Софи отошла вглубь камеры и присела на койку. Окон не было, очевидно, они были заперты в подвале. Хотелось сказать что-то Линару, но камеры на потолке мигали красным индикатором, и она понятия не имела, слушают ли их или только наблюдают. Она вытянулась на койке и закрыла глаза. Думать было слишком страшно. Успеет ли Нилан их спасти? Не потерял ли он ее за эти долгие два месяца? Софи часто вспоминала их последний день. Как вышла из машины и пошла в магазин набивать сумку ворованной зубной пастой. А потом вышла ни с чем — охрана снова ее не задержала. Он стоял около машины и курил. Привычный, знакомый до последней морщинки, тот от кого она всегда получала поддержку и утешение. Софи в третий раз беспомощно развела руками — ну не ловили ее охранники. И тут за спиной раздалось строгое: — Девушка! Софи замерла и обернулась. К ней шел охранник. Она взглянула на Нилана. Страх сковал ее по рукам и ногам. Он выбросил окурок и пошел к ней. На мгновение Софи поверила, что он оттолкнет охранника, сунет ее в машину и ударит по газам. Увезет от того, что ждало впереди. Нилан прошел мимо и подошел к автомату с напитками. Софи под руку увели в магазин, где она вытряхнула сумку и стала ждать полицию. Нилана она больше не видела, хотя его машина так и осталась припаркованной неподалеку. Есть ли еще они — те эльфы, что собирали ее в это проклятое приключение? Они рядом? Смогут ли помочь? Она поглядела в угол решетки, где за прутьями была едва видна камера Линара. А он — он еще на ее стороне? Или все его слова чистая неразбавленная правда? Вдруг он верит в то, что она здесь ради себя самой и только? Или ненавидит за то, что не дала сбыться задуманному? Предала его, рассказала все людям, а теперь еще и заставляет смотреть, как ее мучают, делает его уход полным страданий. Забирает последнее утешение. Время тянулось медленно. Им принесли еду на подносах. Софи не смогла себя остановить — стояла у решетки и глядела на Линара в его камере. Как давно она не видела его. Как он изменился: резкими стали жесты, холодным взгляд. Все то время пока он ел, Софи стояла и жадно ловила каждое его движение. Только после того, как он строго посмотрел на нее и покачал головой, она отошла от решетки и поела сама. Ночью она проснулась от глухого голоса и не сразу поняла, что происходит. Тишина вокруг была абсолютна, только едва слышно гудели провода да камеры на потолке, только трубы урчали где-то внутри стен. Линар напевал, лежа на своей тюремной койке. На эльфийском. Софи с удивлением узнала мотив. Это была та самая песня, что она вечность назад играла на рояле Линара в Сиршаллене. — Ты пообещай мне дальше петь наши песни, что не спеть мне одному... — тихо плыло по коридору. Горло Софи сдавило. Линар, как и говорил, не был хорошим певцом. Но он умудрился переложить слова с общего языка на эльфийский, видно, больше нечем было заняться в одиночестве заточения. — Мне так хочется здесь многое успеть, просыпаясь, помнить, для кого живу. Софи с трудом подавила рыдание. Конечно, она знала, что он притворялся. Что все его жестокие слова лишь маска, но вместо облегчения это приносило только больше боли. Они лежали разделенные почти годом разлуки и десятью метрами стальных решеток и людской и эльфийской ненависти. — Ты все, что есть… все, что есть у меня. — Пожалуйста, перестань, — прошептала она и голос умолк. Софи, сглотнув слезы, перевернулась на другой бок и закрыла глаза. На следующий день Софи снова заковали и повели куда-то. Она ожидала снова оказаться в допросной с большим зеркалом, но ее отвели еще на один этаж ниже. Тут было холодно и тихо, коридоры освещались тускло. У Софи позорно ослабели колени, когда она поняла, куда именно ее ведут. На двери был массивный металлический засов. Его сдвинули, металл надсадно скрипнул, и Софи почувствовала, как все мужество покидает ее. Вот тут, за этой дверью ей и суждено испытать все те ужасы, что два месяца приходят к ней в кошмарах. Захотелось попятиться и словно маленькая девочка заплакать «Нет! Не хочу! Не надо!». Если бы она хоть на волосок верила, что это может помочь, в эту секунду не