Сексуально. Я чуть не сказала “сексуально”. Аксель хмыкнул, а в следующую секунду шагнул ко мне, и, взяв за плечи, склонился надо мной. Мое тело — враг мой, предательское, глупое тело, — податливо потянулось к нему навстречу. Голова откинулась сама по себе, приглашая Акселя наклониться всего на дюйм, чтобы окончательно завладеть мной. Я разве что губы не вытянула и глаза не закрыла, идиотка. Аксель мазнул большим пальцем по моей щеке и отстранился. На губах его играла знакомая довольная ухмылка. — Ну, нет так нет. Он оставил меня в комнате одну. Я стояла, проклиная себя, его и все вокруг — за это щемящее, постыдное чувство неудовлетворенности. Надо мной просто посмеялись. В очередной раз. Но следующим вечером, когда я сидела перед телевизором, смотря с выключенным звуком рекламу, предшевствующую очередному киносеансу, Аксель вернулся домой (черт знает откуда), и как ни в чем не бывало сел рядом на диван. От него не пахло ни сигаретами, ни выпивкой. Глава 12 Я никогда раньше не видела «Мосты округа Мэдисон» и потому сочла, что это очень иронично. Пикап. Кукурузные поля. Случайный визитер на ферме. Чертовы мосты (хотя и не такие пугающие, как те, что вдоволь натыканы по автострадам). Смотреть этот фильм, пусть и захвативший меня с первых же кадров, в компании Акселя было почти невыносимо. Он не поворачивался в мою сторону, ничего не говорил и вообще не шевелился, расслабленно откинувшись на диванных подушках, но я каждой клеточкой тела ощущала его присутствие. Хуже всего то, что фильм был замечательный, но щемяще-печальный. Обычно я следила за тем, как оператор ловит свет, выстраивает кадр и перспективу, как построен сценарий и как актеры едва уловимо передают то, что не выразить словами; но тут я наблюдала за историей безо всякого анализа. Вот герои танцуют на кухне. Вот нежатся в ванной. Вот постельная сцена — от нее меня бросило в жар. Я чувствовала, как кровь приливает к щекам, и вся окаменела, боясь хоть пальцем шевельнуть, чтобы Аксель не заметил. Не скажу, что я такая уж ханжа, но ассоциативный ряд не мог не привести меня к мыслям о парне, который сидел в этот момент рядом и видел то же, что и я. В момент, когда героиня Мэрил Стрип тянулась к ручке на автомобильной дверце, я уже готова была зареветь в голос, но сдерживалась изо всех сил. Аксель заерзал на месте, и я почувствовала на себе его взгляд и выпрямилась, принимая самый невозмутимый вид. Но хватило меня ненадолго. — Экранизация не так плоха, — сказал он сочувственно-насмешливым тоном, когда я пыталась украдкой вытереть слезы. Его, казалось, происходящее на экране нисколько не тронуло. Но что-то мне подсказывало, что этот фильм он уже видел. — Не знала, что есть книга, — всхлипнула я, устыдившись, что не могу сдержать чувств. Аксель не смеялся надо мной. Он закинул одну руку на спинку дивана и едва заметно приглашающе кивнул головой. Помявшись секунду, я все же подползла к нему поближе и положила голову ему на плечо. Рука Акселя тут же опустилась, ненавязчиво приобнимая меня. И это было… Нормально. Как будто так и должно было быть, если бы у меня была тахикардия. Все обиды вмиг вылетели у меня из головы — таким приятным и чувственным было это ощущение его близости. Мы просидели так до конца фильма, и я невольно подумала о том, что можно было начать реветь пораньше. Титры показывать не стали — сразу начался анонс какого-то сериала. Повисла неловкая пауза. — Клинт Иствуд староват для этой роли, не находишь? — спросил Аксель. Я почувствовала, что он улыбается. — Сам ты староват. — Эй, я, вообще-то, ненамного старше тебя. — Вообще-то… Я осеклась и захлопнула рот, из которого почти вырвалось «на пять лет». Чуть не выдала себя! И тут же я поняла, что не говорила ему, сколько мне лет. И не припомю, чтобы говорила