— А то что? — А то я сломаю тебе нос. Или, если помнишь, нашинкую… — Да-да, — Аксель наклонил голову, чиркнув носом меня по виску. Его губы прошептали в мое ухо: — И все же я вижу, что ты не хочешь, чтобы я отпустил. Он был прав. Я никогда не испытывала ничего подобного. Не физического желания, вовсе нет. Это было ощущение полнейшего одиночества и опустошения. Он по-прежнему мне не нравился (ну, я пыталась себя в этом убедить), и по-прежнему я испытывала к нему лишь неприязнь (в этом тоже) и желание врезать по его красивому самоуверенному лицу (а это так и было). Но, как оказалось, мне до того не хватало простого человеческого тепла, объятий, близости, что я готова была принять их даже в таком извращенном, совершенно противоположном по значению виде. Я была настолько одинока, я так давно ни к кому не притрагивалась и никого не подпускала близко к себе, что хотела обнять в ответ человека, который, возможно, держал меня в тисках, мечтая задушить. И тогда я, побежденная, утратившая всякий стыд и чувство собственного достоинства, собрала в себе все, что так усердно копила весь этот вечер и весь предыдущий год, уткнулась лицом в его грудь и громко, неудержимо разрыдалась. Аксель тотчас опустил руки, но не шелохнулся. Захлебываясь плачем, заливая его футболку своими слезами, соплями и слюной, трясясь, словно в припадке, я все равно почувствовала, что он задержал дыхание — наверное, от шока и непонимания, как вести себя со мной. Я не была готова к тому, что он оттолкнет меня и рассмеется мне в лицо, но ждала этого с отчаянной безысходной покорностью. Но Аксель не оттолкнул и не рассмеялся. Он не отодвинулся и не попытался привести меня в чувство. Он даже ничего не сказал. Он просто прижал меня к себе и обнял, позволяя. Он провел рукой по моим волосам, аккуратно и почти нежно. От этого я только заплакала еще сильнее, обхватила его руками за талию, и, вздрагивая всем телом, позволила этому безмолвному утешению состояться. Глава 9 Три дня я слонялась по дому в бесплодных попытках чем-нибудь себя занять: принималась мыть пол, а потом бросала тряпку и бралась за что-то другое; начинала готовить обед, а спустя полчаса обнаруживала, что сижу за кухонным столом, уставясь в одну точку. Я пыталась делать то же, что и всегда, но ни в чем не находила покоя. По вечерам ко мне заходила Анна и передавала новости из больницы, — все обошлось, мистер Хейз жив, но ему придется провести там еще какое-то время. Я не решалась попросить ее взять меня с собой при следующем визите к нему. В конце концов, я для него чужой человек. Поужинав в одиночестве чем-нибудь простым в приготовлении, — полуфабрикатами или сэндвичем, — я садилась в гостиной и включала телевизор. За эти три дня я посмотрела «Касабланку», «Двенадцать разгневанных мужчин» и «Изгоя» — все три я видела и раньше. Пару раз прошлась вместе с Сэмом по окрестностям — он завел меня за амбар и показал пастбища Уилксов, и две высокие, похожие на космические корабли, вышки зернохранилищ, стоящие на границе двух участков. — Вы с Акселем не ладите? — спросила я у него в одну из таких прогулок. — Не то чтобы, — уклончиво ответил Сэм. — Любишь рыбалку? Вот тут отличное местечко. С той ночи, как у мистера Хейза случился приступ, Аксель практически не появлялся дома. Он уходил ранним утром, еще до того, как я спущусь, и потом я обнаруживала, что лошадей он забирал с собой или отводил на пастбище. Приезжал он только после полуночи, и я лежала у себя в комнате, наблюдая за тем, как медленно перекатывается свет фар его машины по деревянным балкам потолка, и не решалась спуститься. Я понятия не имела, как вести себя после того, как разрыдалась при нем. Это был слишком личный, слишком глубокий момент, установивший между нами какую-то незримую связь, словно мы оба теперь стали хранителями общей тайны. Он гладил меня по волосам, прижимал к себе, просто принимая мою истерику безо всяких вопросов. А потом, когда я успокоилась, и только всхлипывала и икала, аккуратно поднял мое лицо и, грустно улыбнувшись, вытер мне слезы своей рукой. «Тебе лучше лечь спать, — сказал он. — Иди к себе». И я ушла. С тех пор мы не обмолвились ни единым словом. — Я еду в город через