Джек. Я имею в виду, не прямо сейчас, но в конце концов ты ведь должен это понять?Он сделал еще один глоток вина и отодвинул свой суп.— Соленый, — сказал он.Я кивнула.— В прошлый раз, когда мы ссорились, мы переборщили с эмоциями. Я не хочу повторять эти же ошибки, Джек. Я хочу, чтобы мы были откровенны друг с другом. Последнее, чего мне хочется в этом мире, — это позвать тебя с собой в Нью-Йорк, если это не то, чего ты хочешь.— В том-то и дело, я хочу этого. Именно поэтому я и сказал, что не хотел встречать человека, похожего на тебя. Ни сейчас, ни когда-либо. Какая-то часть меня помешалась на этом. На тебе. А вторая часть, та, которую я сам не до конца понимаю… эта часть требует, чтобы я двигался дальше, узнавал что-то новое. Что-то необычное.— Мы могли бы делать это вместе. Мы уже делали. Мы путешествовали вместе и каждый день видели что-то новое.— Я знаю. Это правда.— А ты заставил меня задуматься над своей жизнью. Не одному тебе сложно, Джек. Я еще даже не заполнила глупые формы от Банка Америки. Это настолько не похоже на меня, ты даже представить не можешь. Но теперь мой кругозор стал шире. Ты заставил меня поставить свой выбор под вопрос, а это совсем не просто. Так что ты тоже оставил свой отпечаток на моих планах.Подошел официант и, забрав наши супы, заменил их свиным стейком на косточке. Это была особенность ресторана. У меня не было аппетита, но я улыбнулась и сказала Джеку, что мясо выглядит аппетитно. Он протянулся через весь стол и взял меня за руку.— У меня был друг по имени Том, Хезер. Он был старше меня, но не прямо старик. Может, немного за сорок. Отличный парень. Он был мне за наставника. Я работал с ним в той газете. У нас были похожие желания, более-менее. Мы оба хотели стать журналистами. Однажды во время бритья он обнаружил уплотнение прямо над ключицей. Он обратился к доктору, ему сообщили диагноз — рак, и через девять месяцев он умер. Не знаю, удалось ли мне полностью осознать, что он для меня сделал. Мысленно. Из зрелого мужчины в полном здравии он за считаные недели превратился в ракового больного. Невозможно просто взять и переступить через такое. Невозможно просто забыть, если однажды увидишь, как болезнь забирает человека. Я пообещал себе, что увижу весь мир и испробую все, что только смогу. Я знаю, что это невозможно, правда, но также я знаю, что однажды мы умрем, и это случится быстрее, чем мы думаем. Это может случиться когда угодно. Поверь мне, когда Том заболел, я слышал, как смерть стучится в двери. Поначалу думаешь: конечно, да, я умру когда-то потом… Но когда внезапно это становится реальной возможностью — умереть сейчас, на этой неделе или завтра, тогда-то все и меняется. Меняется все на свете, Хезер, поверь мне. Я знаю, что я умираю. Меня этому научил Том. Это моя проблема, Хезер, не твоя. Это мои заботы. Ты идеальна. Правда. Если в этом мире и есть кто-то, с кем я хочу провести свою жизнь, так это ты. Но я не знаю, что могу дать тебе.Джек крепко держал мою руку. Он вдруг покраснел.— Ладно, — сказала я после долгой паузы. — Я поняла. Правда.На самом деле я ничего не поняла. Я не могла думать. Не могла связать и двух слов. Я сделала глоток вина. Меня не покидало чувство, словно мой мозг — это краб, отчаянно ищущий убежища. Он так решил расстаться со мной? Или говорил это для того, чтобы предостеречь меня не влюбляться в него? Если так, то было слишком поздно.— Ты в порядке? — спросил он.— Конечно. Просто как-то грустно.— Я не хотел…Я очень осторожно поднялась. «Спокойно», — напомнила я себе. Мне нужно было срочно уйти. Мне нужно было время, чтобы подумать. Казалось, моя шея вот-вот вспыхнет.