Он достал из морозилки пакет со льдом и молча бросил его на стол передо мной, а потом ушел. Я приготовила еды, перекусила, вымыла посуду, развязала и, оценив внешний вид лодыжки на твердую шестерку из десяти (фиолетовый синяк чуть выше ступни выглядел не так уж устрашающе, а после ледяного компресса отек немного уменьшился), заново затянула бинт. Аксель все не возвращался, хотя я не слышала, чтобы он выезжал с заднего двора на своем пикапе. Маясь от безделья, я сняла телефонную трубку, чтобы набрать, не знаю, Лидию или Анну — но гудков не было: возможно, ветер оборвал провода, или же связь отключили за неуплату, потому что мне уже попадались письма с предупреждением о задолженности. Тогда я села в гостиной и включила телевизор, но, листая каналы, ни одного стоящего фильма не нашла — сплошь ток-шоу и местные новостные сводки, на одной из которых я и остановилась. Из-за сильного ветра половина округа оказалась обесточена. По словам репортера, в такой-то деревне (в пятидесяти милях от фермы Хейзов, подсчитала я) от удара молнии умерла старушка, а пять семей пострадали от паводка, потеряв большую часть урожая. Десятки дорог были размыты, сотни деревьев свалены от порывистого ветра. И все в таком духе. Я никак не могла поверить, что проспала чертову бурю. В прогнозе погоды, кстати, говорили, что циклон лишь слегка задел штат и что дождей больше не ожидается. Температуру на ближайшую неделю обещали до 80 градусов. Поняв, что ловить по телеку больше нечего, я отключила его: показывать кино начинали вечером, а до этого времени было еще полно времени, которое я ума не могла приложить, на что потратить. Но тут кто-то затарабанил в дверь — обычная дань уважения, чтобы сообщить о приходе, потому что никто никогда не запирался. Выглянув в коридор, я увидела улыбающееся лицо Эрни. В одной руке он держал букетик полевых цветов, а в другой — пару костылей. Прыгая на одной ноге, Эрни пытался скинуть с себя высокие сапоги, заляпанные грязью, которая разлеталась по всей прихожей. — Привет, мисс! Рад, что тебе лучше! Расправившись с сапогами, он подошел ко мне и протянул обе руки. Поблагодарив его, я взяла цветы — они были чудесны и приятно пахли, — но костыли попросила поставить у стены: мило, конечно, но ходить с ними я не собиралась. — Я без них после пожара и пошевельнуться не мог, — доверительно и беззаботно сообщил мне Эрни. — Папка сказал тебе захватить. — Зря ты пришел, Эрни, вдруг заразишься! — отчитала я его, уловив в собственном голосе материнские нотки, подозрительно напоминающие Анну. — Не, не заражусь, об этом не волнуйся. У меня этот, как его, иммунитет — как у быка. — Есть хочешь? Я могу что-нибудь… Или чай? — Не-не, ты давай-ко, садись, голос у тебя не больно здоровый, — Эрни галантно подал мне руку, чтобы проводить в гостиную. — А я тут не впервой, если надо, и сам соображу, что поесть. Если позволишь. — Да пожалуйста. А Сэма и Шона по пути сюда ты не видел? Я до них вряд ли дойду, а телефон не работает. — Они, наверное, вместе с мамкой за комбайном поехали. Вот делать нечего: дорогу размыло, там деревьев навалило: жуть! Хорошо если завтра к вечеру обратно доберутся. Я вставила букет в стакан на столе и устало рухнула на диван. Эрни же уселся в кресло и молча уставился на меня с таким выражением лица, словно я позвала его, чтобы сообщить какую-то важную новость. — Так ты… Э-э-э… Пришел меня проведать? — Так точно, мисс. Акс… — он запнулся и неуклюже попытался перевести тему: — Так что, как тебя угораздило-то? Папка сказал, ты в отключке была, даже не узнавала никого. Головой приложилась? — Может, и так. Так что — Акс? — А что Акс? — Ты сам сказал про него, — напомнила я, и, сделав доброе-предоброе выражение лица, попросила рассказать поподробнее. Я знала, что Эрни не сможет устоять: он испытывал при мне какую-то особую трогательную робость и вечно смущался. — Ну, он… Давай-ко только между нами? Я его знаю, ему не понравится, что я сказал. Он мне написал, попросил зайти, пока сам смотался куда-то. — Аксель попросил тебя зайти? Я не могла взять в толк, зачем это ему. Эрни смутился. Половина его лица, не покрытая следами от ожогов, вся пошла красными пятнами, которые забавно сочетались с веснушками. — Чтоб ты не носилась по дому, а побыла со мной. Приглядеть просто. Ничего такого. — Да брось, ему плевать, что я делаю, лишь бы работать скорее начала. — Ну-ну, — Эрни огляделся по сторонам, словно ожидал, что Аксель выпрыгнет из-за дивана и предъявит ему за то, что он не умеет хранить секреты. — Он, вообще-то, очень переживал, когда тебя нашел. Давай в скорую звонить, не дозвонился, поехал в больницу за доктором, застрял по пути, пошел пешком, под ливнем-то, до нас. Папка идти не хотел — он, знаешь, по животным больше-то, но какой-никакой опыт есть, это ж он меня выходил после пожара. В общем, притащил его Аксель сюда, тут уж не знаю, чего, мне потом папка рассказывал. Что он весь взбесился, волновался и не отходил. Все спрашивал, что делать. Так-то. Я не знала, что сказать, потому что была… Впечатлена или ошарашена? Заботливый Аксель, это что за новый вид? Может, он думал, что если со мной что-то серьезное, у него будут