По радио заиграла очень медленная красивая мелодия, которую я раньше никогда не слышала. Позднее я пыталась найти ее по обрывкам из слов, которые запомнила, но ничего не вышло: наверное, так и суждено ей было исполниться для меня единственный раз в тот вечер на кухне у Хейзов. Я заковыляла к столу, но Аксель остановил меня, преградив путь. Я удивленно уставилась на него, не понимая, что он задумал, и, честно сказать, на мгновение испугавшись. — Подожди, пусть остынет. Он взял мою руку, а вторую положил мне на талию — не слишком низко, не слишком прижимая, но все равно очень интимно. Совсем как в кино, которое мы только что посмотрели, разве что вместо красивого платья на мне была его безразмерная футболка. Это не было похоже на танец — скорее, мы просто топтались на месте, медленно кружа. В какой-то момент он приподнял меня и поставил мои ступни на свои ноги. Я попыталась было возразить, но он дал мне понять, что нечего тут возмущаться. Ощущения были необычные: как марионетка в его руках, я не сопротивлялась и просто стояла, покачиваясь, пока он все делал сам. Уткнувшись щекой ему в грудь, я прикрыла глаза. Сердце Акселя стучало очень ровно и удивительно в унисон мелодии из приемника. Он остановился, и я вместе с ним, а музыка все играла и играла, и мужской хрипловатый голос что-то вещал о любви и о прощании. Я никак не могла решиться поднять голову и взглянуть на него, а когда наконец сделала это, увидела, что он смотрит меня совершенно серьезно и как будто даже с грустью во взгляде. И я потянулась наверх и медленно, едва касаясь губами, поцеловала его в краешек рта. Аксель не шевельнулся, но я ощутила, как он задержал дыхание, как дрогнули его ресницы. Я поцеловала снова: сначала нижнюю губу, потом, осмелев, подняла руку и положила ему на затылок, заставляя наклониться ко мне еще ниже, но все еще не углубляя касаний, так что они выходили чересчур деликатными и почти целомудренными. И чертовски, будоражаще сексуальными. На долю секунды мне даже захотелось его укусить. Но я не давала себе свободы, наслаждаясь той, что дал мне он. Высунув кончик языка, я осторожно, на пробу, прикоснулась к нему. Губы у Акселя были чуть обветренные и сладкие на вкус. Его ладонь, все еще лежащая на моей талии, сдвинулась на дюйм ниже. Я не удержала при себе рваного вздоха, и, закрыв глаза и не в силах продолжать эту пытку самой себя, впилась в его рот с таким отчаянием, словно это был живительный источник, а я умирала от жажды. Аксель как будто только этого и ждал. Его язык скользнул в мой рот — быстро и властно, жадно и волнующе. Он терзал мои губы, ласкал, прикусывал, проглатывал мои стоны, вырывающиеся из меня совершенно против моей воли. Его руки блуждали по моему телу, поглаживая, сдавливая, прижимая. Пока я хваталась за его шею, тянула, запутывалась пальцами в его волосах, он взял меня за талию, и, легко приподняв, усадил на стол. Я подалась вперед, сдвигаясь к самому краю, сжимая его бедра коленями, а талию — руками. Я приподняла край его майки и впилась ногтями в кожу. Я хотела его еще ближе, еще сильнее. Аксель дышал быстро и глубоко, и когда он отстранился от моих губ, я ощутила легкий холодок на своей шее, и он поцеловал ее — быстро, нежно, словно делая отметку языком. Стоны перемешивались со всхлипами, я с ног до головы покрылась мурашками и даже самое мимолетное прикосновение — то здесь, то там, —ощущалось как разряд молнии. Я целовала его всюду, куда могла дотянуться — щеки, подбородок, губы, линия челюсти, пульсирующая венка на шее… Оглушительный стук в дверь — громкий и нетерпеливый, такой некстати, — не заставил его