– Ей вовсе не обязательно знать. Повернись ко мне, Джейми. Пожалуйста. Меня убивает, что приходится говорить с твоей спиной. Ее голос и вправду был каким-то убитым, и мне стало неловко. Я обернулся. Она уже запахнула пиджак, но из-под него все равно выпирала кобура с пистолетом. – Мне нужно, чтобы ты прокатился со мной. – А мне не нужно, – ответил я. Мне сразу вспомнилась моя бывшая одноклассница Рамона Шейнберг. В начале учебного года мы с ней посещали одни и те же уроки, а потом она перестала ходить в школу. Мой друг Скотт Абрамовиц сказал, что ее выкрал отец, судившийся с ее матерью из-за родительских прав, и увез за границу. Куда-то, где нет экстрадиции. Скотт говорил, он надеется, что там тепло и есть море и пальмы. – Мне сейчас необходимы твои способности, – сказала Лиз. – Позарез. Я ничего не ответил, но она, наверное, поняла, что я готов дать слабину, потому что улыбнулась. Это была очень хорошая, теплая улыбка, как бы осветившая изнутри ее серые глаза. В тот день глаза Лиз были совсем не похожи на хмурое осеннее небо. – Может быть, ничего не получится, но мне надо попробовать. Надо, чтобы попробовал ты. – Что попробовал? Она не ответила, тогда – нет, просто протянула ко мне руку. – Я помогла твоей маме, когда умер Риджис Томас. А теперь мне нужна твоя помощь. Вообще-то маме в тот день помог я, а Лиз просто быстренько довезла нас до Кротона-на-Гудзоне, но она заехала в «Бургер Кинг», чтобы купить мне поесть, хотя мама настаивала, чтобы мы гнали без остановок. И Лиз отдала мне свою кока-колу, когда у меня пересохло в горле от непрестанной говорильни. Поэтому я сел в машину. Без всякой охоты, но все-таки сел. У взрослых есть власть над детьми, особенно если взрослый умоляет ребенка, а Лиз именно что умоляла. Я спросил, куда мы едем, и Лиз сказала, что для начала в Центральный парк. Возможно, потом надо будет заехать еще в пару мест. Я сказал, что если не вернусь домой до пяти, мама начнет волноваться. Лиз сказала, что постарается привезти меня домой даже раньше, но дело действительно важное. Очень важное. И вот тогда она и рассказала, в чем, собственно, дело. 21 Человек, называвший себя Подрывником, заложил свою первую бомбу в Истпорте, небольшом городке на Лонг-Айленде неподалеку от Спеонка, где одно время располагалась хижина дяди Гарри (литературная шутка). Это было в 1996 году. Подрывник положил динамитный заряд с подсоединенным к нему таймером в урну у туалетов в супермаркете «Кинг Каллен». Таймер был сделан из простого дешевенького будильника, но он сработал. Динамит рванул в девять вечера, когда супермаркет уже закрывался. Были ранены три человека, все трое – сотрудники магазина. Двое отделались легкими поверхностными ранениями, а третьему не повезло: он как раз выходил из туалета, когда взорвалась бомба. Он потерял глаз и правую руку до локтя. Через два дня в полицейское управление округа Саффолк пришло письмо. Коротенькая записка, напечатанная на «Ай-би-эм селектрик». Вот ее содержание: Как вам понравилась моя нынешняя затея? Это еще не все! ПОДРЫВНИК. Подрывник заложил девятнадцать бомб, прежде чем кого-то убил. – Девятнадцать! – воскликнула Лиз. – Причем он старался, упорно старался. Закладывал бомбы и в пригородах Нью-Йорка, и даже для разнообразия в Нью-Джерси: в Джерси-Сити и Форт-Ли. Всегда динамит. Канадского производства. Однако счет раненых и покалеченных шел на десятки и уже приближался к пятидесяти, когда взрывом, устроенным Подрывником, все-таки убило человека. Того самого человека, который так неудачно воспользовался таксофоном на Лексингтон-авеню. После каждого случая в отделение полиции, ответственное за тот район, где произошел взрыв, приходило письмо. Все та же коротенькая записка: Как вам понравилась моя нынешняя затея? Это еще не все! ПОДРЫВНИК. До