пару часов, — Сэм отвлек меня от мыслей об Акселе, и я с неохотой перевела свое внимание на него. — Хочешь со мной? — Да, мне как раз нужно забрать почту, — кивнула я. — Супер. Ну… Так что насчет рыбалки? Рыбалку я терпеть не могла, о чем ему, пусть и в более вежливой форме, сообщила. Все три дня погода стояла отличная, и даже по ночам не было дождя. Дорога, ведущая к трассе, высохла, и теперь я могла не бояться застрять на машине в грязи, но все же компания Сэма была более приятна, чем одиночество, так что я предпочла ее. О чем, однако, вскоре пожалела. Похожая на птицу работница почты, выдав мне штук пять конвертов и квитанций, не скрывая праздного любопытства, спросила: — Как там Эдвард? Мы слышали, плоховасто? — Врачи говорят, он скоро поправится, — я улыбнулась ей самой ослепительной и самой натянутой из своих улыбок. — Несколько дней проведет в больнице и вернется домой. — Ясно, — в ее голосе слышалось разочарование от отсутствия горячей сплетни. — Ну, желаем скорейшего выздоровления. Стерва. Я вылетела за двери почтового отделения, даже не удосужившись поблагодарить ее и попрощаться. — Очередь? — спросил Сэм, когда я уселась рядом с ним на пассажирское сиденье грузовика. — Нет, — удивленно откликнулась я, перебирая конверты, — с чего ты взял? — У тебя страшно недовольный вид, — он рассмеялся. — Я даже испугался на минутку. — Нет, все в порядке, — я расслабленно выдохнула. — Можем ехать. Он не спешил тронуться в обратный путь, но я заметила это не сразу: мое внимание привлек один конверт, маркированный печатью окружной тюрьмы штата. Адресатом был Аксель. Адресантом — некий Джеффри Вотлинг. — Не хочешь заехать за кофе или перекусить? — спросил Сэм как будто небрежно, но в голосе его слышалось напряженное ожидание. — Тут всего одна закусочная, на площади, но кофе там отменный, и вкусные яблочные пироги. — Я не голодна, — быстро ответила я, — а ты не знаешь, кто такой Джеффри Вотлинг? Сэм покосился на письмо в моих руках и недовольно поморщился. — Один местный парень. Однажды он пьяный вломился в местный бар и попытался его ограбить. Его быстро вычислили и посадили. — В «Старый Лис»? — удивленно вскинула брови я. — Ага, он самый. Хозяин заведения был просто в бешенстве, хотя забрали у него из кассы всего пару сотен да бутылку бурбона. — Как глупо, — боже, что это за место такое? — У него ведь там всюду камеры. — Шутишь, что ли? — Сэм презрительно фыркнул, — Фокс лишнюю копейку не потратит. Ни сигнализации, ни камер. Все по показаниям свидетелей. Ага, значит, этот Фокс обманул меня, сказав, что в баре есть камеры. Или и правда установил их после взлома. — Ну и дела, — протянула я. — И зачем ему писать Акселю? — Они были дружками, — с неожиданной ожесточенностью сказал Сэм. — Как знать, может, даже вдвоем на дело пошли, только вот кому-то повезло больше. Мне нечего было на это ответить, хотя я и не могла поверить, что Аксель попытался бы кого-то ограбить. В конце концов, он ведь на свободе? Значит, невиновен. — Так что насчет кофе? — Сэм принял прежний беспечный вид. Было заметно, что разговор о Джеффри Вотлинге его нервировал, и что он как можно скорее хотел перевести тему. — Я же сказала, что не голодна… — Я забыл упомянуть, что это свидание. Эмма, черт возьми, соглашайся. Мне просто хочется узнать тебя получше. Я неверяще взглянула на него. Сэм — симпатичный, очень дружелюбный и открытый парень. Не считая того, что я сейчас была совершенно не настроена на свидания и какие-либо отношения, он, в принципе, был бы отличным кандидатом на ничего не значащий роман на то время, что я вынуждена оставаться здесь. Он уедет на учебу, а я, надеюсь, домой, так что это его приглашение явно ничего серьезного не предполагало. Но было одно «но». И это «но» поразило меня до глубины души, потому что до этого момента я о нем и не подозревала. Первым, о чем я подумала, когда до меня дошел смысл его слов, была не обреченность всей этой затеи, и не тот факт, что при виде Сэма во мне ровным счетом ничего не отзывалось, кроме как «отличный парень, хороший друг». Поняв, что он имеет в виду, осознав его слова, в голове у меня раздался голос, твердящий всего одну фразу. Акселю это не понравится.