Мы едим яйца и хлеб с вареньем, хотя после ходьбы по Бруклину так устали, что едва можем жевать. Поев, близнецы засыпают, мама кладет их на кровать и переодевает. Мне она велит пойти в уборную и сполоснуть грязные пеленки, — чтобы посушить и завтра снова использовать. Мэйлахи помогает ей подмыть близнецов, хотя сам уже спит на ходу. Я забираюсь в кровать к братьям. Мама сидит за кухонным столом, курит, пьет чай и плачет. Вот бы утешить ее, сказать, что скоро я вырасту, стану работать на заводе с большими воротами, приносить получку по пятницам, она будет покупать яйца, хлеб и варенье и снова петь про поцелуй. На следующей неделе папа остается без работы. В пятницу вечером он приходит домой, швыряет на стол деньги и говорит маме: — Что, довольна теперь? Нажаловалась на проходной, а им только предлог дай, чтоб уволить. Он берет несколько долларов из принесенных денег и уходит. Возвращается поздно, шумит и горланит песни. Близнецы с ревом просыпаются, мама успокаивает их, и сама долго плачет. * * * Мы часами торчим на площадке: то близнецы спят, то мама устала, то папа приходит домой с запахом виски и горланит про Кевина Барри, которого казнили утром в понедельник, или про Родди Маккорли. По улочке узкой юноша шел, Смело врагам улыбаясь. Он шел и златые кудри его Веревки на шее касались. В бесстрашных его голубых глазах, Никто не увидит слезу. Так Родди Маккорли шел умирать На старом Тумском мосту[26]. Он поет и марширует вокруг стола, мама плачет, близнецы ей вторят. — Фрэнки, Мэйлахи, идите во двор, на площадку. Не к чему вам на отца на такого смотреть, — велит мама. Мы не возражаем. На площадке можно играть с кучами листьев и качать друг дружку на качелях. Но вскоре наступает зима и качели замерзают так, что с места не сдвинешь. — Бедные малютки, — говорит Минни Макэдори. — Ни рукавички ведь у них нет. Мне становится смешно, потому что у нас же с Мэйлахи четыре руки, зачем нам одна рукавичка? Мэйлахи не понимает, почему я смеюсь, — вот будет ему почти пять лет, как мне, тогда, может, поймет. Минни зовет нас к себе, угощает чаем и кашей с вареньем. Мистер Макэдори сидит в кресле с малышкой Мэйзи. Он поит ее молоком из бутылочки и напевает: Хлоп-хлоп-хлоп в ладошки, Папочка идет домой, Несет булочки в кармашке, Он для Мэйзи для одной. Хлоп-хлоп-хлоп в ладошки, Папочка идет домой. Несет звонкие монетки, Ведь у мамы — ни одной. Мэйлахи пытается ему подпевать, но я говорю, что нельзя — это Мейзина песенка. Мэйлахи пускается в рев. — Ну, будет, будет, — успокаивает его Минни. — Пой, если хочешь. Это для всех детей песенка. Мистер Макэдори улыбается Мэйлахи, а я думаю: «Что это за мир такой, где каждому разрешается петь чужие песенки?» — Не хмурься, Фрэнки, — просит Минни. — Видит Бог, ты и так почти всегда невеселый. Вот появится у тебя сестричка, тоже будешь петь ей эту песенку. Да-да, будет сестричка, вот увидишь. * * * Минни оказывается права: как мама и мечтала, у нас вскоре появляется малышка, которой дают имя Маргарет. Мы все любим Маргарет. У нее черные вьющиеся волосы и голубые глаза, как у мамы. Она машет ручками и щебечет, как птички на деревьях вдоль Классон-авеню. Минни говорит, что ангелы пели в раю в тот день, когда было сотворено это дитя, а миссис Лейбовиц — что свет еще не видывал таких глазок, такой улыбки и такого счастья. — Как погляжу на нее, так хоть в пляс пускайся, — умиляется миссис Лейбовиц. Папа целый день ищет работу, а когда приходит