— Мне жаль Тома, Джек. Очень. Мне жаль, что он умер. Я уверена, что ты перенес сильное потрясение. Такое нельзя забыть. Но даже это не дает тебе права делать другим больно. Нельзя так поступать. Нельзя воспринимать людей как просто очередной опыт. Так делать нельзя. Не нужно играть в любовь, а потом давать задний ход, потому что не хочешь становиться смыслом жизни для кого-то. Это называется использовать людей. Ты можешь говорить о Нью-Йорке и тюрьмах, о выборах, которые тебя ограничивают, но ты с неподдельным интересом говоришь о свадьбе, о том, как звучала бы моя фамилия… А сам думаешь о том, как выбраться из этого всего и продолжить свою раздольную жизнь. Что ж, не стоит беспокоиться. Продолжай свои поиски. Не позволяй мне стоять у тебя на пути.— Хезер… — начал было он.— Я не злюсь. Честно, совсем. Но ведь я и не ловушка, Джек. Я не тупик, которого нужно избегать. Ты знаешь, где настоящая тюрьма? В твоих мыслях. В твоей голове. Мы живем в наших мечтах, Джек, и ты можешь путешествовать до изнеможения, но в конце концов ты обнаружишь, что по-прежнему живешь в своей голове. Ты заставил меня поверить, что иметь кого-то рядом — это хорошо, иметь кого-то, кто будет сидеть с тобой в кино и есть попкорн, а потом вы обсудите фильм вместе. Но если это — не то, чего хочешь ты, если для тебя быть свободным значит смотреть фильм в одиночестве, то я поняла. Удачи, Джек.Осторожно, осторожно, осторожно я вышла из ресторана. Я не хотела уноситься прочь, чтобы не выдавать нетерпение в своей походке. К тому же я и правда не злилась. Просто в моем сердце образовалась дыра. Я задержала дыхание и представила, что я на дне бассейна. Я подняла подбородок и попыталась не смотреть по сторонам. Какая-то часть моего мозга начала посылать мне сигналы с вопросами: где мой рюкзак, куда я иду, где Констанция, как с ней связаться… В то же время мое сердце начало выскакивать из груди. Мне хотелось разреветься, но я не позволила бы себе сделать это.Выйдя на улицу, я осознала, что мне холодно. По-настоящему холодно. Горы шептали, что мне пора домой.Я не стала собираться и уезжать. Драматические исчезновения стоят денег, а от моего бюджета осталось совсем немного. К тому же я не знала, куда именно хочу отправиться, как я туда доберусь и каким должен быть следующий шаг. Мы сняли номер в дешевом отеле, и мне нужно было место для ночевки. Примерно такое же простое. Всегда важно иметь крышу над головой. Это первое правило. Пришло время становиться прагматиком. Я решила, что не ненавижу Джека. Решила, что у него есть право бояться болезни, что забрала его друга. Он поступил плохо, втянув меня во все это, но ведь не он первый и не он последний ошибается в этом мире. Я сама совершала уйму ошибок. Я сказала себе, что мне нужно расслабиться. У меня куча дел в Нью-Йорке. Честно говоря, даже больше. Вернувшись в номер, я достала iPad и ответила на каждый запрос, заполнила каждую форму и сделала все, что ожидало меня все время, пока я колесила по Европе с Джеком. Я попросту забылась с ним. Джек тоже забылся по-своему. Мы не должны были становиться врагами. Это просто-напросто вопрос приоритетов.Я переоделась в пижамные штаны и амхерстскую толстовку.И снова задержала дыхание. В этот раз помогло. Затем я подложила под спину подушки и открыла Хемингуэя. Я долго думала о том, что Хемингуэй бросил первую жену ради чего-то нового. Чем-то новым стала женщина по имени Полетт или Полин, что-то вроде этого. Это тоже вопрос приоритетов. Вопрос преимущества. Каждому приходится решать, на что ставить свои деньги за столом рулетки.Немного позже я выключила свет. Вряд ли я смогла бы уснуть.Примерно через час вошел Джек. Он освещал себе путь фонариком на телефоне. Я упрямо не открывала глаза.— Мы можем поговорить? — мягко спросил он. — Хезер, ты не спишь? Мы можем поговорить?Я подумала о том, чтобы притвориться спящей, но какой в этом толк? Я протянула руку к лампе у кровати и включила свет. Джек сел на кровать и положил руку мне на ногу. Я облокотилась на подушки и попыталась убрать волосы с лица.