раздумывая стала умолять. Но помочь это точно не могло. Конвоир толкнул ее в спину, и Софи прошла в дверь. Комната наводила неконтролируемой жути. Это была пыточная и никак иначе. Полы и стены были облицованы кафелем, с потолка свисали несколько колец на железных цепочках. По стенам тянулись плотно закрытые шкафа, о содержании которых Софи отчаянно молилась никогда не узнать. В центре в полу был металлический сток, а на стене висел душ с длинным — метра два не меньше, шлангом. «Чтобы смывать кровь по всей комнате, с пола, со стен», — поняла Софи и похолодела. По центру комнаты под яркой лампой стояло мощное стальное кресло с расстегнутыми металлическими и кожаными креплениями для рук на подлокотниках и ног на ножках и полу. Походило на электрический стул. Едва увидев его, Софи чуть не лишилась чувств. Конвоиры вышли, зато вошел Альберт Рош. Он обошел помещение, с неприязнью косясь на железный стул, прикрученный внушительными болтами к полу. — Здесь можно говорить открыто. Нет камер и прослушки, — сказал он, и Софи заметила, как слегка расслабились его плечи. — Не хотелось бы, чтобы вы оказались здесь, София. — Линар был тут? — вырвалось у нее. — Сотни раз, — бросил Рош и в его голосе Софи послышался странный холод. Словно ему было действительно неприятно говорить об этом. — Что мне сделать, чтобы не оказаться здесь? — Софи презирала себя за эту искорку надежды в собственном голосе. А в голове все отчаяннее трещала паника: ничего ты не сделаешь. Ты окажешь тут. И эти вот кожаные ремни пристегнут руки, а эти ноги. И твоя кровь потечет по полу вон в тот сток. — Попробуйте его убедить. Он может дать нам информацию в обмен на вашу жизнь. — Информацию, — бесцветно повторила Софи. — Да. Нам нужно все, что известно об этом вирусе. Где его производили, кто именно, как его остановить. Где взять чистый образец. Мы в очень сложном положении, София. Прогнозы аналитиков очень неутешительные. Уже через двадцать лет дефицит рабочей силы начнет сказываться на всех областях экономики. Через тридцать придется остановить водоочистительные сооружения, буровые установки, шахты, сбросить воду с дамб. Оросительные каналы опустеют, другие области затопятся. После этого бензина хватит лет на пять не больше, дальше автомобильное сообщение умрет, авиа и железные дороги и того раньше. В городах начнется адский голод, эпидемии, паника. Не останется компетентных специалистов: медиков, физиков, химиков. Начнется консервация АЭС. Электричество станет роскошью. Мы вернемся в каменный век. Если, конечно, вообще проживем столько. Не исключен вариант множественных войн и терактов. Атомные взрывы, беспорядки, фанатики. Такое вот нас ждет будущее, если мы не остановим этот вирус. Не слишком приятная картина, да? — Да. Для людей, — добавила она зачем-то. — А для эльфов? Думаете, будут скрывать виновных? И что с ними сделает разъяренная людская толпа? — А это уже выбор людей — открывать эту правду или нет. Вершить суд или нет. Не подумайте, что я оправдываю его методы, но Линар пошел на это не потому, что сумасшедший. Мы сами вынудили его. — Вынудили? — Рош хохотнул. — Что ж не сказать, что мы были мягки с эльфами. Признаться, я думал, что они на привилегированном положении. Закон для них не писан, но все оказалось куда проще и грязнее, да? Об этих тайнах ты тоже в курсе? — прищурился Рош. Софи недоуменно пожала плечами. — О том, зачем Вечный Принц таскается в Кайрин. — Нет. Об этом я ничего не знаю, — Софи было совершенно безразлично, поверит он ей или нет. Она смотрела на металлический стул, к которому «сотни раз» пристегивали ее Джона. Снова, и снова, и снова. И в груди, где-то очень глубоко, гораздо глубже ее страха, маленькой червоточинкой зародилось что-то очень темное, страшное, то, что ей еще не доводилось чувствовать. Ненависть к тем, кто делал это с ним. Ненависть к этим людям. — Если до этого дойдет, а я очень надеюсь, что нет, ты увидишь их своими глазами, — мрачно сказал Рош. — Но я надеюсь, что не дойдет, София. Если эти люди доберутся сюда и нам нечего будет им дать, они не станут церемониться с тобой, как не стали