гибели Ричарда Скалисе (так звали того человека в телефонной будке) промежутки между предыдущим и следующим взрывами были достаточно долгими. Самый маленький промежуток составлял шесть недель. Самый большой – почти год. Но после Скалисе Подрывник разогнался. Бомбы стали больше и мощнее, таймеры – сложнее. Девятнадцать взрывов между 1996 и 2009 годами (двадцать, считая бомбу в телефонной будке). Между 2010 годом и тем погожим майским деньком в 2013 году, когда Лиз Даттон снова вошла в мою жизнь, Подрывник взорвал еще десять бомб, в результате чего были ранены двадцать человек и три человека погибли. К тому времени Подрывник стал не просто городской легендой и головной болью Департамента полиции Нью-Йорка; теперь о нем знала вся страна. Он умело скрывался от камер видеонаблюдения, а если скрыться не удавалось, камеры наблюдали самого обыкновенного мужчину в неприметной куртке, темных очках и низко надвинутой на глаза бейсболке «Нью-Йорк янкиз». Он всегда смотрел себе под ноги и не поднимал голову. Из-под бейсболки иногда выбивались седые волосы, но это мог быть парик. За семнадцать лет его «царства террора» для его поимки было создано три опергруппы. Первую распустили во время длительного перерыва между взрывами, когда в полиции решили, что он окончательно угомонился и больше не будет ничего взрывать. Вторую оперативную группу распустили после крупной реорганизации всего Департамента. Третью собрали в 2011 году, когда стало ясно, что Подрывник активизировался. Ничего этого Лиз не рассказывала по дороге к Центральному парку; я все выяснил позже, как и много чего еще. И вот наконец, буквально позавчера, в расследовании случился прорыв, которого так долго ждали. Дэвид Берковиц попался из-за штрафного талона за парковку в неположенном месте. Теда Банди поймали, потому что он забыл включить фары. Подрывник – настоящее имя Кеннет Алан Террьо – погорел из-за маленькой неприятности, произошедшей с комендантом жилого дома в день вывоза мусора. Комендант вывозил со двора тележку с мусорными контейнерами и в переулке за домом случайно попал колесом в выбоину на дороге. Один бак опрокинулся, его содержимое вывалилось наружу. Комендант принялся собирать рассыпавшийся мусор и нашел какой-то моток проводов и обрывок желтой бумажки с печатной надписью «КАНАКО». Он бы, наверное, не стал вызывать полицию, если бы это были просто провода, но к ним был прикреплен детонатор фирмы «Дино Нобель». Мы подъехали к Центральному парку, и Лиз поставила машину рядом с небольшой группой полицейских патрульных машин (вот, кстати, еще кое-что интересное, о чем я узнал позже: у Центрального парка есть свой собственный полицейский участок, двадцать второй). Лиз положила на приборную доску свою полицейскую табличку, и мы с ней прошли чуть вперед по Восемьдесят шестой улице и свернули на дорожку к памятнику Александру Гамильтону. Это я выяснил сразу: прочел на чертовой табличке на постаменте. Или на мемориальной доске. Какая, на хрен, разница. – Комендант сфотографировал на телефон провода, обрывок бумажки и детонатор. Но опергруппа получила эти снимки только на следующий день. – То есть вчера, – сказал я. – Да. И мы сразу поняли, что это наверняка наш клиент. – Из-за детонатора. – Да, но не только. Обрывок бумажки тоже очень помог. «Канако» – это канадская компания, производящая динамит. Мы запросили список всех жильцов дома и большинство отмели сразу, без всякой проверки, потому что знали, что нам нужен мужчина, предположительно одинокий и скорее всего белый. Жильцов, подходящих по всем параметрам, было всего шестеро, и лишь один из них раньше работал в Канаде. – Вы их загуглили? – Мне стало действительно интересно. – Именно. Среди прочего выяснилось, что у Кеннета Террьо двойное гражданство, США и Канады. Он успел