— Было так себе, — сказал он. — Я имею в виду ужин.Я пожала плечами.— Думаешь, это можно исправить? — спросил он.— Я не знаю как. Вряд ли все будет так, как прежде.— Прости, что я сомневался насчет поездки в Нью-Йорк. Я не хочу терять то, что у нас есть. Ты мне очень нравишься, Хезер, но меня это пугает. Вот что я хочу сказать. Пару лет назад я был совсем как ты. Я думал об акциях, о карьерной лестнице, но однажды ко мне пришел Том и рассказал, что случилось. После его смерти я осознал, что делаю совсем не то, чем по-настоящему хотел бы заниматься. Знаю, звучит театрально, но я пообещал себе, что больше ни дня не потрачу в офисе. Я спросил себя, хочу ли я изменить жизнь, могу ли я это сделать. Я решил отправиться в эту поездку, следуя дневнику дедушки, в надежде, что это путешествие вернет меня к жизни, как вернуло его. И тогда я встретил тебя.— Джек, я уверена, что не в силах понять, каково это — видеть смерть друга. Я не знаю, как это. Но ты должен понять, что ты свободен. Ты можешь делать все, что захочешь. Ты ничего мне не должен.— Не в этом дело, Хезер. Прости, что у меня плохо получается донести свою мысль. Я продолжаю говорить не то, что имею в виду.— Я тебя слушаю, Джек.Он сделал глубокий вдох. Было заметно, как отчаянно он старается сформулировать предложение.— Дело не в тебе. Проблема в том, чтобы возвращаться к работе, к журналистике… Много препятствий. Еще и смерть Тома. Ему в грудь вживили шунт, по которому поступали интерфероны. Это продолжалось долгое время, и каждый день ему становилось все хуже. На это страшно было смотреть, Хезер. Я перестал доверять миру. Ты теряешься во всех этих страхах и мыслях, но дело не в нас, дело в жизни.— Я понимаю, Джек. Ты не должен оправдываться передо мной или кем-либо. Я собираюсь поехать в Париж. Все равно нам скоро лететь домой, к тому же у меня заканчиваются деньги. Я уже сказала Констанции. Она скоро будет выезжать из Испании.— Я с тобой. Я хочу быть в Париже с тобой.— Не уверена, что это хорошая идея.— Мы говорили о том, чтобы поехать в Париж вместе.— Мы много о чем говорили. Я не стану тебе врать, Джек. Я влюбилась в тебя. Я знаю, это банально, но с тобой у меня захватывает дыхание. Это правда. Не знаю, насколько хорошо мы подходим друг другу, но я хотела попробовать. Отношения с тобой не казались мне концом свободной жизни. Я видела лишь начало. Увлекательное начало. Я хочу продолжить путешествовать, Джек. Я хочу посетить Японию, Индонезию… Целый мир, правда. Да, я буду работать, и да, я должна буду тяжело работать в офисе, но я этому рада. Это часть моей жизни. И я решила, что ты тоже мог бы стать частью этой жизни. Так или иначе, я на это надеялась. Но если этому быть не суждено, то ладно. Мне больно, но я переживу. Я по-прежнему люблю все то, что мы пережили вместе.— Мне просто нужно немного больше времени.— Для чего? Звучит не очень убедительно. Или целесообразно. Это лишь увеличит пропасть между нами. Я не хочу ставить тебе ультиматум, но мне кажется, пришло время делать выбор. Как бы там ни было, для меня это очень важно. Я не могу просто закрыть на это глаза. Если бы мы встретились где-то в Штатах и продолжали встречаться, пустив все на самотек, было бы намного проще. Но судьба распорядилась иначе, верно? Мы встретились в поезде в Амстердам. Может быть, именно то, что мы провели столько времени вместе, путешествуя, сыграло роль. Может, это ускорило события без нашего ведома. Я не знаю. Я устала думать об этом, Джек. Я скоро поеду домой. Прежде чем я уеду, я хочу еще раз увидеть Париж. Я полюбила этот город еще до того, как побывала там. Но я не хочу ехать туда с тобой. Больше не хочу. Если ты хочешь полететь со мной… Я не хочу запомнить Париж как город, где я рассталась с возлюбленным. Помнишь, когда-то давно ты спросил, что меня привлекает в Хемингуэе, а я ответила, что его депрессивность? Что ж, мне нравится его печаль, но я не хочу везти ее с собой в Париж.