с ним. — Что с ним делали? — прошептала Софи. Лицо Роша закаменело. — Ему причиняли боль, — сказал он скупо. — Линар очень упрямый, — Софи смотрела на Роша и гадала, притворяется ли он ее другом. Еще один задушевный разговор, чтобы вытянуть из нее что-то? У Софи екнуло в груди, ведь то же самое ей говорил Нилан. — Не хочу смотреть, как тебя пытают, София. Можешь не верить, но мне от этого не по себе. Такие методы не делают нам чести, как сказали бы наши остроухие друзья. — Рош не улыбался. — Полагаю, нам всем придется на это посмотреть, потому что Линар вряд ли заговорит, — Софи поняла, что верит в это. Что он в первую очередь поставит народ, даже если ее будут убивать на его глазах. Оставалось надеяться только на Нилана и остальных, но ночь минула, а их нет. Он клялся, что придет как можно скорее, и вот не появляется. — Как? — Софи хмыкнула. — Не знаю. Это ты жила с ним полгода, спала с ним, ходила с ним на эльфийские вечеринки. Ты знаешь его. — О... — Софи усмехнулась. — Я думала, что знаю его. Это большая разница. — Но тебя он не убил, — Софи пожала плечами. — Мог, но не убил. Я видел записи с камер и был в том номере, в котором убили эту Фелис, с которой вы летели. Он хладнокровно застрелил ее, но тебя увез. Так ведь было дело? Софи отвела глаза. — Я говорила, что не видела лица убийцы. Вы же читали мои показания. — Да-да, не хотела вешать на него труп, оно и понятно. Несмотря на вчерашнее представление, у меня складывается впечатление, что вы двое очень друг другу небезразличны. Это так? Софи молчала. Небезразличны. Как сухо и многозначительно звучали эти слова. Ненавистны — это ведь тоже небезразличны. — Я уже ни в чем не уверена, — пробормотала она. — Послушай, я понимаю, вы рассчитываете, что ваши друзья эльфы, которые заставили тебя украсть чертову зубную пасту придут и спасут вас, — раздраженно сказал Рош. Сердце Софи остановилось. — Но этого не будет. Мы в самом охраняемом месте в центральной части страны. Им сюда ни за что не подобраться понимаешь? Не смогут они вам помочь. И твоя жизнь в твоих руках, София. Ты понимаешь? Софи, онемев, стояла и не знала, что говорить. — Но даже если они каким-то чудом и проберутся сюда, что будет для них самоубийством, они вытащат его и только. Плевать им на тебя. И, разумеется, никто из них и пальцем не пошевелит ради какой-то смертной девчонки. Софи молчала, но из глаз предательски потекли слезы. Ей не хотелось верить этому, но в этот момент, стоя около пыточного стула, она на страшное мгновение поверила. Что все это правда. Что даже если Линара спасут, то ее бросят. Потому что им, благородным эльфам до нее нет дела — она же чумной котенок и только. Поверила, потому что знала — все, что было сделано, было сделано ради Линара Шахранэ Сиршаллена. А она всего лишь средство, инструмент, собака на охоте. И если ее загрызет матерый волк — так что с того, для того и держали. Софи хотела пройтись, но кандалы помешали, да еще и нога наступила на сток. Представив, как тут смывают кровь Линара после пыток, Софи чуть не потеряла сознание. — Я не хочу, — прошептала она. Не хотела она оказаться в этом стуле и не хотела умирать. К глазам подступили жгучие слезы обиды. Так обидно было умирать вот так — молодой, ни в чем не повинной. Почему она тут? За что?! — Ну-ну... — Рош придержал ее, похлопал по спине. — Рыданиями тут мало чем поможешь. — Я хочу уйти отсюда, — искренне прошептала Софи. В этот страшный момент, момент ужаса, слабости, отчаянного животного страха за свою жизнь, ей было даже все равно одна она уйдет или с Линаром. Рош понял ее по-своему и вывел из комнаты. — Ну вот, давай-ка, высмаркивайся, — он дал ей салфетки, и Софи утерла слезы и шумно высморкалась. Ей стало жутко стыдно за минутную слабость. Что она там наговорила? С чем согласилась? Боже, что она натворила?! — Завтра тут будут те, кто не станет подтирать вам сопли, моя дорогая. Поэтому лучше бы твой эльф заговорил сегодня, это ясно? Софи торопливо закивала, хотя в глубине души уже давно не верила, что Линар может «заговорить» даже ради спасения ее жизни. — Ну вот и чудно. Тогда пошли.