поработать на многих стройках там у них, на Великом Белом Севере, а также на сланцевой газо- и нефтедобыче. В общем, было понятно, что он и есть Подрывник. Без вариантов. Мне не удалось как следует рассмотреть Александра Гамильтона, я успел только прочесть табличку и заметить, какие смешные у него штаны. Лиз схватила меня за руку и повела на дорожку за памятником. Даже не повела – потащила. – Мы примчались с группой захвата, но в квартире было пусто. Пусто не в смысле мебели и вещей. Все его вещи остались на месте, но самого Террьо не было. Комендант все-таки проболтался о своих интересных находках, хотя ему было велено молчать. Он рассказал кому-то из жильцов, и слух разнесся по дому. Среди прочего мы нашли в квартире у Террьо «Ай-би-эм селектрик». – Это пишущая машинка? Лиз кивнула. – Их выпускали с разными наборами шрифтов. На машинке Террьо был установлен тот шрифт, которым Подрывник печатал свои записки. Прежде чем мы дойдем до скамейки, которой не было, я снова сделаю маленькое отступление и расскажу еще кое о чем, что выяснил позже. Лиз говорила мне правду, когда рассказывала о Кеннете Террьо и о том, как он наконец прокололся, но она постоянно говорила «мы». Мы то, мы это… Однако Лиз не состояла в действующей опергруппе по поиску Подрывника. Она состояла во второй опергруппе, которую распустили в ходе крупной реорганизации всего Департамента, когда там была полная неразбериха и все носились, как курицы с отрубленными головами, но в 2013 году – когда Лиз Даттон внезапно возникла у школьных ворот и уговорила меня сесть к ней в машину – она держалась на службе в полиции на честном слове, да и то лишь потому, что у полицейских очень крутой профсоюз. Но ей все равно грозило увольнение. Отдел внутренних расследований уже кружил над ней, как стервятник над свежим трупом, и ее никогда не назначили бы в опергруппу по поиску и поимке особо опасного серийного маньяка-подрывника. Лиз отчаянно нуждалась в чуде, и этим чудом должен был стать я. – Уже к сегодняшнему утру, – продолжала она, – у всех полицейских Нью-Йорка было подробное описание всех примет Кеннета Террьо. Был объявлен перехват, все выезды из города тщательно проверялись дополнительными патрулями и камерами – ты, я уверена, знаешь, что камер в городе много. Его надо было поймать во что бы то ни стало, живым или мертвым, потому что мы опасались, что он решит уйти в блеске славы. Может быть, взорвет бомбу прямо на входе в торговый центр «Сакс на Пятой авеню» или на Центральном вокзале. Но он сделал нам одолжение. Она остановилась и указала на пятачок вытоптанной травы рядом с дорожкой. – Он пришел в парк, сел на скамейку и вышиб себе мозги ругером сорок пятого калибра. Я потрясенно уставился на пятачок примятой травы. – Сама скамейка уже в криминалистической лаборатории в Джамейке, но именно здесь это произошло. И вот главный вопрос: ты его видишь? Он где-то рядом? Я огляделся по сторонам. Я не имел никакого понятия, как выглядит Кеннет Алан Террьо, но если он вышиб себе мозги, я должен был сразу его узнать. Я видел детишек, бросавших фрисби своей собаке (собака бегала без поводка, что категорически запрещено в Центральном парке), я видел двух женщин-бегуний, парочку скейтбордистов и двух стариков, читавших газеты на скамейке чуть дальше того места, где стояли мы с Лиз, но я не видел никакого мужчины с простреленной головой. Так я ей и сказал. Лиз чертыхнулась. – Ну, ладно. Есть еще два варианта. По крайней мере, из тех, что приходят мне в голову. Он работал санитаром в больнице «Город ангелов» на Семидесятой улице. Не лучшее место по сравнению с его строительным прошлым, но ему было уже за семьдесят… Можно съездить туда. Или сначала в Куинс, где он снимал квартиру? Как по-твоему, Чемпион? – По-моему, мне лучше вернуться домой. Он