И, вопреки его мнению, я знала Акселя лучше, чем он. Ложь отца не заставит его забыть о моей лжи, не будет выглядеть на ее фоне куда более серьезной. Просто он узнает, что ему лгали все вокруг. И я, и Эрни, и его собственный отец, и мать, которая все-таки уехала, не сказав, почему. Может быть, она знала, что Аксель не простит отца за это и взвалила всю вину на себя? Я понятия не имела, что она за человек, так что глупо было бы искать тут логику, понятную только им. — Вы сами ему должны сказать. — Я-то? Я не стану. — Он вас все равно не бросит, — я в этом даже не сомневалась. Будет ненавидеть его, но никуда не уйдет. Тем более со мной, пусть я ему раскрою все тайны мира — это не исправит того, что вовремя не раскрыла свою. Мистер Хейз посмотрел на меня, очень внимательно, прямолинейно, словно знал в тысячу раз больше меня, и спросил: — Ну что, завтрак скоро будет? Я выполняла свои повседневные дела на доведенной до автоматизма тяге, в которой практически не требовалось мое осознанное участие. Я все думала, как себя вести с Акселем. Что я ему скажу. Как уговорить мистера Хейза признаться ему, или, может, лучше для него оставаться в неведении? От всей этой лжи у меня кружилась голова. Эрни стал ее жертвой. Он был примером, до чего могут довести тайны и чувство вины — примером, возведенным в абсолют, ужасным в своих последствиях. Может, и его поступок сыграл свою роль в том, что мистер Хейз открылся мне, не знаю. Я злилась на него. Я не хотела этого знать, а меня поставили перед фактом, окунули в это признание, и я теперь ничего не могла сделать. Чем дольше я об этом думала, тем более отвратительным человеком начинал мне казаться мистер Хейз. И заодно Аксель, что не выслушал меня и не понял. От злости или в качестве дурацкого протеста я наготовила к обеду целую тонну жареного бекона. Потом, спохватившись, взялась делать суп и рагу. В дверь постучали. Это мог быть Сэм или Анна, так что я даже не стала выглядывать из кухни — сами войдут. Но стук повторился, все сильнее и настойчивее, и, наконец, кто-то заколотил дверь, что есть силы. Прикидывая в уме, кто бы это мог быть, я наскоро вытерла руки полотенцем и пошла открывать. Заметила в окне знакомое, но почти забытое лицо, и замерла на месте, как громом пораженная. Что-то перевернулось у меня в желудке, а по спине побежали мурашки. Это неправильно. Так не должно быть. Откуда ей тут взяться? Мэгги — моя давняя школьная подружка Мэгги, — увидела меня и начала активно жестикулировать, делая знаки, чтобы я ей открыла. Дверь не была заперта, так что я на ватных ногах подошла к ней и просто толкнула. Меня тут же охватил аромат сладких духов, когда Мэгги ворвалась в дом и заключила меня в долгие объятия. — Боже, Элис, ну и в дыру ты забралась, — заверещала она. — Откуда… ты… — Долгая история, однако, мы как только узнали, что ты здесь, сразу же примчались. Что за дела, подруга? Осваиваешь дауншифтинг? Поймала тут дзен или вроде того? Еще и с Тимми спуталась, тачку у него купила? Фу, он же отморозок. А как же Чарли, а в колледж кто поступать будет? Ты хоть одно заявление написала, прежде чем свистнула из дома? От ее болтовни у меня разболелась голова. — Постой. Погоди, — я взяла ее за плечи и слегка встряхнула. — Ай, — она отстранилась, потирая плечо. Если и был на свете человек, меньше всего вписывающийся в обстановку фермы Хейзов, так это Мэгги. Дорогое платье-футляр не по погоде, босоножки на высоченных каблуках, уйма золотых браслетов и идеальная прическа — крупные кудри, обрамляющие кукольное личико. Она недоумевающе улыбалась мне, растянув краешки губ, которые стали в два раза пухлее с момента нашей последней встречи. Тяжелый макияж, больше подходящий вечернему приему, в тусклом свете коридорной лампы заметно накидывал ей лишних лет. Мне показалось, что она сильно изменилась за эти несколько месяцев, а с другой стороны — что осталась все той же, и в ее присутствии я особенно остро почувствовала, как изменилась сама. — Ты здесь одна? — Шутишь, конечно? Я бы ни в жизнь в такую дыру одна не сунулась. Чарли ждет в машине. Мне показалось, что меня сейчас стошнит. Она, видимо, заметила это и осторожно сказала: — Да ты не волнуйся, у него просто проблемы со службой опеки, и кое-кто стал вопросы задавать, куда ты делась. Поедем с нами, он быстренько все оформит, получишь наследство мисс Айвери или что там, в колледж поможет тебе устроиться. Так-то он нас, конечно, понимает: ветер в голове, свободы хочется и все такое… Говорила она странно, и особенно меня смутило это “поедем с нами”. Я ей не рассказывала о Чарли и только надеялась, что он не стал домогаться и до нее. Впрочем, Мэгги всегда умела за себя постоять, да и родители у нее были далеко не простые люди, так что вряд ли бы она явилась сюда с ним, если бы ей угрожала опасность. — Давай-ка сядем на кухне, — предложила я, и, взяв ее за руку, повела за собой. Мистер Хейз, видимо, так ничего и не услышал, потому что не вышел к нам из гостиной. Мэгги остановилась на входе в кухню и брезгливо сморщила нос: — Фи, это чем так пахнет? Я жирнею от одного только запаха. — Не пожирнеешь, — жестко ответила я, подтолкнув к ней стул. Оглядевшись по сторонам с таким видом, словно приехала в наркопритон, она осторожно уселась на краешек стула, выпрямив спину, как жердь проглотила. В первые несколько мгновений, я, хоть и перепугалась, ощутила прилив радости, увидев ее — Мэгги была частью привычной, знакомой мне жизни, той жизни, в которой у меня была мама, в которой мы вместе режиссировал школьную постановку, в которой прогуливали уроки в Паблик Гарден. Но сейчас это чувство исчезло, и ее вид не вызывал во мне ничего, кроме тревоги и раздражения. — Как вы узнали, что я тут? — сразу спросила я. — Ты это у Чарли спроси, — с каких, интересно, пор она стала звать его “Чарли” вместо застенчивого “мистер Кинни”? — Он сказал, надо тебя вытаскивать отсюда. Эти люди тебя не держат в заложниках, нет же? Она снизила голос, возведя глаза к потолку, словно ожидала, что на втором этаже и впрямь сидит группа бандитов, что удерживала меня тут насильно. — Нет, нет. Я не могу сейчас ехать, понимаешь? Дело было не в том, что до моего дня рождения и окончания действия опеки Чарли оставалась еще целая неделя. Дело было в том, что мне нужно было поговорить — хотя бы попрощаться, — с Акселем. Да и с Анной. И с Сэмом и Шоном. С Лидией. С мистером Хейзом, конечно же. Закончить свои дела. Ну, как он тут без ужина? Да и кроликов покормить надо, а Аксель вернется только завтра. А еще меня ждала корзина нестираного постельного белья. — Как это не можешь? Ты не думай, что это все шутки. Дело серьезное. Да тебе Чарли сам объяснит, спроси его. Я знала, почему он не стал заходить в дом сам и взял с собой Мэгги. Чертов трус. — Что серьезное? — Ну, тебя объявят в розыск, если не явишься. У Чарли будут проблемы. И, между нами, — она наклонилась ко мне и даже приложила открытую ладонь ко рту, — он тебе тоже проблемы устроит, если не поедешь. Я бы не стала рисковать. — Я не могу. У меня тут… Я же… Я умолкла, раздумывая над всем, что меня тут держало. Аксель сказал убираться прочь — он, может, и говорить со мной теперь не станет. Мистер Хейз переложил свою вину на меня, и мне, останься я тут, пришлось бы с ней как-то разбираться. Анна, Сэм и Шон… Что ж, я могла бы сейчас заскочить к ним, объяснить все. И, в конце концов, я могла уехать — ненадолго, чтобы уладить все дела и окончательно разорвать связь с Чарли. Я должна проконтролировать, что он сделает все, как надо — отдаст мне завещание, откажется от своих прав на него, не найдет изворотливых способов продлить опеку и свою власть надо мной. Кроме того, я теперь ощущала, что смогу ему противостоять. Я должна была, и теперь, похоже, у меня были на это силы.Мне вспомнилось, как, вскоре после похорон матери, когда я разрыдалась прямо за ужином, он подошел ко мне, заключил меня в свои объятия, поглаживая по голове и что-то мягко шепча на ухо.Его рубашка намокла от моих слез, и я подумала: как хорошо, что хотя бы Чарли остался со мной! За день до этого он сообщил, что сумел без лишних бюрократических проволочек оформить опеку, чтобы я была в безопасности до совершеннолетия. Я была уверена, что он переживает то же, что и я, и так же скорбит.Я подняла голову, чтобы поблагодарить его за это, сказать, что понимаю, как ему тяжело. И тут он поцеловал меня прямо в губы.Меня передернуло. — Если я поеду… Он отпустит меня? Я имею в виду, я смогу делать, что хочу? Получу доступ к трастовому фонду, смогу переехать? — Конечно, — глаза Мэгги округлились. — Ты чего? Он же хороший человек, это же Чарли. Твоя мама его очень любила. Но если хочешь, конечно, можешь делать, как знаешь. Думаю, он тебе поможет. Вы не чужие люди друг другу, хоть и не по крови. Ну да, ну да. Многого же ты не знаешь, Мэгги. — Я… Я смогу у тебя пожить в Бостоне? Не хочу домой возвращаться. Она задумалась на секунду, глядя на меня с подозрением: — Конечно, можешь. Если захочешь. Родители не будут против. — Ладно. Можешь сказать ему, что я поеду с вами. Мне нужно собрать вещи и со всеми объясниться. — Отлично, — она встала, вздохнув с явным облегчением. — И чем это ты тут занималась все это время? — Потом, я расскажу тебе потом. Я выпроводила Мэгги во двор — издалека было видно машину, стоящую у ворот, но это не была машина Чарли. Его за рулем я не разглядела. Что ж, при Мэгги он ничего делать не станет, это наверняка. А в городе я сразу уеду с ней, чтобы встретиться с ним разве что на каких-то юридических процедурах, суть которых представляла весьма смутно. Первым делом я собрала вещи — все уместилось в одну сумку, ту же, с которой я сюда и приехала. Бережно уложила туда подарок Акселя — книгу. Сняла, не удержавшись, со шкафа снимок его с Джеффом — я не сомневалась, что Джефф вернется из тюрьмы совсем скоро и у них будет возможность сделать другой. Написала записку: мне нужно ехать, но я вернусь, и тогда, надеюсь, мы спокойно все обсудим. Хотела добавить “я люблю тебя”, но не стала. Хотела добавить номер своего мобильного, но решила, что если он так и не позвонит, это будет слишком больно. Затем я покормила кроликов, сунув руку в клетку и почесав за ушком Энди, по очереди обняла за шею стоящих в стойле Бонни и Клайда, пожалев, что не взяла для них морковку.