Он долго смотрел на меня молча. Затем, медленно сняв ботинки, он лег рядом, прильнув ко мне головой. Я повернулась к нему. Наши лица разделяли какие-то сантиметры.— Я выбираю тебя, — прошептал он, прикоснувшись к моей щеке. — Честно. Я выбираю тебя. Ты подарила мне надежду, которую я так давно потерял. Ты примешь меня?Я кивнула. Я ни на секунду не сомневалась в своих чувствах.— Ты уверен? — спросила я. — Не обещай ничего, если на самом деле этого не хочешь. Зачем обсуждать это снова?— Сначала мы поедем в Италию, а затем — в Париж. У нас есть немного времени, и я хочу посетить последнюю точку из дневника. Потом я поеду с тобой в Париж, а после — в Нью-Йорк. Я пока что не знаю всего, но знаю лишь, что хочу быть с тобой. Прости, что было так сложно. Я не хотел. Мне просто было страшно, Хезер. Может быть, это из-за того, что я пообещал себе больше ни на что не надеяться, а потом появилась ты.— Ты тоже изменил меня, Джек. Ты заставил меня поставить под вопрос свои предположения и немного притормозить. Я многому научилась у тебя. Подумываю даже избавиться от своего «Смитсона».— Не уверен, что мир готов встретить Хезер Малгрю без ее «Смитсона».— Я теперь новая, свободная Хезер. Погоди — и увидишь.— Мы с тобой встретимся посреди пути.— Да, таков мой план.Он сощурил глаза. Нежно поцеловав меня, он просто прислонился губами к моим.— Наверное, ты голодна, — сказал он. — Ты совсем ничего не ела в ресторане.— Да, голодна.— Что если я скажу, что у меня в рюкзаке мороженое «Бен и Джерри»?— Ты врешь.Он кивнул, снова поцеловал меня, и немного позже мы уснули. Песчаные журавли больше не беспокоили меня, и шторм ушел на восток. Но что случилось, что все это значило, я не знала.— Его зовут Джек Квиллер-Куч, я встретила его по пути в Амстердам… Да нет, он тебе понравится, мам. И папе.Я говорила с ней в поезде по пути в Италию. Джек отправился в вагон-ресторан. На этот раз поезд был полупустым. Нам досталась роскошь в виде двух свободных лавочек напротив.— Что значит «он вернется со мной»?Если я правильно угадала, она попивала чай. Я знала, что она сидит на террасе, полной комнатных растений и герани, — это ее любимое место летом. Она любила герань.Я заметила, как она пытается сохранить спокойствие. В ее голосе было недоверие к Джеку — ко всему, что собой представлял Джек, — но я знала, что она пытается быть понимающей и спокойной, и это лишь усугубляло ситуацию.Я с ужасом ждала этого разговора. Если Джек поедет со мной, это значит, что ему придется остановиться у нас дома, хотя бы ненадолго, и я хотела обсудить это с мамой.— В каком смысле? — спросила я лишь для того, чтобы выиграть время для раздумий.— Ну, я не знаю, Хезер. Правда, не знаю. В смысле… Вы что, жениться собрались?— Нет, мам. Все совсем не так.— Но он приедет с тобой…— Таков наш план.Она молчала. Она была безоговорочным мастером молчания. С ней всегда было сложно. Пауза затянулась надолго, и я выпалила что попало, лишь бы заполнить тишину.Я хотела дождаться ответа, но не смогла.— Мы путешествовали вместе, — объяснила я. — В Германии, Польше и Швейцарии, мам. Теперь мы едем в Италию… Я тебе говорила. Естественно, мы важны друг другу. Мы пока что решаем, что это значит.— Понятно.— Вряд ли тебе понятно, — сказала я, слегка разозлившись. — Он потрясающий. Он очень привлекательный. Он вермонтец. Он рос на ферме, почти все детство.Да, Мамазавр — гуру молчания.— И я думаю, что влюблена в него, мам. Ты понимаешь? Думаю, я люблю его. Думаю, мы по-настоящему подходим друг другу… Как вы с папой.Казалось, я вот-вот расплачусь.Поезд продолжал стучать по рельсам. На горах и соснах за окном иногда виднелись бледные призраки снега и льда.— Так значит, когда ты приедешь домой, он будет с тобой? — спросила мама.— Да, мам. Джек будет со мной.— Вы собираетесь жить вместе?— Я не знаю. Мы еще не обсуждали всех деталей.— Но если он приедет с тобой домой…— Я понимаю, мам. Я знаю, о чем ты говоришь. Нам нужно разъяснить пару практических моментов. Я понимаю. Мы с этим разберемся. Мы продумаем наш план получше. Прости, что ошарашила тебя этой новостью. Это и для меня новость, поэтому у меня пока что нет всех ответов. Но я хотела, чтобы ты знала, что происходит.— Я рада. Знаешь, можно было просто привезти сувенир. Не обязательно ехать в Европу, а возвращаться с мужчиной.Я сделала глубокий вдох. Это была шутка. Наверное, она пошутила.— Я хочу, чтобы ты порадовалась за меня, мам.— Я рада, милая.— По-настоящему, мам. Не сдержанно. Не осуждающе. Не знаю, правильно ли мы поступаем, но интуиция подсказывает, что да. Я все обдумала, поверь мне. Я не теряю голову. Джек настоящий и надежный… Надежный как никто. Он видит мир таким прекрасным… Не так, как я его вижу, но в этом мы дополняем друг друга. Я не знаю. Я устала раскладывать все по ящикам, мам. Я делала это всю свою жизнь. А Джек не подходит ни к одному ящику, это мне в нем и нравится. Когда я с ним, мир кажется более открытым. Правда. Я пыталась рассуждать разумно. Мы слишком молоды, не встали на ноги… Есть целая тысяча причин отказаться от этой затеи, но так бывает всегда, верно, мам? Ты сама меня этому научила. Иногда нужно принять подарок судьбы и не отпускать его. Пожалуйста, скажи, что ты понимаешь, мам.— Конечно понимаю, милая, — сказала она, и это была хорошая мама, теплая, идеальная мама, которая фотографировала меня с подругами на выпускном и которая, наверное, наверное, наверное, понимает меня лучше всех на свете.И мне не составило труда представить себе их разговор с папой вечером.— Хезер встретила кое-кого.— Кое-кого?— Мальчика. Ну, вряд ли технически он мальчик. Молодого человека.— И…Мой папа сидит в своем кресле на террасе, смотрит игру Янки и, быть может, попивает темный односолодовый скотч.— И она собирается привезти его домой.Папин взгляд. Немного раздумий. Насмешливый подъем бровей.— Она должна работать… — скажет он.Мама кивнет.— Хм-м-м.Затем он взглянет в телевизор или на заходящее солнце, поднимет бокал, сделает глоток.Он подумает, что все идет не по плану. Что я поторопилась и что я несерьезная. О чем я думала?— Как прошло? — спросил Джек, плюхнувшись на сиденье напротив. Он протянул мне горячий шоколад. У него был довольный и отдохнувший вид. Я осознала, что теперь знаю, как он спит и как себя чувствует.— Думаю, могло быть и хуже. Конечно, для них это неожиданные новости.— Хорошо. Давай сюда свои ноги, я сделаю тебе массаж. Это наименьшее, что я могу сделать.— У меня грязные ноги.— Меня устраивает.— У тебя точно фут-фетиш. Это становится все яснее.Я отхлебнула еще немного горячего шоколада. Было довольно вкусно. Он похлопал по своим коленям, чтобы я положила на них ноги. Я послушалась. Попросила его не снимать мои носки.— Когда ты позвонишь своим предкам? — спросила я.— Ох, у нас не такая семья.— А какая?— Я не знаю. Мы правда любим друг друга.— Еще одна патология?— Это делает меня лучше. Ты разговаривала с мамой или папой?— С мамой. Но это то же самое, что общаться с ними обоими. Они всегда рассказывают все друг другу.Он нажал на нерв на моем пальце, и моя нога немного подскочила. Мы вернулись в тихое русло. Все стало даже лучше, чем раньше, ведь теперь все лежало на поверхности. Впервые мы заговорили о Нью-Йорке не как о гипотетическом пункте назначения, а как о месте, где будем жить. Это изменило все для нас обоих.— Спишь? — спросил он. — Иногда от массажа ног меня клонит в сон.