может быть где угодно. – Правда? А ты вроде бы говорил, что они остаются поблизости от тех мест, где обычно бывали при жизни. До тех пор, пока… как бы лучше сказать… не помирают окончательно. Я что-то не припоминал, чтобы говорил такое Лиз, но это соответствовало действительности. Однако я все больше ощущал себя Рамоной Шейнберг. Иными словами, похищенным ребенком. – А зачем это надо? Он уже умер, его больше нет. Дело закрыто. – Еще не закрыто. – Она наклонилась, чтобы посмотреть мне в глаза. Тогда, в 2013 году, ей не пришлось наклоняться слишком уж низко, потому что я заметно подрос. Конечно, мне было еще далеко до теперешних шести футов[9], но я все-таки вырос на пару дюймов по сравнению с прошлым годом. – Перед тем как застрелиться, он приколол к пиджаку записку. Там было сказано: Будет еще один взрыв, и немалый. Хрен вам всем, и до встречи в аду. ПОДРЫВНИК. Да, это вроде как меняло дело. 22 Сначала мы поехали в «Город ангелов», потому что туда было ближе. Никакого мужчины с дырой в голове перед входом не наблюдалось – только несколько самых обычных курильщиков, – и мы вошли внутрь через дверь отделения экстренной помощи. В приемной сидело довольно много народу, и среди них был мужчина с окровавленной головой. Рваная рана не походила на дырку от пули, и он сам был явно моложе Кеннета Террьо (Лиз говорила, что тому было уже за семьдесят), но я все равно спросил Лиз, видит она его или нет. Она сказала, что да. Мы подошли к стойке регистратуры. Лиз предъявила свой жетон и представилась детективом Департамента полиции Нью-Йорка. Она спросила, есть ли в больнице отдельная комната, где санитары хранят свои личные вещи и переодеваются перед сменой и после. Женщина за стойкой сказала, что комната есть, но полицейские, приходившие раньше, уже забрали все вещи из шкафчика Террьо. Лиз спросила, ушли полицейские или нет, и дежурная сказала, что да, ушли, причем уже давно. – Все равно хотелось бы взглянуть, – сказала Лиз. – Как туда пройти? Дежурная объяснила, что надо спуститься в лифте на уровень В и повернуть направо. Потом она улыбнулась мне и спросила: – Помогаете маме в расследовании, молодой человек? Первое, что пришло мне на ум: Это не моя мама, но да, наверное, я ей помогаю, потому что она надеется, что если мистер Террьо еще здесь, я сумею его увидеть. Однако такого уж точно не следовало говорить, и потому я растерянно промолчал. Зато Лиз не растерялась. Она объяснила, что школьная медсестра заподозрила у меня мононуклеоз, а раз уж Лиз все равно надо было проверить место работы Террьо, она взяла меня с собой, чтобы меня посмотрел врач. Как говорится, одним выстрелом сразу двух зайцев. – Наверное, вам лучше обратиться к своему врачу, – сказала дежурная. – Сегодня тут полный дурдом. Вы просидите в очереди не один час. – Да, наверное, так будет лучше, – согласилась с ней Лиз. Она врала легко и естественно, как дышала. Даже не знаю, пугало это меня или, наоборот, восхищало. Наверное, и то и другое сразу. Дежурная наклонилась вперед. Я завороженно наблюдал, как ее невероятных размеров грудь сдвигает бумаги, лежавшие на столе. Мне сразу вспомнился ледокол, который я видел в кино. Она понизила голос: – Я вам скажу, мы все в потрясении. Кен был самым старшим из санитаров и самым добрым. Трудолюбивым, всегда готовым помочь. Если его о чем-то просили, он никогда не отказывал в помощи. И всегда улыбался такой милой улыбкой. Подумать только, среди нас был убийца! И о чем это говорит? Вы знаете? Лиз покачала головой. Ей явно не терпелось завершить разговор и заняться делом. – Ни в чем нельзя быть уверенным, – выдала дежурная с таким видом, словно открыла великую истину. – Просто ни в чем! – Да, он умело маскировался, – сказала Лиз, и я подумал: Рыбак рыбака видит издалека. Уже в лифте я спросил: