— Что вы хотите сказать? — медленно произносит Гуторская, опешив от неожиданности. — Я хочу услышать, что вы скажете. — Забыла сумку с продуктами. Поставила на землю, когда запирала контору. И забыла. — И в складское помещение не входили? — Разумеется, нет! — К сожалению, теперь этого не проверишь. А следствие установило, что был совершен поджог! Некоторое время Гуторская переваривает новость. — Ничего себе!.. Поздравляю — нашли преступницу! — Она взвинчена, но тон привычно едкий. — Скажите на милость, зачем мне?! Я материально ответственная! Зачем мне поджигать?! — Можно сбыть «налево» все ценное и ликвидировать полупустой склад. — Чтобы говорить такие вещи, надо иметь доказательства! — заходится от раздражения Гуторская. — Или помалкивать! — Вы же просили к примеру, — невинно возражает Томилин. 5 Кибрит идет по коридору Петровки, помахивая от возбуждения рулончиком ватмана. Входит к Знаменскому. Тот поднимает голову от стопы бумаг, переложенных тут и там закладками. — Ничего, если я тебя оторву? — спрашивает она. — А вы по какому вопросу? — бюрократическим тоном вопрошает Пал Палыч. — Да по служебной надобности. Не угодно ли вам сплясать, товарищ майор? — Недостача?! — догадывается Пал Палыч. — Она самая! — Раскатывая рулон, Кибрит говорит: — Я с этой схемой не расстаюсь, уже замусолила… Наверно, археологам и то легче. У меня ощущение, будто с ног до головы в саже, сколько ни мойся!.. Двигаемся мы от передней стены, — показывает она по схеме, — и вот смотри, в этом квадратике что, по-твоему, лежало? — Как сейчас помню, пальто на меху, Югославия, пятьдесят штук. — Ни малейшей Югославии! Зола от стеллажей плюс что нападало с крыши!.. Есть и еще. Тут вот рядом значились телевизоры. Они честно сгорели, останки найдены. Зато транзисторы числом восемьдесят явно испарились до пожара! — Еще? — Пока все, Пал Палыч. Ведь только начали. — А я Стольникову отпустил полчаса назад! Хотя… заикнись сейчас о транзисторах, скажут — куда-нибудь перенесли. Чтобы на допросе произнести «недостача», нужны результаты всей вашей работы. Ждать и ждать… — Но ты-то понимаешь, что недостача была? — Да… Была недостача. Была… — с оттенком сожаления подтверждает Знаменский. — Однако плясать не собираешься? — Кибрит разочарована. — Зиночка, за помощь огромное спасибо, без тебя — зарез! Но радоваться… Понимаешь, сидела заведующая, истово клялась всем святым, что пожар и ревизия — случайное совпадение… — И ты поверил? — Нельзя же никому не верить! Когда верится — верю. — Я не о том. Но у тебя такой нюх на вранье! — Я и сегодня ей поверил! — сердится Знаменский. — Даже сейчас верю, что не знала она о поджоге! — Удивительно! По-твоему, Стольникова — невинная овечка? — Разумеется нет! — Тогда ты сам себе противоречишь! — Обстоятельства противоречат. С одной стороны — недостача и ревизия. Чего еще? Ясно. А с другой стороны, я убежден, что пожар для нее неожиданность! 6 Стольникова выскакивает из «аварийной» у ворот склада — не своего, сгоревшего, а другого. Тут все как-то почище и посолидней. Вахтер важничает, словно церемониймейстер. — Вы куда, гражданочка? — Ленка на месте? — Что еще за Ленка? — одергивает он. — Заведующая складом, товарищ Уварова, у себя. — К ней я! — порывается пройти Стольникова. — Минутку! — загораживает дорогу вахтер. — Вам она лично требуется? — Лично и срочно! — Обязан доложить. Организация? Фамилия? — Скажи, Дуся пришла! — Вы не покрикивайте. Доложу — примет. Или не примет. По усмотрению. — Он звонит по внутреннему телефону. — Елена Владимировна, Сидоров беспокоит. Тут вас Дуся спрашивает… Ясно. Будет исполнено. — Обернувшись к Стольниковой, говорит ледяным тоном: — Велела обождать. Присядьте пока. Стольникова, округлив от безмерного удивления глаза, садится… Уварова в своей конторке оглядывает небольшой стол, накрытый к чаю, достает коробку конфет. Она развязывает шелковый бантик на коробке, когда врывается разъяренная Стольникова: — Ты, Ленка, сдурела — держать меня в проходной?! — Да народ был посторонний, Дусенька. Зачем при чужих? — Я со мной так обращаться не позволю! — Батюшки, нервы-то у тебя ходуном. Седуксен попей, Дусенька. Таблетки такие. Говорят, помогают. Участлива и доброжелательна Уварова через край — переигрывает: в ласковой улыбочке скрытое коварство. — Скоро сама будешь пить! Килами! — Зачем мне? Я спокойная. — Сатана ты в юбке! — Не обижаюсь, Дусенька. Знаю, несчастье у вас. Посоветоваться, видно, пришла? Давай чайку. Прошлый раз ты меня поила — теперь мой черед, — и разливает чай. — Да я у тебя крошки не съем, глотка не выпью! Прошлый раз… прошлый раз ты, подлая… — задыхаясь, начинает она. — Когда я срок отбывала, — с нажимом перебивает Уварова, прихлебывая из чашки, — очень к чаю пристрастилась. — Срок? — ошарашенно переспрашивает Стольникова. Сбила Уварова ее наскок. — Ну да, срок. Давненько то было, можно сказать, в другой жизни. Но привычка осталась — крепкий люблю, в красноту.