неприятности? Не зря же он спрашивал про страховку. И все же я очень живо представила, как он расхаживает из в угла угол, заваливает мистера Уилкса вопросами, и, может, даже подходит, чтобы подержать меня за руку, пока я в отключке или же метаюсь по постели, так меня бросает в жар. — Знаю, он тебе не особо нравится, но я же говорю, он не плохой парень, славный малый, и добрый в душе. — С чего ты взял, что он мне не нравится? — Да он сам мне как-то сказал. Ему, надо думать, не очень-то приятно. «Знал бы ты, что он сделал, так бы не говорил», — подумала я, но рассказывать о ситуации с Кларком не стала. Во-первых, Эрни, добрая душа и самый совестливый парень на свете, наверное, тут же отправился бы искать Акселя, чтобы побить его, а шансы на победу, скажем так, были невелики. Во-вторых, впутывать его в наши странные отношения было бы неправильно. И, наконец, мне не хотелось, чтобы он разочаровался в Акселе: я давно почувствовала, что тот после пожара является для него личной разновидностью Супермена, и разрушать этот образ было бы жестоко по отношению к самому Эрни. — А он что-нибудь еще говорил обо мне? — осторожно и как будто не заинтересованно спросила я. — Ты уж прости, но я — могила, — Эрни не смог бы найти более верного способа пробудить во мне жгучее любопытство, чем сделать вид, что закрывает рот на замок. Я решила действовать аккуратно, не “в лоб”, поэтому завела разговор о погоде, о том, как дожди повлияли на урожай и о прочей дребедени, которая ему, как сыну фермера, явно была интересна. Эрни с энтузиазмом поддерживал разговор, жаловался на то, как медленно всегда работает мэрия, чтобы избавиться от последствий наводнения или других катаклизмов. У них было целое стадо коров и пастбище, так что потеря урожая от вечной сырости не так сильно сказалась бы на жизни Уилксов, как у соседей. Мы плавно подошли к тому, что в “Старом Лисе” затопило погреб, и Фокс был вне себя, когда ему выставили счет за осушение. — Кстати, а я ведь там была на прошлой неделе, — как бы невзначай вспомнила я. — Подменяла Лидию на покере. — Да, я слышал, Томпсон проставился, всех выпивкой угощали, — Эрни сказал это с такой тоской, словно пропустил в тот вечер как минимум явление восьмого чуда света. — Так вот, какой-то парень… Он упомянул Джеффри Вотлинга. Знаешь его? Меня, конечно, интересовал не столько Джеффри, сколько слухи о том, что Аксель спит с его женой. Только вот я снова наткнулась на странную стену отчуждения, которую вызывал этот парень. Понятия не имею, что он был за человек, но, если Сэм при упоминании его имени просто стал раздраженным и поспешил перевести тему, то Эрни как будто сильно занервничал или даже испугался. Его пальцы начали судорожно перебегать со спинки дивана обратно на колени, зарываться в рыжих кудрях, теребить мочку уха или просто сжиматься в кулаки. Его лицо приняло озабоченное и задумчивое выражение, и он избегал смотреть на меня и вместо этого уставился в окно. — Ну… Знаю. — Ты… Все нормально? — Джеффри отличный мужик. Лучший друг Акселя. И мой. Был. То есть, и сейчас. В общем… Перемена в его поведении была такой внезапной, что я не решилась продолжить расспросы. Эрни вдруг громко, так, что у меня чуть не заложило уши, гаркнул: — Пойду-ка я и правда, чаю себе сделаю. И тебе сделаю, ты сиди-сиди, тебе ходить нельзя. Эмма, миленькая, посиди немножко, я сейчас, быстро… Он вскочил с дивана, и, споткнувшись по пути о ковер, вылетел из гостиной, тогда как я осталась на месте, пораженная и растерянная. Разумеется, ждать я не стала — нужно было помочь Эрни и, наверное, успокоить его, так что пришлось идти на кухню. Чайник стоял на столе, чашки — на сушилке для посуды, но Эрни лихорадочно открывал и закрывал выдвижные ящики, проверял полки и осматривал шкафчики. — Что ты ищешь? — спокойно спросила я, хотя уже догадалась. Он дернулся, словно от удара, и уставился на меня виноватым, полным презрения к самому себе взглядом. — Я не… Черт. Есть у вас что-нибудь выпить? — Я не знаю, — честно ответила я. — Но слушай, Эрни, думаешь, тебе правда это нужно? — Всегда нужно, — горестно произнес он. — Поначалу это помогало. — А теперь? — Теперь не знаю. Я только об этом и могу думать, понимаешь? Хотя держусь уже… Бог знает сколько. Он закрыл лицо рукой. Я подошла к нему и осторожно коснулась его руки. — Ты очень сильный, Эрни. Он всхлипнул и, обернувшись, заключил меня в крепкие медвежьи объятия. — Какая ты хорошая, Эмма! На меня если смотрят, только жалеют, а бывает, кривятся. А ты — нет. Мне было до ужаса неловко, но я понимала, о чем он говорит: успела на своем коротком веку пресытиться чужой жалостью, и потому в отношении с другими себе этого не позволяла, по крайней мере, не напоказ. Конечно, о том, чтобы продолжить разговор о Вотлинге, и речи идти не могло. Мы остались сидеть на кухне — я сделала нам крепкий холодный чай с лимоном и всячески старалась отвлечь Эрни от мыслей о выпивке. Он, кажется, скоро пришел в себя, снова повеселел и принялся хвастаться своей добычей с последней вылазки на охоту. — Стрелок я не ахти какой, да приноровился в последнее время. Значится, вижу — олень… — Прошу тебя, только без кровавых подробностей!