мистеру Хейзу или вообще кому-либо здесь. — А сколько мне, по-твоему? — Я видел твое водительское удостоверение. Я приподнялась на локтях и отстранилась, чтобы посмотреть на него. Акселя это нисколько не смутило. Поддельное водительское удостоверение лежало у меня в бардачке. — И как так вышло, что ты его видел? — Я перегнал твою тачку за дом, когда начался ураган. Дорогу у ворот развезло, ты бы до осени не выбралась. — Спасибо, конечно, но какого черта ты рылся в моем бардачке?! — Сказала мне та, что залезла в мой шкаф, — невозмутимо парировал он. Он был прав. Мне стало совестно за это обвинение, но дело было не столько в том, что он их видел — я боялась, как бы Аксель чего не заподозрил. Права мои делал отнюдь не профессиональный фальсификатор, который на этом собаку съел, а обычный парень, приятель моей школьной знакомой, который, помимо всего прочего, занимался сбытом подержанных тачек и травки. Может быть, стоило признаться Акселю прямо сейчас, но я не могла. Я понятия не имела, как он отреагирует, и не хотела испытывать судьбу. Не хотела уезжать отсюда, если он прогонит меня за вранье.Может быть, я слишком подозрительна или даже мнительна, но, как говорила моя мама: не зная броду, не суйся в воду.Кроме того, на ферме мне оставалось пробыть чуть больше пяти недель. Нет смысла раскрывать карты. — Ладно. Тебе повезло, что я хорошо запрятала свою пушку, иначе пришлось бы убрать тебя, как свидетеля. — Ты смотришь слишком много боевиков. — Вовсе нет, — возмутилась я. И тут же, почувствовав, что это подходящее время для личных вопросов, выпалила: — А ты, значит, писатель? — Ты еще и в мой стол умудрилась залезть, — он прищурился и с укором качнул головой. — Как не стыдно. — Я ничего не видела. Только бумаги и печатную машинку. И у тебя столько книг… — Я не писатель — так, убиваю свободное время всякой чепухой, — мне показалось, что Акселю не очень приятно говорить об этом, и в его голосе слышались знакомые нотки тона Хейза-старшего. Но я была рада, что он пошел на диалог, а не бросил свое обычное «это тебя не касается». — Моя мама преподавала литературу у нас в школе. Она с детства приучала меня читать книги, я быстро втянулся и решил сам попробовать писать. Хотя, признаюсь, проза меня не слишком прельщает — а вот драматургия другое дело. Я не верила своим ушам. — Я бы никогда не подумала, что ты… — Что? Умею писать? Он сказал это шутливым тоном, но все равно нахмурился.— Ты пишешь на печатной машинке? Аксель вопросительно изогнул одну бровь. — Просто это так… Старомодно. Я хотела сказать «эксцентрично» или даже «кичливо», но подумала, что его это может обидеть. — На самом деле, я пишу от руки. Был ноутбук, но он… Я его продал. Машинку мне подарил друг, но она не очень удобна, чтобы править. Еще вопросы? Я хотела спросить, не Джеффри Вотлинг ли тот друг, что подарил ему машинку, но испугалась, что он взбесится, так что промолчала. — Ладно, я хочу выпить чего-нибудь. Доставить тебя в комнату? «Доставить» в его исполнении означало закинуть на плечо, как мешок картошки, и донести, невзирая на протесты, так что я отказалась. — Сама дойду. Нога почти не болит. Это была не совсем правда: отек и синяк значительно уменьшились, но я все еще не могла подниматься по лестнице. Аксель не пожелал мне доброй ночи — да и было еще слишком рано, чтобы ложиться спать, — и просто вышел из гостиной, оставив меня одну. Я вышла в коридор, но, вместо того, чтобы закрыться в комнате, остановилась в нерешительности и все же двинулась на кухню. Вопреки моим ожиданиям, Аксель не стал доставать выпивку и вместо нее налил себе чаю. — Будешь? — Давай. Я наблюдала, как плавно и быстро он передвигается по кухне. В его действиях не было намека на ухаживание или на то, что он делает мне одолжение — просто чай.