сад, – Мари говорит. – Там такие цветы диковинные – прелесть! Но рвать нельзя». Ушли. Вот я и не одна, а толку от Зайчика мало. Он знает только свою капусту. «Смотри, какое море красивое!» – говорю, а он: «А в море капуста растёт?» Начала я игру с ним, совсем простую. Говорю: «Назови фрукт какой-нибудь». А он: «Капустка». «Это, – говорю, – не фрукт, а овощ». А он: «А фрукт вкуснее капустки?» Не собьешь его с «капустки». Ну уж я ему Мякину песенку про Зайчика пересказала, так он очень доволен был: «Ещё про зайчика расскажи».
Так и коротали мы с ним дни. Потом он разговорился немножко… А все же мне скучновато стало с Зайчиком-Незнайчиком таким, сколько дней уж сижу – на море гляжу. Но вот и этому занятию конец настал. Сейчас расскажу, слушайте…
Мечта осуществляется. И – расставание
Прошло, как мне показалось, много времени. И вдруг слышу детские голоса и шаги, но костыль не стучит. Кто ж такие, думаю? А когда увидела Мари, свободно идущую ко мне, поняла – она совсем поправилась, ей костыли больше не нужны. Ура! Вот тебе и море: может мачты кораблям ломать, может и людей лечить.
Но слушайте, дальше-то что. Ещё голоса, и по лестнице шаги взрослые. Появляется папа Поль, а с ним гости – Малинда с мужем и ещё новый господин. А кто? – сразу догадалась – сам хозяин дома, скульптор. Он и говорит: «Мне нечего вам показать, всё, что закончил лепить, свёз в Тулон… Здесь всё недоделки одни». Гости осматривают все скульптуры оставшиеся, многое хвалят. Потом пошли разговоры мне непонятные, серьёзные, а самое-то интересное услышала, когда уж уходить стали. Скульптор спрашивает Малинду: «А вы теперь куда собираетесь?» – «Да вот мы в Марсель хотим съездить, муж хочет кое-что поснимать, там, говорят, храм интересный древний. А месье Поль с Мари нас до Марселя проводят», – отвечает Малинда…
Девочки, представляете мою радость! В Марсель! Да даже если в рюкзаке, и то интересно, прислушиваться буду. Да вынут меня, ведь знают – моя родина! Хоть бы глазком взглянуть!..
И вот опять «лягушка-путешественница» – в своё странствие. Едем двумя машинами: мы, парижане, – в одной, шведы – в другой. Я – увы! – в рюкзаке. Но только остановились передохнуть в маленьком дорожном ресторане, – сжалилась надо мной Мари, распаковала. Теперь я у неё на руках – всё вижу. Вот въезжаем в город. Он высоко на берегу. Но мы стороной к морю спускаемся. Интересно – вдруг магазин увижу, где мы с Мякой продавались. Тут машина остановилась… Ничего не узнаю, всё другое. Раньше, помню, берег не был так застроен, и лавочки были тут, и рыбачьи хижины к высокому берегу лепились, сети, на кольях развешенные, сушились. А пирс (ну, мостки такие для причала) далеко в море уходил, и там уж корабли со свёрнутыми парусами стояли. И большие, что в океан ходили, и поменьше, и рыбацкие.
А теперь суда тяжелые, мачты из металла – не сломаются, и не в виде ровной жерди, а пониже, и с какими-то прикреплениями в виде ящичков, – не ровные. Ну, и баржи громадные, тут же и краны своими длинными шеями все небо исполосовали. Всё это близко, и моря не видно… Одно слово – портовый город…
Остановка у нас. Мужчины пошли про ресторан и гостиницу спрашивать, а машины рядышком стоят. Дверцы и окна открыты, жарко. И мне слышен разговор Лизы с Малиндой. Лиза спрашивает: «Скажи, а Шурочка теперь всегда у Мари будет жить?» – «Нет, когда Мари совсем поправится, Шурочка в музей вернется». – «Как это совсем?» – «Ну, когда сможет, например, со скакалкой прыгать», – отвечает Малинда. Лиза опять: «Но ведь у тебя бэби будет, может девочка, она захочет с ней играть, когда ей пять лет исполнится». Малинда рассмеялась: «Ну, тогда, может быть, Шурочка к нам вернётся, не скоро это…»
Этот разговор слышала не только я, но и Мари. И я заметила, что она как-то в лице вдруг изменилась: губку прикусила, нахмурилась и глубоко задумалась (я уж её знаю)…
А я-то, дети, узнала опять о повороте в моей жизни: я должна расстаться с Мари, которую так полюбила… но ведь знала, что я у нее временно… ведь я кукла, должна дружить с куклами, а в музее меня ждут друзья. Я вспомнила их милые лица, наши разговоры и их тяжёлое прошлое… – помните? Но как же это все совершится? Малинда должна свезти меня в Россию… Как, просто заберёт меня у Мари? – Неудобно ведь…
А совершилось это вот как.
Пока я тут собиралась с мыслями о внезапном повороте судьбы моей, девочкам надоело сидеть в машине. Они вышли. Лиза с зайчиком, а Мари меня вдруг берёт и обращается к Лизе: «Ты очень любишь своего зайчика?» – «Да нет, – отвечает та, – просто мама велела взять кого-нибудь легкого из игрушек, я и выбрала зайчика». А Мари опять: «А мне он нравится, давай меняться – ты мне зайчика, а я тебе Шурочку». Лиза оторопело смотрит: «Не знаю… – и долго не отвечает, а потом вдруг спрашивает Мари: – А ты на скакалке можешь прыгать?» На сей раз Мари удивилась неожиданному вопросу и нерешительно: «Могу…» – «Ну, тогда давай меняться», – обрадованно сказала Лиза. Мари крепко меня прижала к себе и поцеловала. Потом отдала меня Лизе, взяла зайчика и отвернулась. Лицо у неё было очень серьезное. Отошла в сторону. Обе молчали…