домой, то берет Маргарет на руки и поет: Эльфа-башмачника я повстречал В дальнем лесу лунной ночкой. Алый колпак да зеленый сюртук, Рядом — кувшин на пенечке. Молоточек сапожный стучал — тик-ток, Я в душе ликовал: «Попался!» Но хитрый гном, прибивая каблук, Тоже чему-то смеялся[27]. Папа носит ее по кухне и говорит ей, какая же она миленькая девочка с черными кудряшками и голубыми глазами, совсем как у мамы, рассказывает, что повезет ее в Ирландию и будет гулять с ней по долинам Антрима и купаться в озере Лох-Ней и что скоро он обязательно найдет работу и купит ей шелковые платьица и туфельки с серебряными пряжками. Папа поет Маргарет песенки, и она плачет все реже, а со временем даже начинает смеяться. — Вы только поглядите, — говорит мама про папу. — Танцует, как слон, а туда же. — Она смеется, а за ней — и все мы. Когда близнецы были совсем маленькие и плакали, папа с мамой говорили им: «Ш-ш-ш», давали что-нибудь поесть и те засыпали. Но когда плачет Маргарет, в воздухе разливается такое острое чувство одиночества, что папа вскакивает с постели, берет Маргарет на руки и начинает ходить с ней вокруг кухонного стола, петь песенки и утешать ее ласково, как мама. В свете уличных фонарей видно, что на его щеках блестят слезы, и это странно, потому что папа вообще не плачет, разве что, когда напьется и горланит «Кевина Барри» или «Родди Маккорли». А вот с Маргарет он плачет, и выпивкой от него больше не пахнет. Мама говорит Минни Макэдори, что он на седьмом небе от счастья, — ведь ни капли в рот не взял с тех пор, как малышка родилась! Давно надо было девочку родить. — Ах, эти девчушки такие миленькие! — говорит Минни. — Мальчики — это, конечно, здорово, но девочку для себя обязательно надо. — Для себя? — смеется мама. — Да если б я ее грудью не кормила, то и не подобралась бы к ней — он же готов день и ночь ее с рук не спускать. Минни говорит, до чего же мило, когда мужчина так обожает свою маленькую дочку, но кто же не обожает Маргарет? Все обожают. * * * Близнецы научились стоять и ходить, и теперь с ними без конца что-нибудь случается. Они все время писают и какают, и от этого у них красные попки. Еще тащут в рот всякую гадость: бумажки, перышки, шнурки, а потом их тошнит. Мама говорит, что скоро сойдет с ума со всеми нами. Она одевает близнецов, усаживает в коляску, и мы с Мэйлахи везем их на площадку. Стало тепло, на деревьях по всей Классон-авеню распустились зеленые листочки. Мы носимся с коляской по площадке, и близнецы сначала хохочут и агукают, а потом принимаются плакать от голода. В коляске лежат бутылочки со сладкой водой, на какое-то время она их успокаивает, но потом снова начинается рев. Я не знаю, что делать — они еще такие маленькие. Вот бы у меня была всякая еда, тогда я бы накормил их и они опять бы смеялись и агукали. Близнецы любят мамино пюре — она растирает в кастрюльке хлеб с молоком, водой и сахаром, у нее это называется «хлебный пудинг». Если привезти близнецов домой, мама наругает, что отдохнуть не даю или что бужу Маргарет. Нам велено играть на площадке, пока не позовут из окна. Я корчу рожицы, чтоб успокоить близнецов. Кладу себе на голову бумажку и роняю ее, близнецы хохочут. Я подкатываю коляску к Мэйлахи, который играет на качелях с Фредди Лейбовицем. Мэйлахи рассказывает Фредди о том, как Сетанта стал Кухулином. Я требую, чтобы он перестал — это же моя сказка, но он не слушается. Я толкаю его, и он принимается реветь.