отскочить от меня, хотя я сама подпрыгнула на месте от неожиданности. Аксель просто повернул голову на звук открывшейся двери, и я едва сдержалась, чтобы не пихнуть его — выглядел он совершенно невозмутимым, хотя и слегка растрепанным, а я уж точно не хотела, чтобы нас застали в таком виде. Наверное, он почувствовал мою нервозность, потому что быстро чмокнул меня в нос, как бы ставя на всем этом если не точку, то точно запятую, и помог мне слезть со стола. Боже, как я теперь смогу тут завтракать, обедать и ужинать, вспоминая о том, что осталась без десерта? Он быстро сел за стол, скрестив ноги, — только потом, прокручивая в голове весь этот вечер, я поняла, почему, — прочистил горло и притянул к себе чашку чая. Я же стояла, как столб, не зная, что предпринять и как скрыть свидетельства того, что здесь только что было и чем, кажется, пропитался сам воздух вокруг. Аксель с довольной ухмылкой указал мне на соседний стул, и я послушно села рядом с ним, и чашка с уже почти остывшим чаем оказалась у меня перед носом, а я даже не поняла, как. И очень вовремя: на кухню, шелестя бумажными пакетами, ворвалась миссис Грин. — О, добрый вечер, Анна, — весело поприветствовал ее Аксель, не вставая, чтобы ей помочь, — а я думал, это Сэмми пожаловал. Это его небрежное «думал» слишком сильно походило на «надеялся». Я бросила на него предупреждающий взгляд. Аксель скрыл улыбку в своей чашке. — Добрый, добрый. Простите, детки, что не предупредила, у вас с телефоном что-то? — миссис Грин сложила пакеты на столешницу у раковины (я использовала эти пару секунд, чтобы пригладить волосы) и, не дожидаясь приглашения, уселась к нам. — Да, с проводами что-то после ливня, — сказал Аксель. Я сидела ровно и спокойно, улыбаясь ей вежливой улыбочкой и стараясь не вызвать никаких подозрений, но Анна окинула меня каким-то странным обеспокоенным взглядом. — Милая, ты что-то вся раскраснелась. Неужто легче не стало? Тебя не лихорадит? — тыльная сторона ее ладони бесцеремонно врезалась мне в лоб. — Да, кстати, мне тоже показалось, что у нее жар, — участливо поддакнул Аксель. Я попыталась незаметно пнуть его под столом. — Я в порядке, — выдавила я, и мой голос оказался предательски хриплым. К счастью, Анна решила, что это последствия болезни. — Прости меня ради бога, я бы зашла и раньше, да мы ведь только вернулись. Чертовы комбайны в цене взлетели, Акс, можешь себе представить, на тридцать процентов-то с прошлого года? — и снова обернувшись ко мне, с сочувствием: — Я виделась с Эрни, старшим, я имею в виду, он сказал, что ты идешь на поправку. Но что-то я не вижу… — Чаю не хотите? — любезно предложил Аксель. Я его ни разу в жизни таким обходительным не видела, а сейчас он весь светился и готов был, кажется, взяться готовить ужин из пяти блюд, если миссис Грин только заикнется, что голодна. — Нет, спасибо, я ненадолго, — она, судя по всему, оценила его приступ гостеприимства, потому что ее голос при обращении к Акселю хоть немного, но потеплел. — Хотела вот узнать, нужна ли Эмме моя помощь завтра, но теперь вижу, что нужна. Я приготовлю обед, ты не волнуйся, милая, тебе отдыхать надо. Ножка еще болит? Был у меня где-то рецепт особой ванночки для ног, еще от бабки моей достался, упокой Господь ее душу, я тебе найду… — Ой, Анна, не беспокойтесь, пожалуйста, — я, наконец, пришла в себя. — Все со мной в порядке. А обед… В честь чего? — Как, ты ей не сказал?! Так ведь Эдвард возвращается завтра домой. Дело вот в чем: доктор Доэрти передал список рекомендаций по диете. Он в пакете, я там еще немножко свежих фруктов привезла и все такое. Ему теперь ни жирного, ни