— Что мы будем делать в Италии?— Есть спагетти. Осматриваться.— То есть мы едем в Италию лишь для того, чтобы поесть спагетти?— Звучит безбашенно, когда ты это говоришь.— Твой дедушка был там?Он кивнул.— А потом Париж? — спросила я.— А потом Париж. Раф с Констанцией тоже будут там. Вот и конец нашему путешествию. Как-то так.— Поскорее бы их увидеть.— Да, было бы неплохо встретиться с ними в Италии.— Жаль, что у нас так мало времени. Я тебе рассказывала, что в детстве думала, будто Венеция находится на Венере? Думала, что это город на другой планете.— И ты говоришь, что окончила Амхерст.— Не знаю, дело в похожих названиях. Я помню, как разочаровалась, когда моя подруга сообщила мне, что Венеция — это город в Италии. Я сначала даже не поверила ей. Решила, что ее дезинформировали. Думала, что гондольеры в полосатых рубашках… что это космическая униформа.— Да уж, у тебя есть свои странности, Хезер.— Было легко ошибиться.— То же самое, что перепутать трубкозуба и ковчег для машин. Именно так я считал в детстве.— Ты думал, что трубкозуб — это ковчег для машин? Мне даже сложно выговорить. Какая-то скороговорка. Что такое ковчег для машин?— Я просто подумал, что если Ной построил ковчег для животных, то почему не может быть ковчега для машин? И я решил, что это трубкозуб.Он снова взял меня за пальцы на ногах. Я ощущала легкость, счастье и поддержку. Мы по-прежнему смотрели друг другу в глаза, когда зазвонил мой телефон. Я опустила взгляд и увидела, что это папа. Я показала телефон Джеку, и он встал с сиденья.— Ухожу, — сказал он.Нежно поцеловав меня, он удалился в вагон-ресторан.— Так, расскажи мне о Джеке, — сказал папа. — Твоя мама сказала, что он сопровождает тебя домой.Сопровождает. Словно Джек — какой-то слуга.Наверняка его насторожила настойчивость мамы в ее просьбах выяснить, что все это значит. Старый трюк. Боже, до чего же быстро они сработались.— Джек — это человек, которого я встретила в поезде по пути в Амстердам.— Он американец?— Родился и вырос.— Твоя мама сказала, что он из Новой Англии?— Вермонт, — сказала я.Меня раздражали мои короткие ответы, но я не хотела рисковать и затягивать со своими репликами. Лучше отвечать короткими повествовательными предложениями, не проявляя особой инициативы.— И какие у него планы? Ты знаешь?— Относительно чего?— Ну, просто, в общем. Планы на жизнь. Вы это обсуждали?— Папа, ты слишком любопытный.— Я не специально, милая. Прости. Мне просто интересно. Как и твоей маме. Это большой шаг. Ты только выпустилась весной.— Я знаю, пап.Я отхлебнула еще немного горячего шоколада. Решила не вестись на ловушки отца. Если ему нужны ответы, ему придется вести разговор. После короткой паузы он продолжил:— И насчет твоей новой работы… Команда Эда Белмонта сделала скачок выше крыши. В смысле, их продажи. О них написали в журнале «Уолл-Стрит». Во всяком случае, Джек будет жить с тобой?— Мы пока не знаем, пап. Наверное. Мы знаем лишь то, что хотим быть вместе. Это и есть суть нашего плана.Сильная, колющая боль, как пуля, пронзила мой лоб. Я приложила горячую чашку ко лбу, но это не помогло.— И чем он занимается? — спросил папа.— Чем занимается?— Его профессия… Стремления. Что он планирует делать?— Он следует записям из дневника своего дедушки. Преимущественно этим он и занимается в последнее время.— Дневник дедушки?— Его дед путешествовал по Европе после войны. Джек прослеживает его шаги и думает написать книгу. Он любил своего дедушку. А до этого Джек работал журналистом в Вайоминге.Папа ничего не ответил. Прилив электрического шума, связывающего наши телефоны, накатывал волнами.— Ладно, наверное, тебе лучше знать, Хезер. Мы немного озабочены — твоя мама и я, — мы немного озабочены, что все происходит слишком быстро. Ты совсем молода, детка, и это твоя первая