соленого, ни сладкого… — Если думаете, что отец будет все эти предписания выполнять, вы его плохо знаете, — фыркнул Аксель. Анна насупилась. — А вот потому-то я и пришла Эмму предупредить, она же тут теперь хозяйка. Я завтра еще пришлю кого-нибудь из мальчиков, испеку запеканку из кабачков — сущая польза, а не запеканка, а на вкус очень даже… — Я с обедом справлюсь, не утруждайтесь, пожалуйста, — заверила я ее. — Просто приходите завтра, все уже будет готово. — Тебе нельзя много ходить, — пробурчал Аксель. Брови Анны удивленно поползли вверх, и я поспешила отвлечь ее: — Так во сколько, говорите?.. — Так вот, к обеду. Ну, Аксель, ты за отцом съездишь-то? — Моя машина увязла на повороте к шоссе, — сказал он. — Когда я пытался выехать… Ну, в общем, она так и стоит там. — Правда? Ну так завтра я мальчишкам скажу, вытащат тебя, наш грузовичок, думаю, справится.Аксель сморщил нос. — Я уже попросил Эрни, он завтра утром заедет за кроликами и поможет мне. — Ну, как знаешь. Мы немного помолчали, и Анна снова засуетилась. — Что ж, пора мне идти, поздно уже. Аксель, не проводишь меня? — Я? — А кто ж еще? Там скользко и темень уже, а у нас на крыльце лампочку выбило, Сэмми еще не успел поменять… Доброй ночи, Эмма. — Доброй ночи, миссис… Анна. Они ушли, а я сидела, уставившись в чашку чая. Боже, боже, боже! Руки Акселя до сих пор словно бродили по моему телу, его губы до сих пор ощущались на моих губах, так что приходилось сдерживаться, чтобы не сжимать бедра и не елозить по стулу, как чертова кошка в ожидании кота. Но поцелуи поцелуями, а секс… Я не была девственницей, но весь мой скромный сексуальный опыт сложно было назвать удачным или по крайней мере приятным, потому что случился он скорее из любопытства, нежели из большого желания или глубокого чувства. Обычное дело — вечеринка, не самый противный парень, немного выпивки и мое «окей, почему бы и нет». Какое-то время я даже считала, что секс слишком переоценен и совершенно незаслуженно возведен поп-культурой в ранг неземных наслаждений. Мэгги, моя школьная подружка, однажды сказала мне: «это потому что у тебя мужика настоящего не было». Вот теперь, кажется, я начала понимать, что она имела в виду. Но Аксель — это другое. Всего пару дней назад я врезала ему за то, что он поцеловал меня, а теперь сидела, предвкушая, когда он вернется и мы продолжим начатое. И кто я после этого? Что я должна делать? Не стоит ли, ну, не знаю... Сходить сначала на свидание?Мысли о нем будоражили меня. Я хотела еще. Аксель отлично целовался, он и правда мне нравился, так что же в этом плохого?Не сглуплю ли я, если вмиг забуду все, что было до этого, и просто поддамся эмоциям? Но все эти вопросы, что крутились у меня в голове, оказались пустой тратой времени. Аксель вернулся, и, остановившись на пороге кухни, сложил руки на груди, прислонился головой к дверному косяку и протянул почти скучающим тоном: — Что-то я устал сегодня. Пойду, пожалуй, спать. Я не смогла прочесть на его лице ни единой эмоции, которая могла бы поведать мне о том, что творится в его голове. — Я тоже, — мне хотелось ущипнуть себя за то, что в моем голосе отчетливо прозвучала вопросительная интонация. — Доброй ночи. — Доброй. Не знаю, чего я ждала. Может, того, что пойду в свою — его — комнату и найду там Акселя. Но, когда я вышла из кухни, выключила за собой свет и захромала по коридору, то увидела, что двери гостиной закрыты и что там работает телевизор. Судя по расплывчатой тени в узкой полоске света на паркете, Аксель как раз расстилал себе постель. Я отправилась прямиком в душ и провела там очень, очень много времени. * * *